На окраине города (вернее даже, на отшибе) обитает и трудится мастер-кукольник вместе с дочерью. Правда, к прибытию делегации они оба уже будут мертвы. Заказчик обнаружит лишь прекрасную меня (куклу, то бишь) в пустом доме. Точнее, два трупа в самой дальней комнате люди канцлера найдут, хозяину доложат. Тот велит не церемониться и скинуть тела с обрыва.
«Птицы кумай разберутся», — щедро решит подкормить пернатых канцлер. — «Здесь горы. Небесные похороны будут в самый раз».
Славный у принцессы дядюшка, не правда ли? Заботливый. И птичек любит.
В планах съемки меня любимой для всех этих сцен (живая девочка с папой, ритуал, перерождение и хладный труп) значатся во второй половине дня. И ночь, если потребуется (по увеличенному тарифу).
На съемки в том же доме отведен и завтрашний день. Но завтра — сцены с мастером кукольником. Известным и уважаемым в Поднебесной актером старшего поколения. Его с большим трудом уговорил на участие в сериале собственнолично режиссер Ян. Информация от ассистента Фан(тик), ей стоит доверять. То, что мне с ним вместе предстоит сыграть — большая удача для старта карьеры.
Возвращаться позднее сюда не планируется, так что снять надо всё. И снять хорошо. Зная нашего режиссера, покой нам будет сниться, причем не этой ночью. Эта ночь пройдет в трудах.
— Чу? — это молчание ягнят в исполнении помощницы уже напрягает. — Ты здорова?
Тут подходит мама с подносом и тарелочками.
— У-у… бу, — говорит наша моль.
Чу сдувает в направлении санузла.
«Кажется, вечер прошел содержательно», — думаю и понимаю, что с едой лучше подождать. — «На выпивку принцесса не скупилась».
А то приглушенные звуки не способствуют.
— Съешь это, — премудрая китайская женщина встречает по выходу бедную бледную Чу. — Остро-кислый куриный суп с имбирем и сельдереем. Станет легче.
Лин Мэйхуа не первый год замужем. Опыт работы борьбы с интоксикацией после субботних возлияний супруга в кругу коллег у нее богатый. И там, где я недоумеваю: «Чего это с нашей помощницей?» — дальновидная мать моя заказывает (или готовит) специальный суп.
— Как доешь, я сделаю тебе чай, — добавляет мама. — Чай шен пуэр из Юннани, подарок от моей подруги.
Китаянки обмениваются взглядами. Одна — воплощенное милосердие, другая — квинтэссенция страдания.
— Госпожа Ли, вы моя спасительница, — немного погодя моль пытается вспорхнуть и начать кланяться.
Спасать бедолаг у нас явно семейное. Мамочка перехватывает это дрожащее тельце, сажает обратно.
— Обо мне никто никогда так не заботился! — прорывает внезапно трубу с соленой жидкостью и жалостью к себе.
Держать лицо? Да тут бы платков хватило, чтобы все слезы удержать. Уж не знаю, вчерашняя выпивка её так расшатала, или мамино участие в деле противостояния похмелью.
…Чу Суцзу (имя означает — простая хризантема, и снова этот цветок вылез) единственный ребенок в семье. «У-у-у», — сократил мой не вполне адаптированный разум.
Правило «одна семья — один ребенок» сработало против этой девочки. Она не первая и не последняя. Вообще, оно, правило, не категорично. Для ряда национальных меньшинств действуют иные нормы (два малыша на семью). В столице и некоторых провинциях, если оба родителя единственные дети в своих семьях, можно официально получить разрешение на второго. Система штрафов и поощрений тоже существует. Но штрафы существенные, не всем по карману.
Вообще, я про это правило узнала как раз после происшествия с Джианом. Сознательная дочь нашей соседки, тетушки Яо, приходила вместе с мамой, проведать маленькую героиню (меня) и отругать родительницу. За то, что дети без присмотра гуляли — и не в первый раз. Яо Сяожу тому свидетель. И тот акт доброй воли, когда она нас (в смысле, мы её) заиграла до изнеможения — это девушка реально защищала нас от гипотетических злоумышленников.
Похищение детей — огромная беда для одних и выгодный бизнес для других. Соседка Сяожу по общежитию — дочь полицейского. Она делилась печальной статистикой: сколько мальчиков пропадают, а сколько находят. Спойлер: там всё грустно.
Как потом легализуют украденных парней, экспрессивная красотка не рассказала. Зато озвучила статистику задержаний похитителей. Она на донышке, около нулевой планки болтается.
Вывод: берегите детей! Глаз с них не спускайте. Дети — цветы жизни, и некоторые даже готовы рвать их с чужих клумб.
У семьи Чу на обход запрета денег явно не нашлось. Росла она, как сорняк. Нелюбимый, потому что девочка. Как тут говорят: «Выданная замуж дочь — всё равно, что проданное поле». То есть, ты его много лет возделывал, удобрял, силы свои вкладывал. А она раз — и отошла в чужие руки, в другую семью. И как бы вы получили выкуп за невесту (плату за поле), но затраты это вашей семье не перекрыло.
У-у-у еще и красотой не блистала. Простая хризантема, что с нее взять. С учебой не заладилось: Чу очень старалась, но всегда была лишь в середине рейтинга. По всем предметам. Баллов кое-как хватило на непрестижный вуз.
