– Янми… – тихо произнес Ун Шин. – Малышка Янми.
– Ничего не спрашивайте. Просто выполните мою просьбу: передайте этот зачарованный браслет Сольджу, и пусть он защитит ее от бед. Мы с ней были очень близки. Советник наверняка направился к озеру. Я боюсь, что они встретятся и он убьет ее! А Виёну скажите, что мне жаль… Мне жаль, что у него такая глупая сестра.
Янми закрыла глаза, и по ее щеке, словно упавшая звезда, едва заметно скатилась слеза. Девушка больше не двигалась, и Ун Шин положил голову ей на грудь, чтобы послушать сердцебиение – но оно остановилось. Не замечая разрастающегося вокруг пожара, Ун Шин крепко сжал маленькую руку Янми и замер в таком положении, а его взгляд внезапно стал стеклянным и отрешенным, будто мыслями он был где-то далеко. Тонкие губы Ун Шина дрогнули, но он упорно поджимал их, потому что воину, повидавшему множество смертей, не положено было плакать. Минне стало жаль его и несчастную Янми. Она понятия не имела, помнил ли Ун Шин этот момент своей жизни, но подумала, что порой мрачные жнецы поступают милосердно, стирая смертным память.
На кровать с грохотом обрушилась потолочная балка, и одеяла тотчас вспыхнули. Ун Шин опомнился, вытащил зажатый в кулаке Янми коралловый браслет и, взглянув на нее в последний раз, направился к бумажной двери, от которой осталась только обожженная рама. На выходе из комнаты Ун Шин остановился, но не посмел оглянуться. На ватных ногах он пошагал вдоль длинного, заполненного дымом коридора и, повернув в сторону заднего двора, споткнулся обо что-то объемное и мягкое. Минна тоже присмотрелась: это было тучное тело служанки Сольджу и главной смотрительницы дома. Она узнала ее по голубому платью и длинному носу. Вероятно, друзья советника встретили эту женщину по пути и перерезали ей горло. Еще немного, и Минну бы точно стошнило от такого зрелища, но картинка резко поменялась на влажное от пота, искаженное кривой ухмылкой лицо советника.
Советник выскочил из дома прямо в залитый кровью парадный двор. Ночь встретила его алой полной луной и безоблачным звездным небом. Крестьяне, снимающие с трупов серьги и украшения, тут же устремили на него свои взгляды. Те, кто нес на себе мешки с вещами и едой, остановились в ожидании важного сообщения.
– Я избавился от мудан! – гордо объявил советник, и трое его друзей издали радостные возгласы. Толпа поддержала их криками, подняв вверх горящие факелы, но вдруг огонь погас, будто его разом кто-то задул. Двор и небо затянуло вуалью дыма. Люди испуганно шептались в темноте, указывая пальцами куда-то в сторону лестницы, где находился советник. За его спиной прямо в воздухе повисла белая, словно смерть, Янми, а из дверей дома высунулись острые языки пламени. Лицо Янми было обожжено, поэтому никто не узнал ее. К тому же на ее руке уже не было кораллового браслета.
– Мудан восстала из мертвых! – сказал кто-то из толпы.
Советник закашлялся от дыма и оглянулся. Увидев Янми в ее настоящем облике, он попятился и чуть не свалился с лестницы. Его друзья сразу поняли, что перед ними вонгви, и первыми выбежали за ворота дома. Но неожиданно края их голубых накидок воспламенились. Мужчины бросились на землю и стали кататься по ней, чтобы потушить огонь, а потом и вовсе поспешили к озеру.
Когда советник оправился от шока и ринулся бежать, Янми широко открыла рот, из которого вывалился черный язык, и громко заверещала. В этот миг у всех крестьян вспыхнули головы. Так же быстро потухнув, они упали с плеч подобно обуглившимся поленьям. Янми закричала снова, и следом загорелось все, что было во дворе: трупы, мешки, повозка, сараи и ограждение. Пылающий столб, прежде подпиравший крышу ворот, рухнул под ноги советнику, преградив ему выход из двора. Однако советник собрался с духом и, с разбегу перепрыгнув препятствие, упал на влажную от растаявшего инея траву.
Дом генерала Кана горел в ночи ярким пламенем. Издалека он напоминал огромный костер, разожженный божеством-великаном. Во все стороны разлетались золотые искры, освещая сад и холм. Отмахиваясь от них, по склону поднимались Сухоран и Ван Хёль. Неожиданно их догнал мужчина, одетый в черные доспехи. Его длинные волосы были затянуты в хвост на макушке, а нижнюю часть лица покрывала редкая щетина. Минна не сразу узнала в нем Дон Юля – в те времена он был видным мужчиной без залысин и отъетых щек.
Сухоран задумчиво шел вперед и не заметил появления кого-то третьего, зато Ван Хёль сразу почувствовал темную энергию булгэ.
– Что ты здесь забыл, пес? – оглянулся мрачный жнец.
– То же, что и ты, поганка, – пробасил Дон Юль и поравнялся с ним. – В этом доме разбушевался темный квисин. И я заберу его с собой в Преисподнюю.
– Другие души тебя не интересуют? – уточнил Ван Хёль.
– Не сегодня, – ответил Дон Юль. – Ты отдаешь мне девушку, я тебе – всех остальных.
Сухоран уже вошел в ворота дома, но, услышав разговор за своей спиной, немедленно спустился по холму, чтобы предотвратить ссору между булгэ и мрачным жнецом. Скользя по траве, он споткнулся обо что-то круглое и пнул подвернувшийся предмет ногой. Это оказался пузырек с голубым зельем, которое выпили Янми и Сольджу для временного превращения друг в друга. Кто-то из людей, грабивших дом, прихватил склянку с собой и выронил, в страхе убегая от призрака.
