– Хм, хорошо. Набросок – это черновой рисунок, который вы делаете перед началом работы над произведением.
Люка громко прокашлялся. Я сердито посмотрела на него:
– Хочешь что-то сказать или просто играешь в «Кэнди крэш»[35]?
Он продолжал молча смотреть на экран.
– Наброски необязательно должны быть черновиками, они могут и сами представлять собой произведение искусства.
Джесси взмахнул рукой в воздухе.
– Так наброски – это тоже искусство?
– Да, искусством может быть все что угодно, – ответил Люка, опередив меня. – Не позволяй ограниченным людям определять за тебя, что такое искусство.
Кажется, кто-то слишком много на себя берет. Глядя прямо на него, я улыбнулась.
– Спасибо за это замечание. Неудивительно, что человек, чьим первым произнесенным словом было «импрессионизм», имеет такие глубокие познания в искусстве.
Люка наклонил голову и посмотрел на меня с улыбкой.
– Ты что, читаешь страницы, предназначенные для моих поклонников?
Риз вскинула руки.
– Как скучно!
Я обвела взглядом детей.
– Так, прошу прощения. Теперь хватаем бумагу.
Я представляла себе спокойный день, как буду деликатно направлять детей и открывать им прекрасное посредством рисования. Начиналось все и правда хорошо: они сидели тихо и большей частью все рисовали. Я переходила от одного к другому, стараясь помочь и предлагая темы для рисунков. Люка болтал с Джесси о его наброске «Губки Боба».
Но как только Майка обнаружил фломастеры и нарисовал себе татуировку, все пошло наперекосяк.
– Смотрите, татушка! – воскликнул мальчик, гордо показывая руку с нарисованной на ней огромной кошкой.
– Какая глупая, – фыркнула Риз, но сразу потянулась через стол и схватила целую пригоршню фломастеров из коробки. Джесси и Кристина мигом последовали ее примеру и стали себя разрисовывать.
– Ребята! – крикнула я. – Прекратите сейчас же! Мы должны работать над набросками!
Идея принести на занятие фломастеры оказалась явно неудачной. Несмотря на все усилия, вернуть детей к работе не получалось. Я попыталась забрать у Риз фломастеры, но та крепко вцепилась в находку.
– Риз, мы не будем больше ими пользоваться, – строго сказала я.
Она отбросила мою руку.
– Так нечестно, я хочу рисовать! – Ей тоже пришлось встать, чтобы удобнее было тянуть фломастеры на себя.
– Нельзя, – отрезала я и скрипнула зубами, стискивая их еще сильнее. Зеленые глаза Риз вдруг наполнились слезами. О нет.
В это время мне на помощь пришла пара теплых и сильных рук.
– Почему бы нам не пойти на компромисс? – Рядом с нами стоял Люка. Сзади на него падал солнечный свет, и на секунду мне показалось, что над его головой возник светящийся нимб.
– Риз, если будешь рисовать фломастерами только на бумаге, я нарисую тебе Эльзу из «Холодного сердца»[36], – предложил он и подмигнул мне. Девочка перестала плакать и, хлюпнув носом, ответила:
– Ладно.
Люка поднял брови и выжидающе посмотрел на меня. Я закатила глаза, выпустила фломастеры и неохотно освободилась от мягкой хваткий Люки.
Он повернулся к девочке и подставил ей раскрытую ладонь для удара. Она застенчиво шлепнула ее своей маленькой ладошкой и, хихикая, села за стол. Никто не мог устоять против обаяния этого парня.
– То же относится и к остальным, договорились? Рисуем на бумаге – или вам крышка! – Для большей выразительности Люка поочередно указал на каждого малыша. Они захихикали и стали рисовать как ни в чем не бывало.
Что ж, я не Мария фон Трапп[37]. Я повернулась к Люке.
– А ты умеешь обращаться с детьми.
Он пожал плечами.
– Мне приходилось сидеть с ними за деньги.
– Правда? – Я не сумела скрыть сомнение.
– Да. А что, в это так трудно поверить?
– Немного, – я улыбнулась. – Представляю, как трудно было примерить на себя роль няни, будучи гениальным художником.
Он поджал губы, но не смог удержаться и рассмеялся.
– А ты, значит, провела исследование в Интернете?
Какой смысл было делать вид, что это не так? Теперь пришла моя очередь пожать плечами.
– Типа того.
Наши взгляды встретились, и хоть мне было немного неловко, я почувствовала, что лед между нами начал таять.
Я нервно сглотнула.
– Люка, слушай…
– Учитель, учитель! Я не знаю, как нарисовать волосатую медузу! – закричал вдруг Майка.
– Теперь моя реплика, – сказал мне Люка, а затем повернулся и сел рядом с мальчиком. Майка, ты маленький…
Следующие два часа пролетели незаметно, я помогала Кристине раскрашивать семирогого единорога, а потом украшала блестками изобиловавший деталями портрет Стефа Карри[38], так что у меня почти не было времени поговорить с Люкой. Но периодически я украдкой поглядывала в его сторону. Он объяснял детям, как изображать перспективу и смешивать краски, чтобы получить нужный цвет. Он был в своей стихии, и малыши обожали его. Видя непринужденность Люки в общении с ними и абсолютную веру в их творческие способности, мне хотелось взобраться на стол и поцеловать этого парня.
