Адели никогда не позволяла собой помыкать. Она не лезет за словом в карман, остра на язык и может показать характер. Бывало, что она заступалась за сестру, на одиннадцать лет ее старше. Если творилась какая-нибудь несправедливость или к ним относились неуважительно, малышка всегда выступала первой. Она росла на твердом фундаменте, а не на зыбучих песках. После ее отъезда Капуцина наверняка остро почувствовала свою незащищенность, хотя все эти годы именно она играла роль старшей сестры.
Мне это знакомо. Жан-Батист был моим младшим братом, но я всегда чувствовал, что он крепче меня. Он был моим компасом, моим примером, моей опорой. Все, что мне не давалось, получалось у него. Я мог бы ему завидовать. Но я, наоборот, смотрел на него как на образец, хотя у меня не было и десятой доли его способностей.
Он как-то прочитал мои стихи и сказал, что я талант, золотое перо и должен писать. Он был тронут, узнав, что во мне живет такая поэзия.
Я даже расплакался в тот вечер, вернувшись в свой домишко после целого дня муторной работы на заводе. Брат нашел во мне это богатство. А мать никогда и не искала.
После его смерти кто теперь разглядит во мне это золотое сияние?
Можно светить и для себя, но, когда видишь, как твой свет отражается в глазах любимых, он словно собирается в луч и возвращается к тебе прямо в сердце.
Глава 46Прощайте
Здравствуйте, Капуцина.
Просто хочу уточнить, в силе ли завтрашнее приглашение и во сколько.
Здравствуйте, Адриан.
Нет, вы знаете, я передумала.
Прощайте.
Не смешно.
В час у меня?
Не забудьте собаку.
Он на всякий случай решил остаться спать в машине.
Я рада.
Я тоже.
Глава 47Сближение в молчании
Капуцина волнуется.
Настолько же, насколько радуется.
Эта сладкая смесь страха и желания перед долгожданным, но пугающим свиданием.
Она уже много знает об Адриане, но ей незнаком запах его кожи или тепло его дыхания. Они соприкасались на расстоянии. Приручили друг друга издалека. Как будто два письма встретились, выйдя из конвертов. Любовные письма без слов любви. Без намеков на влечение. Разве что очень тонких. Прячущихся в тени таких простых слов, как «смелость», «восхитительный», «вы меня смешите», «нежность», «о, вы тоже?», «решительность», «мне нравится вам писать», «когда», «почему бы нет», «случай».
Капуцина не знает, хочется ли ей почувствовать запах его кожи и тепло дыхания. Она знает только, что от одного присутствия мужчины и его собаки пустота становится не такой пустой.
В первый раз на платформе она видела Адриана, не видя его. Один из многих, одинаково безразличных к ее внутреннему коллапсу. Во второй раз она не хотела, чтобы он видел ее в таком жалком, раздавленном состоянии, с опухшими от недавнего позора глазами и подбородком, дрожащим от стыда за то, что она сидит в приемной у психиатра. В третий раз ощущение было приятнее.
Она поняла, что за эти три встречи их робких растерянных тел остальное сближалось в молчании. За эти три встречи их свела собака, благодаря своему инстинкту, без фильтров, без умысла и без расчета.
Они скоро придут. Мужчина и его собака. Они скоро будут здесь. Ей хочется, чтобы все было идеально, чтобы дом был прибран, чист и приветлив, как она сама. Хотя задача кажется невыполнимой. Ей так и не удалось приручить эту необъятную роскошную виллу с бассейном, которую она унаследовала после аварии. Плоская крыша, огромные комнаты, большие окна, белые стены, мебель на заказ. Нет, у нее с этой виллой ничего общего. Капуцина задумывается. Какой дом мог бы быть на нее похож? На ум приходит каменная постройка на берегу ручья, посреди поляны, ухоженный сад, повсюду цветы – и уж конечно, пчелы.
Она суетится, пылесосит, подметает, моет, повторяя себе, что это очень глупо. Но все равно продолжает. У некоторых глупостей есть право на существование.
Походя она вычищает ту пыль, что засунула с глаз долой под ковер. Пыль сожалений и обид, злости на тяжелые времена.
Еще не признаваясь себе, она мечтает впустить в свою жизнь что-то новое, перевернуть страницу и начать с чистого листа. Она ловит свои мысли, пока они не улетели слишком далеко, за горизонт. Хватит строить планы в стратосфере. А то разочаруешься, если ничего не произойдет.
Но она все равно мечтает.
Возможно, об Адриане.
Глава 48На край света
Мы общаемся вот уже несколько недель. Переписываемся. Иногда по вечерам, иногда целый день. В приемной мы больше не встречались. Диана об этом позаботилась. Как же я ей благодарен за то, что она научила меня следовать инстинктам – особенно тому, благодаря которому я дал Капуцине свой номер телефона. Я вижу, как она похожа на меня и в то же время она совсем другая. Я чувствую, что она борется, ищет выход, пытается распутать причины своих решений, понять, как она до этого дошла. Мне удается ее рассмешить, а она смешит меня. Она очень обаятельна и доверяется мне – это видно по едва заметным мелочам. Она скромна и деликатна. Затрагивает глубокие темы и никогда не говорит о себе. Но я знаю, что привело ее к доктору Дидро и в нашу общую приемную.