Учителя ее не замечали, друзей бледная моль не завела. Она же пыль со страниц учебников пыталась поглощать, ей не до поиска друзей было. Потом низкооплачиваемая работа на студии в должности младшего помощника. Где все постоянно что-то требуют и орут, а тебе даже голову поднять нельзя.
Даже вчера на вечеринке с ней никто не заговорил. Бедолага и напилась-то так, чтобы залить одиночество, ненужность и отвращение к себе.
И тут по утру мать моя, святая китайская женщина. С супчиком и чаем (переводим: с заботой).
— Чу, — говорю и вздыхаю. — Я маленькая. Но даже я понимаю: плохое не утопишь. Всё плохое — отлично плавает.
— Мэйли, — зареванное лицо озаряет робкая улыбка. — Ты такая хорошая.
— Да, — глупо не соглашаться с очевидным. — А теперь расскажи, кто там был? На вечеринке.
— Ай-ё, — закатывает глаза и сразу же морщится бледная моль. — Легче сказать, кого там не было.
— Вот и скажи, — улыбаюсь я широко-широко.
Раз с нашей лазутчицей никто не разговаривал, особо ценных разведданных ждать от нее не стоит. Но можно методом исключения составить список потенциальных союзников. Знаете, чтобы был.
Итак, не присутствовали: мы с мамой, режиссер и его помощник, главный оператор и костюмер. Последнее радует: хотя бы «забытых» булавок в швах одежки можно не ждать. Другие в списке вполне ожидаемы. Остальные работнички с энтузиазмом налегали на даровые алкоголь да закусочки.
— Хорошая работа, агент Чу, — хвалю.
Правда, агента в озвучке приходится менять на «помощника», но ей все равно приятно.
Эта Чу-у-у (я не хочу звать ее чучелом, хоть и созвучно, язык не поворачивается) робко улыбается. И как-то разглаживается вечно напряженный лоб. Взгляд не как всегда — исподлобья, а вполне себе прямой.
Улыбаюсь в ответ. Что-то доброе и успокаивающее шепчет мама. Поглаживает эту брошенку при живых родителях по волосам. Добрая она у меня, всех норовит утешить и прикормить.
И с каждым поглаживанием уходит эта ее внутренняя зажатость. Бедный ребенок всю жизнь держал голову опущенной, боялся поднять к свету. Ее или шпыняли, или не замечали. Лучшая почва для комплексов, расти — не хочу.
Мне охота закрепить Чу в нормальном, не забитом состоянии.
— Гримироваться! — заявляю и тычу палец в сторону двери.
— А не рано? — удивляется мама. — Нас обещали заранее известить.
Кажется, настало время для безотказного малявочного заклинания.
— Хочу.
Против этого у Мэйхуа нет аргументов.
Сегодня гримеры разделились. С утренним выездным составом отправилась одна из них. В любой момент что-то может потребовать исправления. Другая осталась в номере, который приспособили под костюмерную и гримерную, два в одном.
Владельцы отеля не то, что не против, они счастливы предоставить нам все необходимые условия. Лотос снял все здание на неделю, оплатил еду на вынос на все дни.
— Старшая! — с порога временной гримерки выпаливаю я. — Добрый день. Как ваше самочувствие?
Согласно разведданным агента Чу, команда стилистов накушалась вчера в зюзю. Эта вон стоит пошатывается. Как там другая, нормально ей в тряску по горной дороге с похмелья?
— Ай… — начинает и морщится мелкая китаянка с пуховкой. — Я…
Делаю шаг в сторону, пропускаю вперед бригаду скорой помощи: маму и помощницу. С тем же супом и чаем, что оживили нашу бледную моль.
Вообще, я не обязана обращаться к ней, как к старшей. Да, между нами пропасть в возрасте. Но мой статус в съемочной группе — выше. Такой вот казус. Можно просто поздороваться. Или вообще: кивнуть и сесть в кресло. Но мы же помним про кошку и доброе слово?
От угощения эта юница, мучимая бесом похмелья, пытается отбрыкиваться. Но недолго и не слишком убедительно. В итоге суп и чай оживляют еще одну зомби. Этого недостаточно, чтобы перетянуть на свою сторону «воскрешенную». Но для маленькой и невинной просьбы — вполне.
— Старшая, — еще улыбочку, мне не сложно. — Вы такая мастерица! Пожалуйста, сделайте нашу Чу красивой.
Этому недолюбленному ребенку важно ощутить уверенность в себе. Да, это не исправит родительские ошибки. Но, возможно, поможет полюбить себя. Симпатичное отражение в зеркале любить легче, чем бледное, замученное и замусоленное жизнью.
Миниатюрная повелительница кисточек осматривает мою помощницу с головы до ног. С сомнением качает головой.
— Не на роль? — уточняет.
Трясу головой: нет.
Теперь упирается моль, всеми лапами и крыльями. Были бы усики, как у настоящей моли, уперлась бы и ими. Но на моей стороне мама, а у той весомый довод.
— Мэйли так хочет.
Полчаса спустя из кресла поднимается другой человек. Хризантема раскрыла лепестки под умелыми руками, иначе и не скажешь. Гример не стала из бледной Чу делать женщину-вамп, даже без красной помады обошлась (тут оттенки красного — это топ продаж всех помад).
Подчеркнула брови, подрисовала их погуще. Узкие от природы и глубоко посаженные глаза выделила очень деликатно. Больше они от этого не стали, но заметнее — да. Поиграла с румянцем, завела его даже под брови и на мочки ушей. Тени заметно сузили нос и линию челюсти. Жидка