Я вернусь через тысячу лет — страница 18 из 60

– Ему надо сказать, что через шесть лет пойдет еще корабль, – предлагает Энн.

– Зачем? – удивляется Марат. – Мы не знаем, что это за разум! Добрый он или злой? Мы можем приготовить тут такую встречу нашему кораблю!..

– Верно! – поддерживает Бруно. – Это уже чересчур. Достаточно того, что мы послали.

– А где он находится? – спрашивает Бирута. – Надо ведь понять, где он находится!

– Видимо, здесь! – Майкл подходит к экрану и уверенно показывает красную, тусклую звездочку. – Это сейчас ближайшая к нам. Б-сто тридцать два. Мы проходим от нее на расстоянии светового года. Видимо, у нее пять планет. И на пятой – радиомаяк. Маяки выгоднее ставить на последней планете.

– А почему не упоминает о нем Тушин? – спрашивает Ольга. – Ведь в материалах “Урала” – ни слова об этом. А Тушин здесь пролетал.

– Я сейчас принесу! – кричит Энн и убегает в коридор, к библиотеке.

Через три минуты она возвращается с двумя микрофильмами – с книгой Тушина и дневником “Урала”.

Мы смотрим страницы книг на больших экранах над дверью рубки. Одну страницу за другой. Все не то, не то...

– Стоп! – командует Майкл.

Но Энн уже и сама остановилась.

“На дальних подходах к красной звезде Б-132, – читаем мы страницу книги Тушина, – наш корабль обнаружил гигантское облако космической пыли. Оно было столь густым и простиралось так далеко, что мы не решились пробивать его насквозь. Частично сбросив скорость, мы стали огибать его по дуге, которая становилась все более и более вытянутой, потому что облако, как оказалось, двигается почти в одном с нами направлении. И довольно быстро.

Мы обогнали его и вышли на прежний курс. Но из-за него нам не удалось сделать локацию звезды Б-132. Так что мы до сих пор не знаем, есть ли у нее планеты.

Трассу космических кораблей на Риту можно рассчитывать в этой части пути обычно – прямо, так как облако пыли в ближайшее время уйдет далеко в сторону”.

И все. И ничего больше не было в книге Михаила Тушина об этой звезде.

А в дневнике “Урала” было то же самое, только расписанное по дням, часам и дежурствам.

– Не скоро теперь узнает Земля об этом маяке, – грустно говорю я. – Когда-то дойдет до нее наша финишная ракета!

К сожалению, у нынешних звездолетов еще очень плохо устроена связь с Землей. Это ахиллесова пята всех наших звездных экспедиций. Радиоволны не дойдут – слишком мала мощность передатчиков. А чтобы послать сообщение в луче лазера – надо сжечь все аварийные запасы топлива. Никто еще на это не решился. И мы не решимся. Мы отправим только обычную финишную ракету на Землю. Ракету без людей – с одними механизмами. Отправим ее перед тем, как спуститься на Риту с круговой орбиты. И вложим в эту ракету все новости с дороги и все новости с планеты Рита.

Но на Землю наша ракета придет лишь через полтора земных века после сегодняшнего дня. Если вообще придет...

И всего только за двенадцать лет до ее прихода Земля может узнать об этом радиомаяке – из финишной ракеты “Рита-1”. Но и те сведения могут быть неполными. Ведь маяк только нам сразу дал информацию! А с первыми двумя кораблями он пытался вести диалог.

Однако пока что и “Рита-1” еще в пути, в черной Бесконечности. И Михаил Тушин, его жена Чанда, второй командир корабля Аркадий Резников еще лежат холодными ледышками в своих темных каютах и ничего не знают про этот маяк.

Ужасен и бездонен космос! И лучше не думать о его безграничности, потому что нет радости от этих мыслей.

А Майкл Доллинг довольно улыбается. Он, видимо, думает совсем не о безграничности космоса.

– У цивилизации Риты, – говорит Майкл, – уже появляются свои космические открытия. Даже свои тайны от Земли.

– Но чей же все-таки маяк? – тихо спрашивает Энн.

– Да ты проанализируй текст! – спокойно поясняет Ольга. – Звезду он называет “жизнью”. Хозяин – в центре “роя жизней”. Значит, в шаровом скоплении. А до ближайшего – почти пятьсот световых лет. Не на соседних же планетах его хозяин!

– А почему не на соседних? – так же тихо спрашивает Энн.

– Но ведь мы поставили на Плутоне маяк только для своих кораблей, а не для чужих! Для чужих будут ставить на окрестных звездных системах.

– Не все должны мыслить, как мы!

– Да вспомни текст! – настаивает Ольга. – Он стоит на пятом шаре красной жизни. Значит, пятая планета красной звезды. А потом – рой жизней. То есть рой звезд. Шаровое скопление!

– А если это всего лишь пятый спутник планеты? – по-прежнему тихо возражает Энн. – А хозяин – в центре “роя” планет. То есть близко к звезде. Звезда-то прохладная! А “жизнью” можно назвать и звезду, и планету. Если эта цивилизация здесь, рядом с нами?

– Ты что же, предлагаешь развернуться и обследовать ее? – спрашивает Марат. – Ты понимаешь, что это означает?

– Я еще ничего не предлагаю. – Энн отрицательно качает головой. – Я просто думаю.

– А если на самом деле эта жизнь рядом? – спрашивает Бирута. – И мы уже никогда не сможем вернуться к ней... Разве потом простишь себе?

– А если мы загубим корабль? – почти кричит Марат. – Это мы себе простим? Ты представляешь, что означает торможение, новый разгон и годичное путешествие к этой системе?

