– Что ж, люблю вас, ребята, но не могу выносить ваши веселые лица. – Я встала, бросила свою тарелку в мусорный бак и пошла прочь.
– Дез! – послышался сзади крик Фионы. Но я не остановилась и не обернулась.
Вернувшись в тот день домой, я сразу прошла к себе в комнату, бросила рюкзак на пол и плюхнулась на кровать, случайно задев письменный стол. Там что-то стукнуло. Это была наша семейная фотография. До чего вовремя! Она свалилась прямо на черновик прощальной речи, который лежал здесь и собирал пыль со времен моего стэнфордского фиаско.
Стэнфорд. Ответ оттуда должен был прийти через неделю-другую. Да, я нервничала, но за этот месяц со мной произошла интересная метаморфоза: волнение перестало быть таким сильным, как раньше. Не сомневаюсь, что причиной отчасти было состояние апатии, которое уже воспринималось как часть жизни. Я получила сообщения о зачислении в колледжи при Бостонском и Корнеллском университетах. Хотелось бы заметить, что оба они предлагали более сложные программы медицинского образования, чем Стэнфорд. Мое безразличие пугало меня. Но при этом я чувствовала себя свободной. Глядя на свой набросок речи, где-то с полсекунды я испытывала чувство вины. Потом закрыла глаза и решила лечь спать.
Но не успела как следует завернуться в одеяло, как дверь распахнулась, и, громко топая, вошел отец.
– Папа! – возмутилась я. – Какого черта? Ты что, больше никогда стучать не будешь?
– Аппа никогда не стучал! – Это правда.
Он подошел, схватил меня за руку и вытащил из постели. Я упиралась и отбивалась.
– Что ты делаешь? – кричала я.
– Аппа устал от твоего ничегонеделания. Вставай и помоги мне в гараже.
– Не хочу, – заныла я.
Он остановился и уставился на меня.
– Что это значит?
Я сразу выпрямилась, понимая, что отца лучше не злить.
– Ничего, – проворчала я и поплелась за ним.
Дверь гаража была открыта, там на домкратах стояла машина. И не чья-нибудь, а Люки. Что за черт! Я сердито посмотрела на отца. Он пожал плечами.
– Мне все равно нужно ее чинить, так подумал, что можно заняться этим дома.
Он лег на тележку и въехал на ней под «хонду цивик».
– Так, ты бери другую, надень на лоб фонарик и держи под рукой набор инструментов.
Я тяжело вздохнула, притащила огромный ящик с инструментами, легла на другую тележку и, упираясь в пол гаража босыми ногами, заехала под автомобиль.
Я включила фонарик. Отец показывал и объяснял ситуацию.
– Масляные и топливные фильтры, а также свечи зажигания старые, просто беда. Их надо заменить, иначе машина не пройдет экологический тест. Поможешь мне заменить фильтры, договорились?
Я уже знала, что за этим последует, и принялась отвинчивать гайки теплозащитного экрана торцевым ключом. Пока я возилась, отец поглядывал на меня орлиным взором. Через некоторое время он спросил:
– Тебе интересно, как работают свечи? Ведь они металлические.
Я собиралась вынуть старый фильтр и щурилась на случай, если что-нибудь взорвется или брызнет.
– Ну, думаю, искра на кончике свечи возникает из-за электрического разряда, она воспламеняет пары бензина.
Отец задумчиво хмыкнул.
– О, ладно, разумный ответ. – Такова была его вежливая реакция, когда он не понимал, о чем я говорю. – Теперь дай торцевой ключ побольше.
Я выкатилась и порылась в ящике с инструментами. Найдя нужный ключ, передала его отцу и села рядом с машиной.
– Так что ты думаешь насчет Люки?
Я вздрогнула.
– Что ты имеешь в виду? Мы расстались. – Стараясь не огорчать отца своим кислым видом, я все же рассказала ему о разрыве – иначе как объяснить, почему он больше у нас не показывается.
– Когда это ты успела стать человеком, легко бросающим начатое дело?
– Иногда надо просто принять фигню, которую вручает тебе жизнь, – заявила я и, едва выговорив эти слова, полные жалости к себе, спохватилась, что говорю с отцом.
– Да, знаю. Очень хорошо знаю, понимаешь? – Он выкатился из-под машины и вытер руки тряпкой, лежавшей на тележке.
– Понимаю, – тихо сказала я.
Отец сел, глотнул воды из бутылки и посмотрел на меня.
– Может, скажешь наконец, что случилось?
Я избегала разговоров на эту тему: неловко обсуждать это с папой. Но сейчас было уже все равно, и я рассказала ему печальную историю Дези Ли.
Когда закончила, он некоторое время молчал.
– Вот почему ты в последнее время так много смотришь сериалы.
Я попыталась улыбнуться, в первый раз за все эти недели.
– Да, но теперь они мне нравятся.
– Знаешь, Люка наверняка думает, что ты сумасшедшая.
– Знаю.
– Потому что все это совершенное безумие, ну, ты поняла.
Как обычно, отец прекрасно сформулировал ситуацию.
– Да.
– Тогда зачем ты это делала? Почему не могла просто понравиться ему обычным способом?
