чным, что этот самый снег, чистый и волшебный, выпал при таких печальных обстоятельствах…
Глава 13
Прогулка до дома госпожи Пак Набом заняла около двух часов. Проходя по саду мимо старого клена, Минна бросила подозрительный взгляд на окно Пак Убина, проверяя, не следит ли он за ней. Света за стеклом не было: видимо, свидание соседа прошло удачно и ему удалось затащить Богиню Ихвадона в закусочную «Щедрый имуги».
Как только Минна открыла дверь своей квартиры, они с Руми нетерпеливо ворвались в нее, сняли верхнюю одежду и повалились на кровать. Как и ожидалось, Руми уснула спустя пару минут. Ее ровное посапывание в темноте комнаты успокаивало Минну и напоминало ей о детстве. В деревне Лисьи Норы они с Тэхёном ютились в холодной комнатушке маминой гостиницы; он зажигал круглый бумажный фонарик, выдумывал разные истории о квисинах и первым засыпал. Кто бы мог вообразить, что когда-нибудь его фантазии окажутся правдой.
Минна ворочалась с боку на бок и даже не рассчитывала уснуть. Она смотрела в потолок, где суетилась мошкара, слетевшаяся на тепло остывающей лампы и сырость; потом прислушивалась к шагам на улице: не вернулся ли Ун Шин с новостями? Но вокруг было тихо, и ее телефон тоже молчал.
Ближе к рассвету усталость улетучилась, зато ужасно захотелось есть. Встав с кровати, Минна отправилась на кухню и обыскала полки холодильника. К счастью, в морозильной камере завалялись куриные крылышки. Облизав губы, Минна бросила их на маленькую сковородку, стоявшую на портативной газовой плите.
«Странный сон, проклятие Юнхо, практика у Стервятника, – мысленно перечисляла Минна, поднося зажигалку к конфорке, – упавший с небоскреба парень, сообщения с сердечками от Хёна и первый снег… Что преподнесет мне новый день?»
Когда пламя поднялось над конфоркой, из него внезапно вылетели бумаги. Раньше эта плита принадлежала Ун Шину, поэтому кое-какие документы из Преисподней до сих пор приходили на его адрес. Отмахнувшись от облака чеков и квитанций, Минна собрала их с пола и бросила в корзину для мусора. Из комнаты донеслось невнятное бормотание Руми: она отреагировала на шум и снова уснула.
Внезапно где-то на улице раздался птичий крик. Услышав его, Минна выключила конфорку и подошла к полукруглому окну. Ее взгляд метался по веткам припорошенного снегом клена. Сорока, о которой говорил Пак Убин, действительно прилетела в их двор рано утром и сидела на нижней ветке – самой толстой и кривой. Посмотрев правее, Минна заметила в туманном дворе темную фигуру.
Мужчина в кожаной куртке и фуражке стоял спиной к дому. Минна сразу узнала Ун Шина. Решив, что он принес новости о Юнхо, она прихватила черный конверт и выбежала во двор. Под ее подошвой хрустела посеребренная инеем трава. Ночью ноябрь засыпал снегом крыши соседних домов и нарисовал узоры на окнах. Но Минне казалось, что весь этот холод исходил от Ун Шина. Токкэби неподвижно стоял возле старого клена и смотрел вдаль, словно пытался разгадать какую-то тайну в пурпурных разводах на небе. Подкравшись к нему сзади, Минна похлопала его по спине.
– Ун Шин! – позвала она, от волнения заглотив холодный воздух. – Я боялась, что ты не придешь.
– Какие мрачные мысли для смертной, прожившей всего двадцать три года. Хотя ноябрьское утро всегда навевает грусть.
– Почему ты не зашел в дом? С Юнхо все хорошо? – Минна обошла вокруг Ун Шина и взглянула на его задумчивое лицо. Казалось, что он улыбался, но эту иллюзию создавали бледные шрамы, тянущиеся от уголков его губ до самых висков. В глазах токкэби читалась печаль, и каждая минута его молчания была пыткой для Минны. – Скажи мне, что с Юнхо! Я с ума сходила!
– С ним все более или менее хорошо, – ответил Ун Шин. – Сейчас он отдыхает в коттедже Ли Кангиля.
– Слава Небесам! – выдохнула Минна.
– Не произноси вслух такие гадости.
– Ты знаешь, что это такое? – спросила Минна и протянула Ун Шину черный конверт. – Я думаю, проклятие было внутри него.
– Разберемся, – ответил токкэби и убрал конверт за пазуху.
– Шутка с уборкой была несмешной! – заметила Минна. – Но спасибо, что избавился от воды! Так я могу увидеть Юнхо?
– Ради этого я и пришел. Или, по-твоему, стоять здесь с утра пораньше – увлекательное занятие для темного квисина?
Прежде чем Минна успела что-либо ответить, наблюдавшая за ними сорока вспорхнула с ветки клена и издала звук, похожий на искаженный смех. Ун Шин подставил птице руку, и та сразу прыгнула на импровизированный насест, вцепившись коготками в кожаную перчатку.
– Это твоя сорока? – спросила Минна, почесав птице грудку.
– Нет, она следует за господином Ли Юнхо с тех пор, как он спустился в мир смертных. Что-то привело ее сюда. Иногда животные являются посланниками, а иногда привязываются к кому-то без всякой причины.
– Ун Шин, а ты веришь в приметы? Или старые легенды?