– Мара-ат! – протяжно говорит Ольга. – Мара-ат!

У нее пылают щеки. И уши. Наверно, ей стыдно за Марата.

– Если мы пройдем мимо цивилизации – мы потеряем больше, – негромко, четко произносит Бруно. – Мы потеряем совесть!

– Тебе лишь бы рисковать! – бросает ему Марат. – Я против полета к маяку!

– Подождите ссориться, ребята! – кричу я. – Давайте снова прогоним текст!

Бирута стоит возле красного щита. Рядом с ним анализатор. Она нажимает клавишу повтора, и по узкому экрану снова ползут знакомые уже слова.

–...Я стою на пятом шаре красной жизни восемьсот сорок девять, – громко читаю я и прошу: – Останови, Рута! Слова застывают на экране.

– Что, по-вашему, означает эта цифра, ребята? Восемьсот сорок девять...

– Только номер звезды, – говорит Майкл. – Планеты с таким номером быть не может.

– А ведь верно! – подхватывает Изольда. – Где может быть столько планет?

– А почему не может? – все так же тихо, тем же почти детским голоском упрямо спрашивает Энн. – Только потому, что мы не встречали?

– Сдаюсь, ребята! – Бруно громко вздыхает и растерянно улыбается. – Если бы было столько планет, мы летели бы сейчас между их орбитами. Но этой звезде не удержать столько – кишка тонка.

– Рута! – прошу я. – Прогони начало еще раз! Бирута снова нажимает клавиши, и я громко читаю первые же слова сообщения:

– Через полкруга ко мне придут ваши вопросы... Слова застывают на экране. Энн закусывает губу.

– Кажется, и я сдаюсь, ребята! – виновато говорит она. – Полкруга равны нашему году. Ведь до звезды световой год?

– Да, – подтверждает Майкл.

– Значит, это орбита планеты, а не спутника. У спутников орбиты меньше.

– Кажется, снова можно идти в кают-компанию, – улыбаясь, произносит Майкл. – Там еще кое-что осталось... А записи мы доверим Сандро. Тем более, что он во всем и виноват.

Ребята шумно вываливаются в коридор. Марат выходит последним, низко опустив взлохмаченную черноволосую голову. Я опять остаюсь один на один с Бесконечностью.

6. Марат

Сандро...

Тихий, какой-то неожиданно робкий голос Марата в динамике.

– Что, Марат?

– Мы готовы, Сандро. Можно сейчас сделать все по инструкции. Дать сон, потом холод...

– Ты так говоришь, словно можешь предложить что-то другое.

– Я хочу попросить, Сандро. Мы хотим попросить... Еще сутки. Понимаешь?

Мы переглядываемся с Бирутой. Мы хорошо знаем, что это не положено. И он знает. Конечно, это не опасно. Никому ничем не грозит.

Просто эти сутки отнимут у них с Ольгой неделю жизни на Рите. Как минимум.

Но ведь это их жизнь! Неужели они не вправе распорядиться чем-то в своей жизни?

– Что же ты молчишь, Сандро? Ты – против?

– Нет.

– Думаешь о запасах? Мы можем не есть эти сутки.

– Какая чепуха! Есть аварийные!

– Так то аварийные! А у нас каприз. Собственно, вообще-то не каприз. Когда-нибудь ты поймешь. Это долго объяснять.

– И не нужно! Я все понял. Валяйте!

– Спасибо, дружище! Счастливого тебе дежурства! Прощаться будем завтра в это же время.

В динамике щелкнуло. Марат выключил свой микрофон. Тогда я тоже выключил свой. Чтобы можно было разговаривать с Бирутой.

Она долго сидела молча, и я видел, как пылают ее щеки. Потом она тихо сказала:

– Мы так не будем, Сашка! Ладно? Мы ничего не будем просить! Я понимаю их. Но мы не будем?

– Конечно, нет!

Я еще подумал, что, если бы мы вдруг и решились, – нам пришлось бы просить у Женьки Верхова. Меня передернуло от этой мысли.

Бирута вздохнула.

– Все-таки ужасно, когда сдают нервы...

А Бруно Монтелло, принимая от нас дежурство, отнесся к этому совершенно иначе.

Едва взглянув на приборы, он сразу все сообразил.

– Амировы не спят? – спросил он.

– Нет.

– Это, конечно, их просьба?

– Да.

– Я ждал чего-нибудь в этом роде.

– Почему?

– Потому что они искреннее нас! И счастливее! Они молодцы!

– Объясни, пожалуйста! – попросила Бирута, и мне послышалась в ее голосе плохо скрытая растерянность.

– Как тебе сказать, Рута... – Бруно наморщил лоб, а потом улыбнулся своей обычной лучезарной южной улыбкой. Однако большие карие глаза его при этом остались грустными. У него всегда были грустные глаза – даже когда он хохотал. – Мне кажется, – пояснил Бруно, – мы все слишком правильные. Чересчур. Мы все делаем как надо. Это понятно – отбирали прежде всего таких. А Марат иногда позволяет себе делать как хочется. Поэтому он и попал в дублеры. Но ведь одно из непременных условий счастья – быть самим собой. Вот ему захотелось – и он попросил. А нам захочется – и мы не попросим. Или вчера, когда мы спорили об этом радиомаяке... Никому ведь из нас не хотелось ломать курс, обследовать эту звезду. Мы на самом деле не пилоты и можем погубить корабль. Мы даже морально не готовы к таким исследованиям. Но все мы говорили правильные вещи, а не то, что чувствовали. Марат же был честнее нас.