ой площадки, а Дези любила руководить всеми в столовой.
Я наморщила нос.
– Там все были такие неряхи, положат что-нибудь куда попало, потом найти не могут.
Фиона закатила глаза.
– Короче, сидит она как на иголках. И я это замечаю, потому что она всегда как шелковая, а тут… И вдруг она успокаивается и замирает. И глаза такие огромные. А потом вижу… капает.
– О нет, – застонал Люка.
– Да. Она наделала в штаны.
Вайолет, Кассиди и Уэс рассмеялись. Это было обидно.
– Не смешно, ребята!
Вайолет чуть не задыхалась от смеха.
– Нет, смешно.
Кассиди стерла слезу со щеки.
– Извини, Дези… но…
– Чувиха, ты в штаны напрудила! – закричал Уэс. – Над этим можно посмеяться!
Фиона зашикала на остальных.
– Да, под стулом образовалась целая лужа. А она при этом – ни словечка. Я была так возмущена, что хотела поднять руку и все рассказать. – Фиона посмотрела на меня и посерьезнела. – Но тут я увидела у нее на щеке огромную слезинку. И до меня дошло, что она хотела бы скрыть это от учительницы. Но такое разве скроешь?
– И тут семилетняя Фиона, – перебила я ее, – сделала то, что характерно для Фионы, которую мы знаем и любим сегодня. Учительница вышла в соседнее помещение, где хранились расходные материалы, а она стащила меня со стула и вытерла лужу свитером с анахеймскими утками на груди, дала мне свои штаны вместо моих мокрых, а сама осталась в одних трусах, чем навлекла на себя гнев учительницы.
Все засмеялись, а я улыбнулась.
– Весь класс смотрел на нее. По сравнению с Фионой в трусах тот факт, что я наделала в штаны, показался пустяком.
Вайолет хлопнула в ладоши.
– Тут и возникла настоящая дружба.
Фиона пожала плечами.
– Давайте смотреть на вещи проще: пройтись по школе в трусах – не бог весть какая жертва.
Я покачала головой.
– Очень даже большая, не скромничай. И да, с тех пор мы дружим.
Я улыбнулась и посмотрела на Люку, думая, что история ему понравилась, но у него на лице было снова то задумчивое выражение.
– Пойду-ка я, окуну ноги в океан. – Он вдруг встал и отряхнул с джинсов песок.
– Прямо сейчас? – удивилась я.
– Да, и сразу вернусь.
И пока никто не успел к нему присоединиться, он трусцой побежал к воде.
– Хм, я тоже скоро вернусь, – крикнула я.
Когда я подбежала, он стоял у воды – фигура была едва различима в темноте. Пена волн уже достигала ног, но он все еще был в кедах.
– Что? – спросила я, чувствуя, как по телу пробежал холодок. – Может, я сделала или сказала что-нибудь не так? – Я держалась очень раскованно и знала это… Совсем забыла о необходимости учитывать его мнение.
Он молчал, и я, занервничав, сунула руки в карманы свитера.
– Все в порядке?
Все так же стоя ко мне спиной, он повесил голову и ковырнул ногой песок.
– Да извини, я просто… – он умолк.
Я слегка прикоснулась к его плечу. Люка взял мою руку, повернулся ко мне лицом, посмотрел в глаза и произнес:
– Печальная была история.
Я нахмурилась и тут же улыбнулась.
– О том, как я описалась? Что ты хочешь сказать? Конечно, я оказалась в неловком положении, но ведь это смешно!
Он покачал головой.
– Нет. Это ведь случилось во втором классе, верно? Уже после смерти твоей мамы?
Я растерялась.
– М-м… да, кажется, да. А что? В чем дело-то?
Он помолчал.
– Извини, не собираюсь раздувать из мухи слона. Знаю, как ты относишься к таким разговорам. Просто это… грустно, потому что до этого у тебя умерла мама. – Он выпустил мою руку и принялся тереть глаза. – Мне жаль ту девочку. Не вижу ничего смешного в том, что она намочила себе штаны. По-моему, это грустно.
Я оцепенела.
Потому что наконец увидела Люку таким, каким он был на самом деле. В своей влюбленности и одержимости, занятая воплощением в жизнь плана, я не подозревала, что рядом со мной такой человек. Не просто художник-бунтарь, а добрый, способный на сопереживание парень. Человек, который в истории о второкласснице, намочившей штаны, видел скорее трагедию, чем комедию.
В этот момент я поняла, что хочу быть возлюбленной именно этого человека. И еще поняла наконец значение этого слова. Любовь – это не просто держаться за руки и украдкой целоваться, но и делить себя, свою жизнь с человеком, который этого достоин. От важности открытия у меня едва не перехватило дыхание.
Я сразу вспомнила сцену в одном из моих любимых корейских сериалов – «Хилере». Героиня Янг-Шин находит загадочного Целителя, который болен и подавлен, в его убежище. Он пытается выгнать ее, но она утешает его объятиями, отчего его злость уходит.
Я обняла Люку и прижалась щекой к его груди. Так мы стояли долго.
– Ты прав. Это была грустная история. – Я уткнулась лицом в его рубашку.
