– А маму? – почему-то мысль о том, что кошку и ее детей надо будет разлучить, Кате не очень нравилась.
– А маму думаю к себе забрать. После того, как стерилизуем и вылечим.
– Так у тебя ж Багира есть… Вторую кошку возьмешь?
– Багиру тетка выпрашивает. Да и я уже думаю, что отдам ее – у тетки-то простор, двор. И одна она совсем, ее моя красавица уж точно развлечет.
Олегова Багира была кошкой необыкновенной – пушистая, не черная, а, скорее, темно-шоколадная, она разговаривала с Олегом, следила за его распорядком дня и вообще куда больше походила на человека, чем некоторые двуногие человекообразные.
– А ты у нее спрашивал? – Катя имела в виду именно кошку.
– Да, она подумала и согласилась. – Олег был совершенно серьезен.
«Хорошо все-таки, что мы вот так, с полуслова друг друга понимаем, – мысленно улыбнулась Катя. – Хотела бы я посмотреть, как он с Багирой договаривался…»
– Ну и славно. Олежка, наверно, тебе уже пора…
– Наверное, вот сейчас только поцелую тебя и убегу! Что завтра принести?
– Да ну что вы все, как сговорились! Кира вон холодильник всяким забила, Эсфирь обещала заглянуть, мама звонит, голову морочит! Ничего мне пока не надо!
И только договорив, Катя вспомнила слова Олега. Вернее, одно слово: «поцелую». Ее словно умыла теплая волна – может быть, он тоже видит в ней не просто друга.
– Поцелуешь?
И тут ее «железный» Олежка покраснел (даже в полутьме палаты это было отлично видно) и опустил глаза.
– Кать… Я давно… Давно должен был это тебе сказать. Но все решиться не мог… И сейчас бы не смог, если бы не твоя болезнь…
– Что случилось? На что ты не мог решиться?
– Кать… Я… Я люблю тебя.
– Ой.
– Не перебивай меня, пожалуйста! Я… я жить не могу без тебя, вот. Если я не вижу тебя, мне почему-то кажется, что с тобой что-то ужасное происходит!
– Мой хороший… – Катя погладила Олега по голове.
– …Я решил, что признаюсь, когда тебе восемнадцать исполнится. Но ты… В общем, вот.
– Мой хороший. – Катя вытерла слезы тыльной стороной ладони. – И не надо было ждать до восемнадцати…
– Так ты?..
– Поцелуй меня, пожалуйста!
Если б вдруг прямо в комнате началась гроза, или фейерверк, или ураган, они бы ничего не заметили. Поэтому совершенно неудивительно, что они пропустили мимо ушей, как открылась дверь и в палате появилась Кира. Появилась и, увидев целующихся сестру и Олега, тут же выскользнула в коридор. Вот-вот должна была прийти мама, и сейчас вовсе не время знакомить ее с Олегом.
Девушка вытащила телефон и позвонила Кате. Услышав ответ, улыбнулась:
– Я захожу, прекращайте!
И снова открыла дверь. Теперь все выглядело вполне благородно и невинно – в палате горел свет, Катя лежала, откинувшись на высокие подушки, и что-то читала с экрана телефона. И больше никого в палате не было…
– Привет, сестричка!
– Приветик! – Катя улыбнулась. – Ты чего мне звонишь?
– Да мама вот-вот приедет. Я подумала, что ей еще рано видеть…
– Что видеть?
Катины глаза смотрели на сестру совершенно невинно, колыхалась штора, закрывающая распахнутое в сырой вечер окно. И странный шум доносился с улицы. Кира не выдержала и выглянула.
Под окном стояла ремонтная вышка. Шумел двигатель, возле машины двое складывали какое-то снаряжение в немалых размеров сумку.
– Уютненько… Ремонтик свежий, – Кира обернулась к сестре и подмигнула. – Только шумновато. Может, тебя в другую палату перевести?
– Да нет, зачем? Хорошая палата. Нешумно, ты чего… Кира вынула из сумки бананы, которые обожала сестра. – Ну вот, а больше я ничего и не придумала…
– Кирюш, – Катя улыбалась чуть просительно. – Да мне ничего и не надо… Ты лучше маму на себя возьми, а? А то она тут готова была лагерь разбить – врачи еле уговорили, что сами смогут за мной присмотреть.
– Ладно, сестричка. Маму постараюсь отвлечь. Только и вы тут… Ну, осторожненько, ладно?
– Кир, ты о чем?
Но Кира ответить не успела – открылась дверь и в палате появилась Эсфирь Лазаревна.
– Та-ак, девочки, сегодня я вместо мамы, она занята. Я пообещала, что нашей птичке принесу ужин и потом все Валечке расскажу.
– Только не ужин! – простонала Катя.
Эсфирь присела на кровать, взяла ладонь девушки в руки и улыбнулась:
– Деточка, я же не сказала, что я его принесла. Наверняка Кирочка тут уже хозяйничает, а значит, моя помощь не требуется.
Кира кивнула – она и в самом деле хозяйничала, и помощь Эсфири была в самом деле не нужна.
– Ну что ж, малышки, тогда я пошла… Смотрите, не ссорьтесь тут. Хотя, может быть, сладенького? Сама пекла…
Теперь застонала Кира – она обожала выпечку, а приятельница и помощница матери была в этом удивительной мастерицей.
– Ну вот и хорошо, тогда оставляю. Мама, наверное, сегодня уже не появится. Я видела у нее в кабинете вашего отца. Думаю, им есть о чем поговорить.
