В Москве жили знакомые, но я не пошёл к ним – стеснялся старой солдатской одежде. Очень хотелось явиться к ним в новом офицерском кителе. Но его никто для меня не сшил.
11 ноября я уже был дома.
Не буду подробно описывать тёплый, трогательный родительский приём. Когда родители увидели меня здоровым и невредимым, бросились обнимать, целовать. Посреди комнаты мы втроём стояли, обнявшись. Я, мама, папа, радовались встрече и одновременно плакали. Мать громко причитала, говорила, что всю войну молилась Господу Богу за сохранение моей жизни. В этот день в нашем доме был настоящий праздник. То и дело приходили соседи, чтобы посмотреть на меня и поздравить со счастливым возвращением после войны, а родителей с тем, что сын нашёлся.
Через несколько дней, перечитав все письма родителей, которые до меня не дошли, а возвращались назад, домой, а также письма своих друзей, однокашников, присланных мне на домашний адрес, и хорошенько отдохнув после дороги, пошёл в паспортный отдел милиции, военкомат, поликлинику, коммунальный отдел за хлебными карточками, то есть начал активно пользоваться всеми своими гражданскими правами.
В военкомате сдал конверт. Начальник 3-го отдела военкомата распечатал его и прочёл вслух выписку из приказа войскам Смоленского военного округа по личному составу
«2 ноября 1945 г. № 0173, г. Смоленск. Нижепоименованный офицерский состав, прошедший спецпроверку при I запасной стрелковой Горьковской дивизии и подтверждённый УСУ ГУК НКО в принадлежности к офицерскому составу, восстанавливается в воинских званиях:
– лейтенант, бывший командир взвода Управления батареи 852 артполка, 276 СД, ТРУБАЕВ ЛЕВ ЯКОВЛЕВИЧ.
Командующий войсками, Смоленского военного округа генерал-лейтенант Озеров.
Член военного Совета Смоленского военного округа генерал-лейтенант Бабийчук.
И. о. начальника штаба Смоленского военного округа полковник Грицман».
Через неделю ещё раз зашёл в военкомат, где получил медали «За победу над Германией», «За оборону Кавказа», «За оборону Севастополя». Позднее получил медаль «За отвагу» и Орден «Отечественной войны I степени».
Вскоре мне был вручён военный билет офицера, где была указана моя военная специальность – артиллерист. В случае призыва я был назначен командиром огневого взвода противотанковой 45-мм батареи стрелкового полка. Одновременно в милиции получил паспорт и прописался на квартире у родителей.
Письма, письма, письма…
Дома внимательно перечитывал письма однополчан, которые писали родителям после моего пленения. Хочу познакомить с ними читателей.
В течение января, февраля 1944 года в мою часть поступали письма, которые писали на фронт отец, мать, школьные друзья. Собрав их в пачку, комбат старший лейтенант Мельников отправил все невостребованные письма назад в адрес родителей с припиской: «Отправляем Вам письма обратно, Ваш сын Лёва погиб смертью героя за нашу Отчизну. Запросите документы из части полевая почта 11334. С приветом к Вам боевые друзья Вашего сына Левы Трубаева».
Мой друг лейтенант Саша Кокишев 19 мая 1944 г. писал моему отцу: «Здравствуйте, дорогой Яков Акимович! Пишет Вам друг вашего сына Левы Саша Кокишев. У меня к Вам большая просьба: если Вам пишет что-нибудь Лёва, то сообщите мне его адрес. Последний раз я его видел 3 января 1944 года. Среди погибших его не было и у нас считают многие, что он пропал без вести 4 января 1944 года под с. Карвиновка Чудновского района Житомирской области. Я все-таки надеюсь на благополучный исход, если не сейчас, то в будущем».
Видно было, что последние слова он приписал для успокоения родителей. Как узнал потом, в 1979 году, при встрече с Сашей, уже подполковником, он мало верил в благополучный исход. Это подтверждается тем, что в январе 1944 года, на оборотной стороне подаренной ему в феврале 1943 года моей фотографии он сделал надпись: «Погиб 4 января 1944 г. под селом Карвиновка Чудновского района Житомирской области». Фотографию с этой надписью я изъял у него при встрече, а взамен вручил копию, при этом сказав: «Сашка, я живой стою перед тобой, а ты до сих пор считаешь меня погибшим, судя по надписи на подаренном фото!»
1 июля 1944 г. Саша Кокишев написал ещё одно письмо отцу: «Здравствуйте, дорогой Яков Акимович! Получил Ваше письмо от 9 июня. Большое спасибо Вам, что ответили мне. Я глубоко возмущён тем, что пропал без вести офицер, достойный сын народа, героически защищавший нашу Родину, и Вас, как отца и мать, даже не поставили в известность, как он погиб и где! Это должен был сделать в первую очередь штаб нашей части и заместитель командира по политчасти. Дорогой Яков Акимович, конечно, тяжела утрата, но Вы не отчаивайтесь и не теряйте надежды! Вот я верю, что Лёва жив и в недалёком будущем мы его увидим!
Теперь опишу, по Вашей просьбе, более подробно нашу последнюю встречу с ним 3 января 1944 года под селом Карвиновка. В районе этого села противник с помощью танков контратаковал наши наступающие части. После контратаки я увидел Лёву. Он, как всегда, был спокоен, хотя шинель на нём в нескольких местах была пробита осколками от разорвавшегося неподалёку снаряда, посланного с немецкого танка.