Мы сидели бок о бок на тележках и молчали. Прошла минута. Отец терпеливо ждал, пока я решу, рассказать ли ему о неудачах и неуверенности в себе, вызванных моими постоянными фливалами.
Я всю жизнь доверяла ему, но сейчас не могла объяснить, что, несмотря на все его усилия, любовь и заботу, я была ужасно уязвима и ранима в том, что касалось любовных отношений.
– Ты же знаешь меня, аппа. Действуя по плану, я чувствую себя уверенней.
– Ха-ха, прямо как твоя мама.
Да уж. Не сомневаюсь, что маме никогда не понадобился бы такой план.
Отец прокашлялся.
– Знаешь что? Если бы не аппа, ты бы не родилась.
Это напомнило мне разговоры на тему полового созревания, которые он пытался вести со мной несколько лет назад… Я напряглась.
– Твоя мама часто говорила, что нам надо расстаться. Мне приходилось много раз удерживать ее от того, чтобы бросить одеяло.
– По-английски правильно говорить «бросить полотенце»[60].
– Вот я и говорю: бросить полотенце. Она столько раз готова была сдаться. Когда мы учились в старшей школе и ее родители ненавидели меня, твоя мама говорила, что мы должны перестать любить друг друга. – Слова, которые выбрал отец, заставили меня улыбнуться. – Поняв, что ей придется переехать сюда, она была готова со мной распрощаться. Но я хотел доказать, что все получится. Я переехал сюда, не зная английского, мы были очень бедны. Твоя мама столько раз плакала и говорила, что это плохая затея. Но я никогда не сдавался.
Он подъехал на тележке и осторожно повернул к себе мое лицо.
– Сердцу не прикажешь, Дези, но ты всегда можешь управлять тем, насколько упорно борешься, понимаешь? – Его глаза сузились от улыбки. – Да, ты сплоховала, но не настолько, чтобы нельзя было все объяснить и добиться его прощения.
Я потерла глаза рукавами толстовки.
– Аппа, у меня же есть гордость. Он даже не ответит на мои СМС. Невозможно будет объяснить ему…
– Тогда надо сделать так, чтобы он тебя услышал.
Эти слова прокручивались у меня в мозгу, когда через несколько часов я лежала в кровати, пытаясь читать «Человека на все времена»[61].
Как мне сделать так, чтобы он меня услышал?
Я отбросила книгу на кучу вещей, лежавшую у кровати, и тут мне на глаза попалась тетрадка с планом. Почему она до сих пор не уничтожена? Я взяла ее с намерением устроить ритуальное сожжение, и мне вдруг вспомнился один из шагов. Я достала план и бегло просмотрела его до пункта 23.
23. Прими решительные меры, чтобы все закончилось хорошо. Пусть случится нечто важное, что снова соединит вас. Докажи ему, что вы предназначены друг для друга. Опять-таки лучше всего, чтобы это было связано с риском для жизни (например, один спасает другого от лавины).
Решительные меры.
Я вспомнила, как мы впервые держались за руки, как бежали по дороге (я тогда была в красном кружевном платье), как Люка надел на меня свою шапочку, как прикоснулся во время автомобильной аварии. Вспомнила его горячую руку у себя на шее во время нашего первого поцелуя, его ссутулившуюся спину, когда он смотрел на океан, жалея меня.
Фактически у меня получился монтаж самых романтических моментов, прямо как в корейском сериале.
Тогда я почувствовала знакомую решимость, помогавшую мне добиваться поставленных целей и не позволявшую смириться с ответом «нет». То, что в детстве заставляло верить, что я могу двигать карандаш силой мысли.
И эта решимость только укрепилась благодаря Люке, его рукам и улыбке, благодаря тому, как он стягивал с себя шапочку и появлялся, когда это было мне необходимо.
Я не могла предсказать свое будущее в отношении Стэнфорда, но могла добиться прощения Люки. Не все потеряно. Один раз план уже помог мне завоевать его любовь, значит, надо воспользоваться им снова, попробовать еще раз, последний.
Порывшись в куче вещей возле кровати, я извлекла из нее свою тетрадь по английскому и тот самый рисунок, сделанный Люкой в первый день его пребывания в школе: я в черном платье. Затем взяла телефон и написала СМС его мачехе:
Здравствуйте, Лиллиан.
Как думаете, успеют мне сшить
бальное платье за две недели?
Тотчас пришел ответ:
Черт возьми, да, милая.
Шаг 23ГлаваПрими решительные меры, чтобы все закончилось хорошо
– Если он не клюнет, всегда есть Макс, первокурсник, в качестве запасного варианта, – с надеждой предложил Уэс, сидевший по другую сторону от Вайолет. Я застонала и прислонилась спиной к кожаной обивке лимузина.
Фиона оставила свою пассию, а Лесли пробралась ко мне в туфлях на высоких каблуках с другого конца лимузина и села на корточки.
– Эй, просто будь честной, договорились? Он простит тебя. – Я стиснула ее руки и нервно посмотрела на них. На ногтях розовым лаком по одной букве на ногте были выведены слова «Фиона» и «Лесли».
– М-да, все вокруг влюблены, – сокрушенно проговорила я. Фиона пожала плечами.