«Я достаточно боролась за наши отношения! – вспылила Минна и пнула валявшийся под ногами рюкзак. – Юнхо видел, в каком я была отчаянии, и все равно ушел. Довольно ждать его возвращения и винить во всем себя!»
Однако самовнушение не сработало. Минна сердито прошагала в ванную в надежде найти там снотворное. В аптечке его не оказалось, но под шкафчиком лежал зеленый чемодан с лекарствами. Ён Сихван оставил его Тэхёну год назад перед отъездом из Южной Кореи. Внутри был набор разноцветных круглых баночек с золотыми крышками в форме голов животных и странными названиями. Рассмотрев каждую, Минна выбрала красную с крышкой в виде хаечи[67]. Надпись на этикетке гласила: «Концентрат пуллочо и лобулярии морской. Используйте его для мгновенного заживления ран».
– Пуллочо… – задумчиво повторила Минна. – Интересно, где Ён Сихван раздобыл легендарную траву бессмертия?
Все лекарства, приготовленные Ён Сихваном, имели сильный специфический запах, и когда Минна открутила крышку, ей в нос ударила цветочная отдушка – пришлось задержать дыхание, чтобы не спровоцировать аллергический насморк. Доверившись опыту Ён Сихвана, Минна покрыла зеленой мазью искусанные пальцы, и кожа на них зажила в одно мгновение.
Между делом Минна вспомнила про завалявшийся на кухне пакет с квитанциями Ун Шина. Токкэби давно просил избавиться от этих бумаг. Меньше всего Минне хотелось впасть в депрессию из-за Юнхо и превратить квартиру в свинарник, поэтому она тотчас выставила пакет с квитанциями за дверь, чтобы утром не забыть о нем и отнести в ближайший контейнер с макулатурой. Но на этом Минна не успокоилась и решила разобрать старые коробки с праздничными безделушками, открытками и прочими вещами, напоминающими ей о времени, проведенном с Юнхо. Когда она вынесла на улицу очередной мусорный пакет, было уже около четырех часов утра, а горизонт обозначился золотой полосой.
Широко зевнув, Минна наконец устроилась в кресле возле окна и невольно посмотрела на правую руку. На безымянном пальце волнистыми изгибами поблескивало серебряное кольцо, когда-то подаренное Юнхо. У него было точно такое же. Дядя Кангиль рассказывал, что между парными кольцами существует некая связь. Свое Минна не снимала даже в душе и перед сном. Но так было раньше. Теперь ее раздражал надуманный страх навсегда исчезнуть из жизни и мыслей Юнхо. Она со злостью стянула с пальца кольцо, чтобы швырнуть его в стену, однако в ту же секунду осознала, что это будет глупо.
Немного поразмыслив, Минна повесила кольцо на цепочку вместо кулона и ощутила, как ее тело обволокла приятная усталость. Время от времени ее взгляд непроизвольно падал на кухню, но ее отец там больше не появлялся. Перед поездкой Минне хотелось еще немного побыть рядом с ним, услышать его голос и подержать его за руку. Под утро она полностью обессилела от переживаний и все-таки уснула глубоким сном.
Когда время перевалило за полдень, Минну разбудил, как ей показалось, крик сороки. Возможно, это была другая птица и Минна просто видела во всем знаки того, что Юнхо не оставил ее одну. Вздрогнув, она широко распахнула глаза и посмотрела в окно. Сквозь посеребренные морозом стекла в комнату проникал тусклый дневной свет. Во дворе было пасмурно и туманно. Место под старым кленом, где Ун Шин обычно ставил свой внедорожник, замело снегом.
Минна отходила ото сна тяжело, будто всю ночь пролежала под наркозом, и не сразу сообразила, каким образом очутилась в кресле. Ее ноги были бережно укрыты клетчатым пледом. Судя по всему, отец позаботился о ней, пока она спала. Улыбнувшись этой мысли, Минна попыталась подняться с кресла и тут же насторожилась: ее тело все еще не чувствовало холода, а ноги совсем не затекли в согнутом положении. Даже ее желудок не урчал от голода, как всегда бывало по утрам.
«Наверное, я стала сильнее, потому что выбралась из Реки Смерти», – успокоила себя Минна и наскоро собрала рюкзак, сложив в него чистое белье, зубную щетку, косметичку и записную книжку. По ее мнению, для одних суток в деревне этого было более чем достаточно.
До приезда Ун Шина у Минны оставалось еще четыре часа, чтобы внимательно изучить материалы по практике. Она вытащила из стола папку и пролистала фотографии, вложенные профессором Сон Мином. В основном это были поздние снимки трейни Никки и погибшего айдола Ан Виёна. Среди них попадались черно-белые изображения деревни Тихие Холмы: какие-то люди, кладбище с каменными статуями животных, стенд с деревянными масками. У Минны в голове не укладывалось, какое отношение все эти вещи имеют к делу. На всякий случай она поискала в интернете информацию о кладбище в Тихих Холмах и, прочитав пару статей о местной секте, вернулась к изучению биографии Никки.
Минне было трудно сосредоточиться на чем-то, кроме мыслей о Юнхо, но неожиданно ей в глаза бросилась фотография детского дома. Это было старое кирпичное здание с маленькими квадратными окнами. Перед его главным входом столпилась группа детей, среди которых стояла кудрявая девочка с гордо поднятой головой и вздернутым носом.
– Джиён? Не может быть! – воскликнула Минна, вглядываясь в знакомое лицо. – Она впервые приехала в нашу деревню, когда ей было восемь лет. Но у нее же есть родители!