Затем вдруг оказалось, что уже пять часов, и родителям было пора забирать детей. Ребята хватали свои работы и гордо показывали их мамам и папам. Это было так мило, что я даже растрогалась: пусть на доброе дело меня вдохновил план, основанный на сериалах, но было приятно потратить полдня, чтобы доставить детям удовольствие. По-видимому, остальные ученики студии чувствовали то же самое: убираясь и прощаясь с малышами, они улыбались.
Когда ушел последний ребенок, я опустилась на детский стульчик.
– Боже, сколько же в них энергии! – воскликнула я, глядя на Фиону.
Она подняла с пола несколько листов бумаги.
– Да. Хорошо, что нам помогли.
– Когда захочешь повторить, дай мне знать. Мне кажется, всем понравилось.
Фиона засмеялась.
– И добавить тебе новое занятие сверх школьной программы?
Прежде чем успела ответить, я заметила Люку, направившегося к выходу. Да, отношения между нами стали чуть теплее, но я вряд ли могла назвать свои попытки сыграть роль мамочки успешными. И все же надо было извиниться перед ним за ту историю в студии.
– Люка, – позвала я. Он обернулся, а Фиона в это время совсем незаметно (как она думала) метнулась в противоположный конец комнаты, чтобы убраться на другом столе.
Он выжидательно посмотрел на меня. Ну давай, сделай это, Дез.
– Так… м-м… я хотела сказать это раньше, что очень сожалею о вчерашнем. Я не думала подслушивать. И Вайолет – тоже, – добавила я, оглянувшись на Вайолет, которая собирала свои вещи. – Мы вроде как… застряли там. – По отношению к Вайолет это было сущей правдой, по отношению ко мне – невинной ложью.
Обида, стыд и смущение промелькнули на лице Люки. Мы стояли как две неуклюжие статуи. Наконец он нарушил молчание.
– Ладно.
– И еще прости, если навлекла на тебя неприятности из-за яхты.
Он вопросительно посмотрел на меня.
– При чем тут ты? Это же не твоя вина.
Я почувствовала укол совести.
– Но все же… тебя опять не выпускают из дома?
– Отец заставил сидеть дома на каникулах и теперь дает поручения: сделай то, сделай это.
Я улыбнулась.
– Ну, звучит не так уж страшно.
– Кроме того, приходится каждый день выгуливать собак мачехи, – он помрачнел.
– Вот это ужасно. От денег на карманные расходы тоже пришлось отказаться? – спросила я совершенно серьезно. Он посмеялся, но чуть-чуть, без своего обычного гогота.
Вдруг я кое-что вспомнила и выпалила:
– Кстати, поздравляю с поступлением в школу дизайна. Это потрясающе!
Он уставился на свои башмаки, а у меня сердце опустилось куда-то в живот. Получается, я снова напомнила ему об этой истории в студии? Однако он посмотрел на меня с улыбкой.
– Спасибо, но я не могу учиться, пока не утрясется вопрос со стипендией.
Я кивнула.
– Верно. Что ж, будем надеяться…
– Так, все в автобус! – неожиданно рявкнул мистер Россо и добавил: – Спасибо за организацию, Дези и Фиона. Замечательно получилось, надо будет повторить!
Люка поправил свою шапочку.
– Ну пока, – бросил он и пошел к автобусу. На этом наш разговор закончился.
Я помогала Фионе убираться и с трудом сдерживала слезы, чтобы она не заметила моего разочарования. Обнаружив стопку бумаг с рисунками Люки, я остановилась. На одном листе был нарисован Губка Боб, на другом – пара башмаков, в которых, насколько я помнила, пришел Майка. Робот-кошка. Принцесса-ниндзя. Я пролистала еще несколько забавных набросков и вдруг замерла.
Люка изобразил меня: я сидела за столом, подперев голову рукой. Не знаю, когда он успел. Но меня поразило не то, что он нарисовал меня, а то, как он это сделал. Точные и выразительные линии, удачный момент, когда мое лицо было спокойным.
В этом рисунке была такая глубина, такое… знание меня. Едва заметная улыбка перерастала в усмешку.
Я вытащила тетрадный лист и с нежностью посмотрела на него. Подошла Фиона и заглянула мне через плечо.
– Все получилось?
Я поцеловала страничку с планом.
– Кризис предотвращен. Он снова меня спас.
Шаг 12Помни: событие, угрожающее жизни, заставит его понять, насколько сильна любовь
– Не могу поверить, что мы это делаем.
Наверное, первый раз в жизни я видела, как Фиона потеет. Нельзя сказать, что она и физические нагрузки – лучшие друзья. Освещенные солнцем, мы шли по центру улицы Стоуни-Поинт-Драйв, в миле от моего дома. Уэс должен был перегородить ее конусами и натянуть между ними желтую ленту. С тех пор как мы провели занятие в молодежном центре, прошла неделя. Увидев рисунок Люки, я поняла, что он, пусть даже и не признавая этого, испытывает ко мне какие-то чувства, и с нетерпением ожидала развития событий. Хотелось бы сразу перенестись на стадию первого поцелуя, но я понимала, что для этого предстоит проделать определенную работу. Поэтому все выходные я обдумывала шаг 12.