— Почему ты помогаешь?
— Тебя это не касается! — отвечает резко, но соглашаюсь мысленно с ним. А Калина продолжает: — Как тихо станет, в другой конец хлева пройдешь. Там дверца низенькая. Петли я смазал. Открыта. Как выберешься, беги отсюда!
Судорожно сглатываю. Киваю в ответ. А саму потряхивает от нервного напряжения.
— А куда бежать? — шепотом спрашиваю. — А если погоня? Степь кругом. Не спрятаться!
— Темнеет уже. Воспользуйся случаем. Но по дороге не беги. Вдоль, но на расстоянии. До трассы. Там легче будет. Но на попутку не садись. По кустам иди! Да, долго, но жива останешься. Поняла?
Как болванчик, головой трясу. Слушаю наставления. А сама лихорадочно соображаю: куда именно бежать: домой или в полицию?
Но опять же, доказательства где? Тот, с тату, красиво описал их невиновность. А пока полиция выяснять будет, меня и порешат.
Затаиться надо, но где? Опять к Ольге Петровне попробовать? Она женщина умная. Что-нибудь придумает.
В любом случае, я на свободе окажусь. А дальше уже легче…
Калина выходит и плотно за собой дверь закрывает. Слышу лязг металлический. На замок амбарный, наверное.
Ну и здорово! Впервые за эти дни ликую от радости, что заперта. Пока похитители с замком возиться будут, да обнаружат, что заложница сбежала, я уже далеко буду. Надеюсь, по крайней мере.
Выжидаю, как Калина сказал. Слух напрягаю так, что голова пухнуть начинает.
Даже мышь серая уже не нервирует. Крошечная такая. Сидит и ест спокойно из перевернутой тарелки, на полу. Видимо, этот паскуда Петрик перевернул, когда я врезала ему.
— Кушай! Хоть кому-то сегодня повезло, — с мышью разговариваю, а сама потихоньку из стойла выбираюсь.
Крадусь на цыпочках вдоль всего хлева, но в другую сторону от главных ворот. Чем ближе подхожу, тем быстрее передвигаюсь.
А сама испариной покрываюсь, от волнения. Что если обманул меня Калина? Вот сейчас выйду, а они схватят, поджидая. В кошки-мышки играя.
Ухом к дверце прижимаюсь. Ловлю носом запах старой, прогнившей древесины.
Дверь такую можно и ногой выбить, но Калина прав: тихо надо выйти. Без шума. Потому и петли смазал. Когда успел только?
Мягко от себя толкаю дверцу. Она не сразу, но поддается. Рассохлась. Низом по земле царапает.
Я за край ее хватаюсь, чуть приподнимая. В сторону отвожу. С упоением воздух свежий вечерний вдыхаю.
А на улице, правда, темнеет уже. Сумерки сгущаются. Я в заточение счет времени потеряла. Казалось, что не так много прошло, а на деле уже и ночь близится.
Прислушиваюсь. Отдаленно лай собаки доносится. Но это не во дворе. Когда приехали, я не заметила псов. К счастью!
Видимо, где-то деревня близко или ферма. Есть такие предприимчивые люди, заводят собственное хозяйство, чтобы оптом торговать: кто мясом, кто виноград выращивает.
Но мне в город надо. К чужим людям не пойду, даже если они ближе. Не доверяю!
На свободу выбираюсь и также плотно дверцу закрываю, чтобы не догадались сразу, как ушла. Еще и ногой землю приминаю по нижнему краю, чтобы с внутренней стороны не сразу открылась, если ломанутся.
Сама себя за сообразительность хвалю. К земле пригибаюсь и в степь бегу, подальше от дома.
Хорошо, что забором двор не обнесен. Преграды отсутствуют, кроме страха, который ноги подкашивает…
Глава 11
Бегу и оглядываюсь.
Раз десять упала, запинаясь то о спутанную сухую траву, то о собственные ноги.
И как всегда, моменты из фильмов вспоминаю, когда героиня — вот так же, на земле распластается, а ты кричишь ей, сидя на диване: "Ну, чего разлеглась? Беги!"
А на деле понимаю, что нифига не получается тут же подняться. Страх к земле приковывает.
Так бы и лежала дальше, как страус: голову в песок. Или бы ползла, лишь бы не заметили. Но колючки в ладони вонзаются. Не получится так, по-пластунски.
Чертыхаюсь. На колени поднимаюсь. Руки отряхиваю. Коротко выдыхаю. Дальше бегу.
Понятия не имею, где там дорога. Темно уже. А фонарей в этой местности отродясь не водилось.
Только и ориентируюсь по отдаленным огням. Они цепочкой по краю горизонта расползлись.
Город светится, переливается, как елка новогодняя. Особенно, колесо обозрения на набережной. Высоченное и яркое. Не хуже маяка мне путь указывает. Туда мне надо!
Второе дыхание открывается. Скорость набираю, но тут же замираю. К земле пригибаюсь.
С той стороны, куда бегу, огни оживают. Хаотично во тьме двигаются. И в размере увеличиваются. Ко мне приближаются.
А в голове мысль, быстрее молнии, бьет: "Машина мчится! Да не одна!"
На землю падаю. С темнотой и сухой степной травой в единое целое сливаюсь. Даже знать не хочу, кто на заброшенную ферму пожаловал: хозяева или покупатели молодых девичьих тел.
Аккуратно из укрытия выглядываю. Назад смотрю, откуда сбежала.