Минна подбежала к шкафу и достала с верхней полки коробку, где хранила свои детские фотоальбомы. Она не раз подумывала отдать их маме или Тэхёну, чтобы Юнхо случайно не увидел снимок, на котором она перепачкана шоколадом и ревет из-за коликов в животе. Или еще хуже – тот, на котором она в легинсах с растянутыми коленями взбирается на дерево. Но больше всего Минна ненавидела снимок со школьной театральной постановки «Розы и лотоса»[68], когда ее заставили поцеловать соседа по парте.
Самая старая фотография класса Минны нашлась в толстом фотоальбоме с синей бархатной обложкой. В середине пожелтевшей карточки, усыпанной белыми вкраплениями, держались за руки восьмилетние Джиён и Минна. Джиён тогда еще не осветляла волосы, а Минна носила длинные косички. Это был их первый день в младшей школе Лисьих Нор. Минне он запомнился преимущественно тем, что какой-то одноклассник пытался отобрать у нее портфель, но Джиён толкнула его в грязную лужу. Пожалуй, с того дня и началась их дружба.
Вспомнив школьные дни, Минна невольно расплылась в улыбке, но потом набралась решимости, вернулась к кровати и положила старую фотографию своего класса рядом с фотографией детского дома в Тихих Холмах. На обеих, без сомнения, была запечатлена Джиён.
– Мы же близкие подруги, – огорченно пробубнила Минна себе под нос. – Почему Джиён не рассказывала мне о своем прошлом? Помнит ли она Ан Виёна, Никки и тот пожар? Не хотелось бы лезть ей в душу, но практика вынуждает…
Минна положила обе фотографии в карман пальто, вызвала такси и вышла из квартиры. На двери она оставила стикер с текстом «У меня дела в Каннам – скоро вернусь» на случай, если Ун Шин приедет раньше и не застанет ее дома.
Такси появилось во дворе так быстро, будто до этого пряталось где-то за углом. Минна открыла дверцу, немного поколебалась и все-таки села на заднее сиденье. Ей не хотелось втягивать Джиён в расследование профессора Сон Мина, но одна мысль не отпускала: если Джиён и Ан Виён были знакомы в детстве, значило ли это, что их недавняя встреча – знак судьбы? Раньше Минна винила себя в том, что разборки между духами затрагивали ее близких. Но, похоже, у Джиён была отдельная роль во всей этой истории, и, возможно, ей угрожала опасность. После таких выводов Минну накрыло странное чувство тревоги, и она начала все глубже погружаться в печальные размышления о своем блеклом, бессмысленном будущем.
– Приехали! – внезапно сообщил таксист и постучал по рулю.
– Извините, я задумалась, – ответила Минна и вышла перед стеклянным небоскребом «Старлайт медиа групс». Зеркальные двери здания, словно пасть огромного насытившегося кита, то и дело выплевывали на улицу высоких парней с дипломатами, стройных девушек на каблуках и лысоватых мужчин в очках. Минна написала Джиён сообщение с просьбой спуститься и поговорить, но подруга появилась на лестнице только спустя полчаса. Она так спешила, что выбежала на мороз в тонком зеленом свитере и джинсах.
– А я думала, что ты застряла в лифте, – оживилась Минна.
– Что стряслось? – спросила запыхавшаяся Джиён и сдула с лица рыжую кудряшку, выбившуюся из небрежно собранного пучка. – Прости, вчера я так устала, что не осталось сил позвонить тебе.
– Я соскучилась, – улыбнулась Минна. – Как дела на работе?
– Начальство сходит с ума из-за смерти Ан Виёна, – закатила глаза Джиён. – Я только и делаю, что мониторю комментарии в соцсетях!
– Ты больше его не видела? – поинтересовалась Минна и покачала головой. – Просто не верится, что я так спокойно говорю с тобой о мире квисинов…
– Нет, Ан Виён больше не появлялся, но теперь мне жутко некомфортно в доме моей бабушки, – призналась Джиён. – Гон Сону разрешил мне пока переночевать в доме его дяди. Там много народу. Ну, знаешь, племянники, сестры…
Заметив на руке Джиён браслет из круглых коралловых бусин и серебряных подвесок-мотыльков, Минна удивленно спросила:
– Ты не сняла его?
– Нет, – ответила Джиён. – Ан Виён сказал, что эта штука защитит меня. Не то чтобы я верила ему на слово… В общем, с ней я чувствую себя спокойнее.
– Помнишь профессора Сон Мина? – перевела тему Минна. – Я прохожу у него практику.
– У Стервятника? Он уже гонял тебя за кофе и булочками?
– Нет, но «Старлайт медиа групс» наняли его в качестве адвоката трейни Никки на случай, если ее все-таки заподозрят в убийстве Ан Виёна и дело дойдет до суда. Профессор Сон Мин поручил мне и Руми узнать как можно больше о прошлом Ан Виёна и Никки.
– Что? – визгливо воскликнула Джиён и стала озираться. – А проще дельца не нашлось?
– Расскажи мне все, что ты знаешь о Никки.
– Да не так уж и много, – пожала плечами Джиён. – Пару лет назад, когда «Старлайт медиа групс» искали новые лица, продюсер Квон Чи отправил меня в корпус трейни. Это было мое первое серьезное задание как менеджера, до того я только бегала с Хёном. Никки отличалась от других трейни. Она была тихой, старательной и необщительной, к тому же из состоятельной семьи. У нее не было злых одноклассников или навязчивых ухажеров. Идеальная кандидатура без сомнительного прошлого… Странности начались позже, когда мы с Хёном уехали в США. Продюсер Квон Чи определил Никки в группу с Эмми и другими девушками. Они часто жаловались на ее истерики и лунатизм. Никки рассказывала