– Что вы теперь собираетесь делать?
– Верить в зайчиков, следовать инстинкту и копать дальше.
Глава 31Случай, путешествующий инкогнито
Здравствуйте, Адриан.
Вы мне показались немного застенчивым, поэтому я решила сама вам написать, чтобы вы не ломали голову, кто теперь должен сделать первый шаг, после того как мы обменялись номерами. На дворе XXI век, так что я могу себе позволить такую вольность. У меня прием в следующий понедельник в то же время, а у вас?
До встречи,
Капуцина.
Здравствуйте, Капуцина.
Я – застенчивый? Ума не приложу, с чего вы взяли…
Насчет приема – увы, нет. Она предложила мне выбрать любое другое время на неделе. Так что если мы хотим снова увидеться, придется встречаться за пределами кабинета…
Надеюсь, до скорого,
Адриан.
Беру свои слова обратно, не такой уж вы и застенчивый…
Простите, не хотел вас смутить своим напором. Не будем торопиться.
Я просто не привыкла…
Встречаться с застенчивыми мужчинами?
Вообще с кем-то встречаться. Я немного замкнулась в себе в последние годы.
Понимаю, я сам такой же. Всегда боюсь разочароваться.
Надеюсь, я пока не успела вас разочаровать.
Меня бы разочаровало, если бы вы так и не воспользовались моим номером телефона. Вы верите в случай?
«Случай – это Бог, который путешествует инкогнито». Альберт Эйнштейн.
С ума сойти. Диана Дидро мне привела именно эту цитату на последнем приеме.
Видимо, Альберт прав…
Поступил вызов, мне придется вас оставить.
До скорого!
Будьте осторожны и погладьте Блума за меня…
Глава 32Тирамису
Капуцина разложила все ингредиенты на столешнице в идеальном порядке, как стерильные инструменты в операционной. Ее письменный стол в детстве выглядел так же. Выровненные, упорядоченные предметы успокаивали и придавали уверенности. И не дай Бог сестренке что-нибудь сдвинуть.
Яйца, печенье савоярди, маскарпоне, сахар, форма, глубокая тарелка, венчик, лопатка. Она трижды все проверила.
Из кофемашины струится кофе. Капуцина запустила несколько двойных эспрессо, чтобы получилась полная миска.
Дядя любит вкус крепкого кофе.
А она любит дядю.
Не так, как отца. Любовь бывает разная, сравнивать сложно. В отношениях с дядей есть привязанность, нежность. Сострадание. И определенные нюансы. Определенные условия. Иногда усталость. Волны приходят и уходят, то плещутся, то обрушиваются на берег, каждый день по-разному.
Любовь к отцу была абсолютной и безусловной. Он был целым океаном. Включая соль ее слез. Долгие месяцы после аварии Капуцина просыпалась с соляными разводами на щеках. С крупинками соли в уголках глаз. После душа ничего не оставалось. Кроме боли, которую не растворишь самой мощной струей. Иногда перед тем, как залезть под обжигающую воду, она пальцем собирала со щеки высохшие кристаллики, чтобы попробовать на кончике языка этот безрадостный вкус, ставший неотъемлемым спутником ее жизни.
Она отделяет белки от желтков. Взбивает в крепкую пену. Отставляет в сторону. Растирает желтки с сахаром в белый крем, как учила бабушка. Бабушка так и не оправилась от горя и умерла через два года после смерти своего любимого мальчика. Хирург, она так им восхищалась. «Только представь, какой труд!» – часто восклицала она. Вслух она никогда не говорила, что ушел хороший сын, тот из двоих, кто больше заслужил остаться, но думала именно так. Тем хуже для второго, никуда не годного неудачника, который часто слышал от нее, что жизнь устроена несправедливо.
Капуцине все это неведомо. Дядя никогда об этом не упоминал. Старался сохранить видимость приличия ради брата.
Она решительно взбивает маскарпоне с кремовой смесью, вкладывая в венчик всю свою ярость к водителю, который испортил ей жизнь. Ее остервенение не способно изменить прошлое, но хотя бы сделает текстуру более равномерной.
Капуцина, или Способность сублимировать ярость в нежный крем.
Печенье мокнет в миске с кофе. Укладывать на дно формы по одному, вынимая самое пропитавшееся. Повторять через равные интервалы времени.
Вдруг очередное печенье оказывается слишком мокрым и едва не разваливается в руках. Адриан завладел ее мыслями и нарушил ритм.
Хочется, чтобы ему понравился тирамису.
Хочется готовить для кого-то.
Вместе есть.
Убирать со стола две тарелки.
Глава 33Даже с лучшими из нас
Здравствуйте, Адриан.
Я чувствую себя немного глупо, но я начинаю волноваться. Вы ушли на задание четыре дня назад, и с тех пор никаких новостей…
Но вы мне ничего не должны, мы едва знакомы.
Надеюсь, все прошло благополучно.
Капуцина.
Здравствуйте, Капуцина.
Это чудесно, что вы за меня волнуетесь, простите, надо было дать о себе знать. Но я не хотел торопить вас со встречами, к которым вы не привыкли. А может, я и правда немного застенчив и боялся вас потревожить.