– Вот интересно, – задумчиво проговорила Кира, – почему он вчера вечером ушел? Почему к Катюшке не прибежал сюда? И вообще, что у них там происходит?
Эсфирь подошла к окну, тоже зачем-то выглянула на улицу, потом, тоже непонятно почему, прикрыла створку и только потом, понизив тон, заговорила:
– Девочки, вы же знаете, что в нашем городе что-то долго скрывать просто невозможно…
Девушки кивнули. Увы, это был общеизвестный факт. Правда, они уже выработали своего рода защиту от всевидящего ока всезнающих соседей – почти полную открытость. Вот все видят, к примеру, девушку и парня, которые идут по улице и о чем-то спорят, потом их же в кафе, в кино, на рынке. Начинаются разговоры, которые раньше или позже слышит, к примеру, мать девушки.
– А ты знаешь, что твоя с парнем гуляет? – и в лицо этой матери смотрят ехидно и пристально.
А та, пожав плечами равнодушно, отвечает:
– Конечно. Это ж Валерка (Митька, Гарик), сын Ирины Васильны (Ларисы Дмитриевны, Веры Петровны). Они вместе к олимпиаде готовятся (на английский ходят, детишек к ЗНО репетируют).
И все, сплетня умирает – кому ж охота продолжать что-то обсуждать, если никакой «радости открытия» (скандала с битьем посуды, истерик «ты мне не дочь») не следует.
Вот так и Кира с Катей – с парнями общались, не скрывая, всегда домой тащили – с мамой и сестрой знакомить. До сих пор их ни разу эта нехитрая тактика не подводила, к слову.
Эсфирь продолжала:
– …Светлана Дмитриевна, мама Игоря, еще полгода назад на почте проговорилась, что получает посылку именно от сына, хотя отправителем значилась (тетя Ира подсмотрела) какая-то мамзель Ришер.
Катя выпрямилась, а Кира опустилась на стул.
– Так, выходит, она полгода назад уже знала, что папа жив, что с ним все в порядке?..
– Год, детки, год назад уже знала, да.
– Мы к ней каждый день бегали, ужин приносили, а она все это время молчала… – Катя закашлялась, хлебнула воды и снова откинулась на подушки. – Во стерва!
– Ка-а-ать…
– Да что «Кать», Кирка! Ладно, папа наш… Он маму, думаю, никогда не любил… Во всяком случае, я ни разу от него не слышала, чтобы он ей хоть слово нежное сказал, даже когда мы совсем маленькие были…
– Я тоже не слышала. Ладно, Эсфирь Лазаревна, а почему вы маме не сказали, как узнали об этом?
– Трудный вопрос, детка. Я пыталась, но… Это ж в чужую жизнь с ногами лезть… Потом подумала, что она сама расскажет Валечке и вам. В общем, детки, я тут тоже виновата.
– Да ни фига! – Кира решительно встала, открыла окно, вернувшись, погладила мамину помощницу по плечу. – Вы тут точно ни при чем. Это баба Света должна была сделать…
Катя хихикнула (голос у нее уже сел, поэтому хихиканье получилось похожим на карканье).
– Да баба Света маму ненавидит! И у нее ума хватает чуть ли не на каждом углу об этом кричать. Но почему папа маме ни слова не написал?
– Вот и я о том же… – Эсфирь тяжело вздохнула. – Видно, у папы вашего какие-то планы… Которые вашей маме вряд ли понравились бы.
– Да уж… Наш папа на многое способен, – в сердцах бросила Кира.
Эсфирь насторожилась:
– Ты о чем, детка?
– Да ну, ребята рассказывали… Я не верила, но похоже, правда.
Эсфирь тоже знала за Валиным мужем немало странных, чтобы не сказать нехороших, делишек. Но его оправдывало (в ее глазах, во всяком случае) то, что он все это делает ради семьи, бизнеса, детей и их будущего.
Киру просветила подруга сокурсника. История была достаточно некрасивая. Якобы Кирин отец год ухаживал за матерью этой девушки. Клялся в нежных чувствах и в том, что уйдет из семьи. Это само по себе было отвратительно, но позже оказалось, что просто «отвратительно» – сказано слабо. Мама девушки, эта самая «большая любовь» Кириного папы, была руководительницей фискальной службы города. Уж как Игорь нашел к ней дорожку, было неизвестно. Но то, что он исчез из ее жизни, получив какие-то немыслимые льготы, стало известно сразу. Мама девушки слегла, льготы отобрать не смогли.
Правда, потом мама пришла в норму, порадовалась, что поклонник исчез с горизонта. Девушка на Валю и ее семью зла, в общем, не таила. Правда, после этого рассказа Кира не могла матери в глаза смотреть… Но сил поделиться информацией так и не нашла. И ореол вокруг образа исчезнувшего отца сразу же потух.
Катя смотрела на сестру странными глазами. Хотя знала, что Кирка – кремень, из нее против воли и слова не вытащишь. Да и тайны, особенно чужие, сестра умеет отлично хранить.
– Ладно, девочки, пойду я. Расскажу вашей маме, что все в порядке.
– Поезжайте лучше к себе, Эсфирь Лазаревна. Я сама маме вечером все расскажу. Наверняка она скоро домой собираться станет. Вот за чаем вечером поговорим. Незачем вам туда-сюда мотаться…
– Ты права, деточка. Я ведь и позвонить могу… – пробормотала Эсфирь, вставая.
Она и в самом деле поначалу собиралась обратно в гостиницу. Но сейчас, припомнив странное выражение лица Валентины, решила, что не будет ничего дурного, если она ей просто позвонит.