Я его не видел более недели. При встрече мы с ним оживлённо беседовали, расспрашивали друг друга о военной жизни, о наших успехах при наступлении и т. д. Лёва был в отличном настроении и под конец нашей беседы сказал: «Ну, ничего, Сашка, вот кончим войну, тогда заживём по-другому, а ведь войне-то уже скоро будет конец!»
Я спросил ещё: «Получаешь ли письма, Лёва?»
Он ответил: «На днях получил письмо от родных. Пишут, что живут ничего!»
После этого мы попрощались, и я поехал к себе.
В эту ночь Лёва переночевал в Карвиновке, а к утру 4 января он вместе с пехотой стал продвигаться к следующему селу на нашем пути – Дрыглову, что в шести-семи километрах от города Чуднова. Пехота продвигалась, не встречая сопротивления, и только на окраине села Дрыглова завязался тяжёлый бой. Лёва был вместе с пехотой. С ним было пять артиллеристов: командир батареи старший лейтенант Пчельников, Лёва – командир взвода управления, два связиста и один разведчик. Через полтора часа боя немец перешёл в контратаку при поддержке танков. Пехота дрогнула. Лёва с товарищами стал отходить. Лёва с двумя связистами отбился от старшего лейтенанта Мельникова в районе сгоревшего стога сена. Больше их никто не видел. Ночью противник был отброшен. 5 января товарищи Лёвы облазили место боя, но никаких следов гибели Лёвы и двух связистов не нашли. Все решили, что они пропали без вести.
Дорогой Яков Акимович, не теряйте надежды! Я же верю, что Лева жив! Конечно, всякое бывает на войне, но мне как будто вдолбили в голову мысль, что Лёва жив. Жив и все! И я верю, что встречу друга, с которым мы делили горе, радость, трудности и лишения с августа 1942 года!
У меня есть только одна фотокарточка Левы, где он сфотографирован в походном виде, с автоматом, это ещё под городом Ейском в феврале 1943 года. Пытался на батарее, где служил Лёва, собрать всё, что осталось из Лёвиного имущества и документов, но ничего собрать не удалось. В процессе наступления затеряли их или кто-то присвоил… Мне не удалось найти что-либо. Выяснил, что документы и фотографии были при Лёве. Ну, черт с ними, вещами, лишь бы только Лёва вернулся! Не так ли, дорогой мой Яков Акимович?! Мы, друзья Лёвы, крепко мстим и будем мстить гитлеровским захватчикам! Они получат за всё сполна! За кровь и муки наших братьев сестёр, матерей и отцов гитлеровцы ответят сторицей! Передайте маме Лёвы, пусть не теряет надежду на возвращение сына и крепко поцелуйте её за меня!
Целую крепко вас и желаю всего наилучшего в жизни! С большим приветом! Саша. 1 июля 1944 г. Действующая армия I УКФ».
На мои запросы в технические вузы Москвы, Краснодара пришли ответы, что приём студентов на 1945/1946 учебный год закончился. В Грозненском нефтяном институте начался приём на подготовительные курсы, куда я поступил. Учёба на курсах помогла мне восстановить знания, забытые за годы войны.
Разыскал через Сашиных родных в Вологде адрес боевого друга Кокишева. Он после войны служил в Ужгороде. Написал ему большое письмо с благодарностью о теплом участии в переписке с родными, после моего пленения. Вскоре получил от него ответ.
«Здравствуй, дорогой мой Лавочка! Родной мой, получил только что твоё письмо. Не могу читать его без волнения. Лёвочка, сколько пришлось тебе пережить за эти прожитые почти полтора года, сколько было, горя твоим родным, сколько мне пришлось пережить за тебя! Этого в письме не опишешь! И вот ты снова в своей семье, у своих родителей, под родной крышей!
Лёвочка, как я рад за тебя, что всё обошлось благополучно! Я никогда не верил, что ты погиб. У меня не было абсолютно никаких доказательств, что ты в плену, что ты жив, но сердце моё подсказывало: «Лёва жив, он не может погибнуть». Из этих соображений я и писал твоим родным, успокаивал их.
На второй день после того, как ты пропал, я облазил место боя, но поиски были безуспешны. Одни говорили, что тебя немцы заживо сожгли в стоге сена, другие предполагали, что попал в плен, но никто ничего не видел и не знал точно.
По дорогам наступления я всё время на Украине искал твои следы, но безрезультатно. Я был почему-то бесповоротно уверен, что ты не погиб и молил Бога только об одном – чтобы ты остался жив! И вот я теперь с радостью узнал, что всё кончилось хорошо.
Эх, дорогой мой Лёвочка, как хочется увидеть тебя сейчас, крепко обнять и расцеловать, как любимого брата! Если представится возможность, заеду к вам на несколько дней.
Отвечаю на твои вопросы.
С нашей дивизией я продолжал путь Чуднов – Киреевка – Хмель – Чертков – Монастыринка – Дрогобыч – Самбор – Карпаты. В сентябре 1944 года я из дивизии выбыл и попал в другую часть. Джига – в Киевском военном округе – зам. артиллерии, Сорокин – в Шепетовке, начальник штаба бригады. Богдан – в Киеве с Джигой, Митченков – в Чертково. Богдан и Митченков уже майоры. Я не знаю их адресов. Во Львове – врач Масолов, начальник санбригады. Больше не знаю, кто где из нашего полка.