Ферма тоже притаилась. Лишь одинокий маленький огонек подсказывает, что среди степи жилье захудалое имеется. Вот только кто по своей воле туда направится? Разве что такие же бандиты.
Лежу и дышать боюсь. Вдруг, услышат?
Но в воздухе только урчание двигателей раздается. Шум нарастает по мере приближения машин.
Я голову в плечи втягиваю. Наблюдаю.
А они мимо, буквально, на расстоянии нескольких метров от меня, на скорости проносятся. Черные. Зловещие.
Одна. Вторая. Третья…
Но я теперь хотя бы знаю, где дорога. Быстро вскакиваю и вдоль нее бегу, но все же ближе к обочине подбираюсь, чтобы опять не потерять. Иначе долго по степи плутать придется, молясь на огни городские.
А мне на трассу надо выбраться, как Калина сказал.
Странный он такой! Почему помог? Своих не испугался. Ведь Петрик заподозрит.
Хотя, сразу не вмешался, когда на вокзале меня в машину усаживали. Выжидал чего-то. Но и на том спасибо! Осталось в нем что-то человеческое.
Вот так живешь и не ведаешь, что под боком такие дела творятся, пока сам замешан в них не становишься.
Полиция-то каждый день видит. А мы, обычные люди, не замечаем. Так и думаем, что в городе тихо. Лишь летом, в разгар курортного сезона, разборки выпивших и буйных происходят.
Да и то, внимание не обращаем, только провожаем ленивым взглядом мигалки полицейских машин.
Мысли лихорадочно в голове скачут под ритм бегущей меня, когда вздрагиваю всем телом. Застываю на месте.
А позади, с фермы, выстрелы раздаются…
Охренеть!
Вот это я вовремя ноги сделала!
Да там нехилая разборка!
Но все заканчивается в один миг. Только сердце в груди неистово бьется. В ушах гулким эхом отдается.
Пот со лба смахиваю. Жарко, капец! Ночь летняя, душная. Вперемешку с адреналином. До головокружения.
Медленно разворачиваюсь в сторону фермы. Ноги ватные. Не слушаются.
Чего теперь ждать?
Кто кого там порешил?
А про мой побег уже в курсе?
Даже если я до трассы доберусь раньше, чем меня тачки догонят, то искать будут, по кустам светить.
Что делать-то?
А от фермы уже огни запрыгали. Как собака Баскервилей на болотах, ей-богу!
Машины на неровной грунтовой дороге подскакивают. Фарами степь освещают.
А я стою, как столб. Двинуться боюсь. Силы оставили, как и вера в спасение.
Умом понимаю, что бежать надо. Но не получается.
Ртом воздух хватаю. А он до легких не доходит. Задыхаться начинаю. В панику впадаю.
Одна машина вперед вырывается. Меня снопом света по глазам бьет. Как от пощечины, подпрыгиваю. В себя прихожу.
Разворот на сто восемьдесят градусов и бежать!
А тишину надрывный гудок автомобиля разрывает. Еще больше подстрекает, скорости добавляя.
Но не умею я бегать! На физре вечно в отстающих была. Нормативы с трудом сдавала. Ну, не спортивный я человек!
Шаг… Еще один…
Склоняюсь. Руками в колени упираюсь.
Лицо горит. Кровь в висках долбит.
Но нахожу силы. В сторону от дороги ухожу. На землю падаю. Ползу.
Ищу канавку какую-нибудь. Затаиться. Спрятаться. Авось, не найдут. Мимо проедут.
Но машина останавливается. Фары дорогу освещают. А я вне зоны видимости оказываюсь.
Медленно дыхание перевожу. Прислушиваюсь.
Голоса раздаются. Из машины вышли. Меня ищут.
Глаза закрываю. Едва губами двигаю: "Господи, пожалуйста, помоги!"
А в ответ, совсем не господи, кричит:
— Матильда! Девочка моя, ты где? Это я — Валех!
Глава 12
(Валех)
Боится, конечно. После всего пережитого и мне не верит. Но смело с земли поднимается.
Лица не вижу. Но чувствую то смятение, весь спектр эмоций, который от щуплой фигурки Матильды исходит.
Стоит. Носом шмыгает. С ноги на ногу переминается.
Я быстро расстояние сокращаю. Обеими ладонями головку приподнимаю. И тихо так, чтобы не пугать еще больше:
— Все закончилось, Матильда! Никто больше не обидит.
— А ты? — голос дрожит.
К себе девчонку прижимаю. В спутанные волосы рукой зарываюсь.
— Не обижу. Мамой клянусь! Она первая с меня шкуру снимет, если вред причиню такой девочке.
— Какой? — на груди у меня притаилась, шепчет, а голос хриплый.
— Решительная. Бесстрашная. Красивая. Умная.
На каждое определение в макушку целую. Не верю, что нашел! Могла окончательно затеряться в ночи. Пропасть навсегда!
Искал бы, конечно. Землю бы перекопал, зубами вгрызаясь. Но время…
— Ты убил их? — голову поднимает.
Отвечаю не сразу, возвращаясь в памяти на несколько минут назад.
Тачки влетели во двор заброшенной фермы. Братва мигом рассредоточилась. Но хозяева не заставили себя ждать.
На вопрос: "Какого хрена?", ответил звук передернутого затвора, заменив в одночасье воспитательную беседу, а меткий выстрел в ногу поменял взгляды вопрошающего на жизнь.
— Нет, Матильда. Только объяснил доступно, как делать не надо. Но это лишь посредники. Позднее, они выведут на более крупного зверя. Пока они нужны мне живыми.
— Все?
— О чем ты, девочка?