Подняв пузырек с зельем, Сухоран подошел к булгэ и мрачному жнецу.
– Здесь попахивает участием Ан Минджуна, – заключил пэкхо и огляделся. – Стало быть, он где-то неподалеку.
– Доброго вечера и полной луны, Хранитель Западных Ворот, – поклонился ему Дон Юль и посмотрел на пузырек. – Это зелье, меняющее облик. Иногда мы находим подобные. Не думал, что Ан Минджун продает их смертным. Иначе я бы разобрался с этим.
– Ан Минджун снова вмешивается, – недовольно сказал Ван Хёль. – Мы должны с этим что-то сделать!
– Чем он только не промышляет здесь без присмотра своих дядюшек… – покачал головой Сухоран и бросил пузырек на землю. – Но давайте пока оставим его в покое.
– А что привело вас сюда, Сухоран? – поинтересовался Дон Юль, не сводя глаз с серебряной маски пэкхо. – Вонгви, за которой я пришел, особенная?
– Это не твое дело, пес, – вмешался Ван Хёль и достал из рукава золотую цепь. – Убей ее поскорее.
– Нет, – зарычал Дон Юль и показал клыки. – Вы хотите замять какое-то тайное дельце? Тогда сначала вы расскажете мне, на что я подписываюсь.
Ван Хёль замахнулся на Дон Юля золотой цепью, но Сухоран внезапно разрубил ее ладонью, превратив металл в облако песчинок. Мрачный жнец оскорбленно поджал губы и поклонился ему в знак извинения. Пока Ван Хёль и Дон Юль сверлили друг друга взглядами, полными вражды и отвращения, Сухоран посмотрел на звездное небо, огромную багровую луну и спокойно произнес:
– Хорошо, Дон Юль, я расскажу тебе, зачем мы здесь. Но помни: никому ни слова, или я переломаю кости всей твоей стае.
Дон Юль кивнул и, гордо закинув волосы за спину, присел на большой круглый камень. Ван Хёль отряхнул перчатки от золотой пыли и пристроился рядом с ним. Убедившись, что эти двое усмирили свою неприязнь, Сухоран тихо произнес:
– Дело в том, что госпожа Ли Дуаль…
Внезапно исчезли все звуки. Не было слышно ни стрекотания цикад, ни потрескивания горящих досок, ни шелеста листьев. Сухоран просто шевелил губами и жестикулировал. Сначала Минна подумала, что у нее заложило уши, и поморщилась, пытаясь уловить хоть что-то в воцарившейся тишине. Но потом она поняла, что Сухоран, показывая профессору Сон Мину это видение, специально заглушил разговор.
Через какое-то время Минна услышала шелест травы и тяжелые шаги – кто-то еще поднимался по холму к пылающему дому. Минна видела только его силуэт и на всякий случай сосредоточилась на губах Сухорана. Но пэкхо уже закончил свою речь и громко крикнул:
– Я тебя заждался! Вижу, ты снова поменял облик.
К освещенному пожаром камню подошел тощий старик в белых лохмотьях. На его покатом плече висел огромный мешок, а на ногах были растоптанные джипсины[73], напоминающие две старые дырявые лодки. С виду старик напоминал измотанного дорогой путника. Минна бы никогда не узнала в нем Ан Минджуна, если бы не татуировка на его руке: две луны, одна из которых полностью закрашена, а вторая – только контур. Что обозначает эта татуировка, никто никогда не говорил, да и Минне раньше не было до нее никакого дела.
Ан Минджун присел на камень рядом с Дон Юлем и Ван Хёлем. Те, очевидно, еще обдумывали все, что ранее поведал им Сухоран. Случайно коснувшись друг друга плечами, они вскочили на ноги и встали по разные стороны от Сухорана. Ан Минджун окинул взглядом всех троих, поднял пузырек с оборотным зельем и засунул его в мешок.
– Такими вещами в мире смертных не разбрасываются, – проворчал менбусин. – А еще я слышал, как вы меня оскорбляли.
Сухоран молча повернулся лицом к горящему дому, и его маска отразила свет пламени. Дон Юль и Ван Хёль напряженно ждали, когда хоть кто-то продолжит этот разговор – но только не они сами.
– Мне пришлось пойти на крайние меры, – наконец сказал Ан Минджун и хлопнул ладонями по коленям. – Кан Сольджу была в списке мрачных жнецов, и именно она должна была умереть сегодня, но…
– Что? – нетерпеливо спросил Сухоран.
– Я принял облик Ван Хёля и сделал подмену имен в списках его подчиненных, – ответил менбусин и обратился к главе мрачных жнецов: – Я приношу свои извинения за это.
– Это возмутительно, – сквозь зубы ответил Ван Хёль и посмотрел на Сухорана. – Почему вы молчите? Это противозаконно!
– Согласен, – вставил Дон Юль, едва сдерживая смех. – Но мне нравится!
Сухоран только развел руками и медленным шагом направился к дому. Оглянувшись на Ан Минджуна, он сказал:
– Продолжай.
Не слезая с камня, Ан Минджун переместился к Сухорану. Ростом менбусин едва доставал до плеч пэкхо, поэтому пытался догнать его своими короткими жилистыми ногами, изредка выглядывающими из-под подола одеяния. Ван Хёлю и Дон Юлю ничего не оставалось, как тоже последовать за пэкхо.