– Знаешь, ничто не мешает тебе признать, что смерть твоей мамы – печальное событие.
Эти простые слова отомкнули во мне какой-то замок, я слышала такое впервые. У меня перехватило дыхание, и я не смогла ничего ответить, только обняла его еще крепче.
– Ладно, – тихо шепнула я.
– Можешь по-прежнему ценить отца и грустить о матери.
Я кивнула, а очертания окружающего вдруг стали размытыми.
В ту ночь, вернувшись домой, я заглянула в комнату отца. Полоса света из коридора упала на постель. Я постояла немного, глядя на него: он лежал на одной половине кровати, хотя уже десять лет спит один. Вдруг он открыл один глаз.
– Дези, это ты?
– Да, извини, что разбудила, – прошептала я. – Спи дальше.
– Все в порядке?
– Конечно, – я закрыла дверь, – как всегда.
Придя к себе в комнату, я взяла с прикроватной тумбочки тетрадь, в которую последнее время записывала свои впечатления, планы и результаты проделанной работы. Затем достала из кармана сложенный листок, развернула его и разгладила складки.
– Что ж, план, ты хорошо послужил мне. Я никогда тебя не забуду, но пора на пенсию.
Уничтожить его было сложно, но мне все же надо было с ним расстаться. Я вложила листок в дневник, решительно закрыла его и положила на тумбочку. Исписанное картонное сердечко выпало из тетради и полетело, взмахивая разрисованными крылышками. Засыпая, я чувствовала, что на душе становится легче.
Глава 18ШагПознакомься с его родителями и постарайся им понравиться
Я смотрела программы Боба Росса[45] до посинения, но нарисованные мною платаны все равно походили на головки брокколи.
До открытия выставки Благотворительного фонда калифорнийских государственных парков оставались считаные часы. На ней ребята из художественной студии (и я в том числе) должны были представить работы. Свою картину я дописывала в последние минуты перед выставкой, что для меня совершенно не характерно. В качестве завершающего штриха на одну из ветвей решила добавить мазок пурпурной краски. Несколько дней назад я показывала свою работу Люке, и он очень терпеливо объяснил, что неожиданные оттенки можно увидеть во всем, если отключить буквальное восприятие окружающего мира. К сожалению, я очень привыкла видеть все так, как есть. Ведь закон гравитации в физике, который всегда был мне ближе, не зависит от времени дня, в отличие от цвета листвы.
Завибрировал телефон, на экране появились слова «Пора на выставку!». Я направила поток воздуха от вентилятора на свою картину, чтобы ускорить процесс высыхания красок, побежала наверх и торопливо осмотрела приготовленное черное платье с цветочным орнаментом. Чтобы не показаться чересчур консервативной, я собиралась надеть его с красными кедами. Сегодня же мне предстояло познакомиться с отцом и мачехой Люки. Мы встречались с ним уже несколько недель, и я настояла, чтобы он нас познакомил. Не только потому, что так положено, но и потому, что сама этого хотела. Любопытно было взглянуть на чудика отца, которого Люка так ненавидел.
Мой папа был на работе, поэтому дом находился всецело в моем распоряжении. Я включила на полную мощность Бейонсе, полчаса завивалась и брила ноги, а потом вышла из дома и стала ждать Люку, который должен был за мной заехать. На подъездной дорожке показался БМВ. Я оправила платье одной рукой, в другой была картина.
Я надежно поместила свой шедевр на заднем сиденье.
– Хорошо выглядишь, – Люка наклонился и, отстранив завитой локон, поцеловал меня.
Я все никак не могла привыкнуть к этой щедрости на комплименты и потому покраснела.
– Спасибо. Не знала, что надеть.
Люка указал на себя – на нем была голубая фланелевая рубашка и черные джинсы.
– Форма одежды – причудливая.
– Ясное дело, – хмыкнула я и попыталась стянуть с него шапочку.
Он схватил меня за руку и потом держал ее всю дорогу. Мы завезли картину в галерею, оставили ее у мистера Россо, а затем поехали к отцу Люки. Проехали автостоянку у пляжа, где впервые поцеловались (при воспоминании об этом у меня стало покалывать в пальцах рук и ног). Потом поднялись по песчаной дороге на холм и оказались на подъездной дорожке, которая вела в частное владение. Впереди показался дом.
– Ого, – выдохнула я.
Он был смешной, но красивый. В архитектуре сочетались испанский стиль и стиль ранчо. Огромные окна, некоторые с витражами, отделка из темного дерева, стены и многочисленные балконы увиты бугенвиллеями. Дом окружали древние дубы и молодые оливковые деревья, везде виднелись суккуленты и другие растения, растущие в пустыне. Так в старину выглядели калифорнийские усадьбы. Мне вспомнился фильм «Ловушка для родителей» – такой же дом был у отца девочек. Посмотрев этот фильм, я сразу захотела жить в особняке в стиле ранчо. Ну, знаете, детская мечта.
– Дом, милый дом, – пробормотал Люка и остановил машину возле одного из старых дубов.
Я стиснула его руку.
– Очень красиво.
Люка пожал плечами.
– Ничего не имею против дома. Чего не скажешь о его хозяине.