Я тоже доверился ей, рассказав о своем посттравматическом синдроме и длительной терапии у Дианы. А ведь я никому не решался сказать об этом за пределами кабинета, боясь поставить людей в неловкое положение, испортить настроение, отпугнуть или вызвать ненужное мне восхищение. Это странно, каждый из нас пережил страшное испытание, в переписке мы едва коснулись этой темы, не углубляясь в детали, и все же узнаем друг друга в тысяче осколков, оставленных нашими трагедиями. Маленьким веничком мы сгребаем их в большой мешок, который с тех пор таскаем за плечами. Мы притворяемся, держим лицо, храбримся. Идем вперед, волоча за собой невидимый мешок с осколками, который весит тонну.
Я знаю, что Капуцина видит мой мешок, потому что я вижу ее.
Самое трогательное в этой нежданной встрече, в этой случайности от зайчика-попрыгайчика, наверное, то, что мы находимся в одной и той же точке нашей жизни. Мы годами жертвовали собой ради других и однажды проснулись в недоумении – а что, собственно, мы здесь делаем? Диана говорит, можно изменить настоящее, не жалея о прошлом, каким бы оно ни было. Этот путь необходимо пройти, чтобы понять, кто ты есть на самом деле.
Мои товарищи вернулись в строй, как только затянулись раны. Но не я. У меня не было на это сил. Тело восстановилось, но не разум. Благодаря переподготовке я встретился с Блумом, который мне невероятно помог. Но он не всесилен. Я сам должен найти ответы и понять, чего хочу. Скоро моя собака уходит на пенсию, и мне придется решать. Осталось несколько месяцев на то, чтобы разобраться.
Например, что подтолкнуло меня сегодня с ней увидеться. Мы договорились встретиться у нее дома, чтобы прогуляться по виноградникам Оберне.
Район впечатляет. Все эти виллы на южном склоне холма, из которых открывается захватывающий вид. Она предупредила: «Не удивляйтесь, когда приедете, я живу в живописном районе», будто извиняясь. Я знаю гору Насьональ.
Ей неловко, потому что я живу на служебной квартире, вместе со своей бригадой. Это у нас еще новый дом. Даже соседей почти не слышно.
Подъехав к вилле, я вижу, как приподнимается занавеска. Она, улыбаясь, машет мне рукой, показывая, что сейчас выйдет.
Мне страшно привязываться.
Страшно, как бы не было слишком поздно.
Уже слишком поздно.
Я ведь поклялся, что больше не буду ни с кем встречаться, не буду рисковать.
Мне хватило одного раза. Одного гребаного раза, когда мне разбили сердце.
Если верить зайчикам, некоторые встречи происходят для того, чтобы склеить осколки. Один человек – цемент, другой – вода; если их смешать, получится раствор, который соединит все то, что разлетелось на части в наших горестях и страхах. Все, что мы носим в мешках.
Мне кажется, вместе с Капуциной мы сможем отлить из этого раствора железобетонную плиту: этот прочный фундамент сам собой образовался в момент нашей встречи. Основание, на котором можно строить самые безумные мечты.
Я успеваю помечтать обо всех этих цементных работах, пока иду от дверцы автомобиля к багажнику, чувствуя себя при этом как подросток на первом свидании.
Она открывает дверь гаража, пока я отпираю собачью перевозку. Блум пулей вылетает и несется к Капуцине. Я так и обидеться могу.
– Проходите сюда, входную дверь заклинило – ключ застрял. Не обращайте внимания на беспорядок…
У нее в гараже чище, чем у меня в гостиной!
– Вот это машина! – восклицаю я, увидев огромный полноприводный кроссовер, занимающий полгаража. – Рассекаете на ней?
– Я ею не пользуюсь, это машина отца.
– Надо бы хоть иногда ее выкатывать. Обидно, что она стоит и ржавеет.
– Для меня она слишком большая. Дядя время от времени ее берет. Я хотела ему отдать, но он отказывается. Может, вам нужна?
– Капуцина, нельзя же такое предлагать незнакомым людям!
– Мы ведь уже немного знакомы, разве нет? Я не хочу продавать ее кому попало, это все-таки машина отца.
– Нет, для машины мы еще недостаточно знакомы!
– Пойдемте, покажу вам дом, чтобы вы узнали меня получше!
– Сразу говорю: на кроссовер все равно не соглашусь.
Она улыбается и ничего не отвечает.
От огромной роскошной виллы веет ледяным холодом. Построенная на склоне холма, она расположена на нескольких уровнях, внизу – крытый бассейн. Вид из окон великолепный, просто головокружительный.
– Вы плаваете?
– Да, чтобы немного подкачать верх, а то от бега спину ломит. А вы?
– Раньше плавал, чтобы восстановить сломанную спину, сейчас меньше. Мне хватило реабилитации. Я много гуляю с Блумом, иногда бегаю.
– Можем вместе пробежаться, если хотите.
– Мне за вами не угнаться!
Она не спорит и обещает меня ждать.