Мы с Блумом в порядке. Ложная тревога.
Кто-то забыл чемодан.
И как столько людей умудряются забывать свои чемоданы…
Ну, если я скажу, что понятия не имею, вы вряд ли мне поверите. Это может случиться с каждым… Даже с лучшими из нас! Ха-ха!
Вы не догадываетесь, почему могли забыть чемодан, выходя из поезда?
Долгая история…
Я опять слишком напираю, простите…
Мне по-прежнему ужасно неловко, что я устроила весь этот переполох. Столько людей подняли на уши из-за моей оплошности.
Ваш коллега не церемонился, но он имел на то право.
Мой коллега – мерзкий тип и в любом случае не должен был так с вами разговаривать.
Что до меня – я совершенно не жалею, что меня вызвали, иначе я бы вас не встретил.
Вы из тех, кто в любой ситуации видит хорошее?
Не всегда… Но я стараюсь.
Это у меня от мамы. Она привезла немного сенегальского солнца в своих чемоданах.
Вот откуда ваша внешность…
Моя мать так же черна, как мой отец был бел.
Был?
Да…
Мой тоже…
Что ж, мы понимаем друг друга…
Глава 34Любовь к цветам
На прошлой неделе позвонила Капуцина и напросилась в гости. Она только что вернулась от своего психотерапевта. «Дядя, хочу спросить у тебя кое-что важное. Я принесу тирамису».
Как тут откажешь?
Мне всегда неловко принимать ее у себя. Мой деревенский домик – обломок былых времен, зажатый между двумя перестроенными на новый лад зданиями, – так скуден, незатейлив и так похож на мою повседневную жизнь. Три курицы в саду да шкаф в спальне, в котором умещаются все мои вещи. Я живу малым, но живу хорошо. Главное в другом. Я понял это слишком поздно, после многих передряг. Паршивая овца в семье все же приходит к свету.
Я робею, но жду ее с нетерпением. Я запек телятину с картошкой и нарезал огромную миску салата из огородной зелени. Теплица дает богатый урожай поздних помидоров, а в огороде за каменной оградой благодаря особому микроклимату хорошо растет осенний салат. Цикорий – я подвязываю верхние листья, чтобы защитить сердцевину от света и сохранить ее желтый цвет, – немного латука и салат корн. Сад у меня небольшой, но я столько над ним корпел, пробовал, ошибался, начинал заново, что он приносит невероятный урожай – я почти не покупаю овощи в магазине. Зимой в ход идут домашние консервы. Когда Капуцина у меня обедает, что бывает редко, я стараюсь приготовить что-нибудь посытнее, хоть немножко ее подкормить, такая она тощая. Одни мышцы. Сам я похудел, как только бросил пить. Искал замену алкоголю и тоже ударился в спорт, но коренастым так и остался. Как минимум одной женщине мое тело нравится. Говорит, так же, как моя нежность и мои стихи. К сожалению, она по-прежнему любит мужа. Я пытаюсь смириться с этим. И посылаю ей свои сонеты и александрийские стихи. Никогда не брошу писать. Летом, зимой, утром или вечером, на природе или в кафе. Пожалуй, это то, что меня спасает, что позволяет жить в этом мире, где я чувствую себя чужим. Когда пишу, я переношусь в свой собственный.
Да, я бригадир электромонтажников, работаю на заводе и пишу стихи. Я никому никогда об этом не говорил. Кроме брата. И маленькой мышки, которая любит водить своим прохладным носиком по моей груди, словно нюхая какой-то легкий наркотик.
Проехала машина. Капуцина, наверное, уже паркует свой «Фиат-500» на стоянке у церкви. Она так и не ездит на отцовской машине, хотя та в тысячу раз удобнее и надежнее. «Ну и как я буду парковать этот лайнер?» – отвечает она всякий раз, когда я предлагаю ей вывести машину из гаража.
Я жду племянницу на пороге. В одной руке она несет тирамису, в другой – матерчатую сумку, на вид довольно тяжелую. Идет уверенным шагом, лицо не такое изможденное, как раньше. Она настоящий боец, крепкая, сильная от природы. Только когда тело дало слабину, она согласилась принять помощь. Когда я бросил пить и она уговаривала меня пойти к психотерапевту, чтобы не сорваться и не вернуться к этой или другой зависимости, я спросил ее: «А ты?»
А она держала удар. Как бы ни было тяжело. Вся в отца. Может, он научился этому во время учебы. Когда оперируешь на открытом сердце малыша, которому несколько недель от роду, ты не можешь опустить руки, даже если все идет не так. А может, дело в генах, которые мне не передались. Я, когда мне было плохо, накачивал мозг всякой дрянью, чтобы забыться.
Пока я режу телятину, она задает мне вопрос:
– Я кое-чего не понимаю в папиных дневниках.
– Дневниках твоего отца?
– Я нашла ключ у него в столе, он подошел к шкатулке на чердаке. Там были десятки тетрадей, все подписаны по годам.
– Ты их прочла?
– Психотерапевт сказал, что мне это может быть полезно. Как думаешь, можно предать мертвых?
– Нет. Я тебе покажу, где лежат мои тетради, – чтобы ты знала, когда я умру.