– Ты спрашиваешь об этом токкэби? – усмехнулся Ун Шин и пальцем погладил сороку по черной макушке. – Есть одна легенда, которая тебе понравится…
– И какая же?
– Легенда о Сорочьем мосте. Если вкратце, то однажды дочь Небесного владыки, ткачиха Чиннё, спустилась к людям и полюбила смертного пастуха Кёну. Небесный владыка разгневался на влюбленных и превратил их в две звезды на разных берегах Небесной реки – Млечного Пути. Чиннё и Кёну плакали, а их слезы проливались на землю дождем. Это очень тронуло сорок, и они взлетели над Небесной рекой, образовав собой звездный мост. С тех пор смертные верят, что в день Чильсока[24] сороки теряют перья потому, что Чиннё и Кёну идут навстречу друг другу по их спинам. Это красиво и трагично.
– Ун Шин, оказывается, ты романтик! – улыбнулась Минна, слегка толкнув его локтем в бок. – Я знаю эту легенду. Но если бы мы с Юнхо виделись один день в году, то…
– Что еще сейчас может быть в твоей голове! Идем со мной.
Ун Шин крепко взял Минну за запястье и щелкнул пальцами. За их спинами раздался резкий звук – это сам по себе закрылся дверной замок. Испугавшись его, сорока неожиданно сорвалась с руки токкэби и вспорхнула в небо. Минна хотела сказать Ун Шину, что в ее квартире осталась Руми, но вовремя вспомнила: подруга знает о запасных ключах под кроватью и спит обычно до полудня.
Глава 14
Ун Шин за секунду перенес себя и Минну в колосящееся поле. Минна не приезжала туда всего три месяца, но уже соскучилась по местным пейзажам. Справа от нее простирался район Ханнам Зе Хилл, известный своим престижем и многообразной архитектурой. А слева, на крутом холме, возвышался коттедж Ли Кангиля. Даже издалека было видно, что бежевые стены изрядно потрескались, а деревья в саду слегка согнулись под свежевыпавшим снегом. Там, в одной из комнат, и находился Юнхо.
Промахнувшийся с местом приземления Ун Шин снова щелкнул пальцами. Со второй попытки они с Минной очутились прямо на пороге коттеджа Ли Кангиля. Токкэби коснулся ладонью высокой деревянной двери с изумрудными витражами, и та покорно отворилась.
В просторном светлом холле Ун Шина и Минну встретила Юн Сана – застрявший призрак и любимая Ли Кангиля. Женщина с изящным, словно семечко, лицом была одета в лиловый чогори[25] и черную чхиму[26]. Ее седеющие волосы прочно держались в пучке, закрепленном на затылке шпилькой-лилией, в руках она несла деревянный поднос с плоским белым чайником.
Минна всегда восхищалась мудростью и стойкостью Юн Саны: не каждая женщина ради любви пожертвует своей молодостью и возможностью переродиться в другом обличье. Долгие годы Юн Сана служила в храме на горе Пукхансан, где хранила драконью жемчужину Ли Кангиля. Теперь она жила в его коттедже и была единственным существом из мира квисинов, не называющим Минну смертной и полностью разделяющим ее переживания.
– Со Минна! – весело воскликнула Юн Сана и прошептала заклинание левитации, заставившее поднос с чайником повиснуть в воздухе и следовать за ней. – Сто лет тебя не видела! Ты будто бы повзрослела и похорошела!
– Я тоже соскучилась! – Минна поклонилась и радостно подбежала к Юн Сане, чтобы обнять ее. – Из-за учебы у меня совсем не было времени навестить вас и дядю Кангиля. Юнхо не дает мне расслабляться.
– Такими темпами ты скоро сможешь обыграть Юнхо в суде? – оживленно поинтересовалась Юн Сана, вскинув густые черные брови.
– Вряд ли, – ответила Минна и оглянулась на вздохнувшего Ун Шина.
Токкэби не стал дожидаться приглашения войти, неохотно разулся и прошагал в холл, где по-хозяйски развалился на кожаном диване. Поймав неодобрительный взгляд Юн Саны, он скорчил гримасу.
– Я знаю, – пробубнил Ун Шин, – силам тьмы здесь не рады. Заметьте, я снял обувь[27].
Юн Сана благодарно кивнула, после чего взяла Минну за руку и повела ее на второй этаж. Заметив, что гостья посматривает на дверь с позолоченной табличкой «Психологические консультации для квисинов», Юн Сана пояснила:
– Господин Ён Сихван сейчас в Таиланде. Он пишет очередную книгу и пока не планирует возвращаться в Южную Корею. Кангиль звонил ему по видеосвязи и рассказал о проклятии Юнхо. Но даже такому сильному шаману, как господин Ён Сихван, трудно делать выводы и выписывать рецепты на расстоянии.
Поднимаясь по лестнице мимо украшавших стены гравюр и черно-белых фотографий, Юн Сана много раз упомянула, что прежде любила поболтать с Ён Сихваном о лечебных травах, чаях и погоде. Минна понимающе кивала, ведь ей самой не хватало советов Ён Сихвана насчет правильного поведения с клиентами-квисинами. А на площадке второго этажа она заглянула на мансарду, с удивлением обнаружив, что Ли Кангиля нет на его привычном месте в кресле-качалке.
– Кангиль отдыхает в своей комнате, – сказала Юн Сана, словно прочитав мысли Минны. – Он потратил много энергии, чтобы вытянуть из Юнхо большую часть проклятия.