правильно. Только эти губы ему были нужны, только эта женщина, только ее голос и характер.
И еще он понял, что хоть и потерял без нее целых два дня, но зато теперь уже, с этой минуты, можно никуда не торопиться. Можно цедить каждую минуту с ней рядом, как дорогое вино, наслаждаясь вкусом, ароматом, полнотой ощущений. Всего того, что может дать подлинное разделенное чувство.
36
– Ну вот, теперь ты совершенно готова к экзамену. Я даже завидую твоему преподавателю. Думаю, от твоего ответа он получит настоящее удовольствие.
Кира кивнула:
– Знаешь, я и сама чувствую, что готова. Теперь все так ясно, по полочкам разложено… Спасибо тебе большое. Ты мне так помог… Ты все так понятно объясняешь…
– Вот и отлично. Рад, что оказался полезен…
Повисла пауза. Но ненадолго – Кира вскочила и сделала пару шагов.
– Слушай, а давай я тебя покормлю?
– А давай лучше я тебя поцелую? – Митя перехватил Кирину руку и притянул девушку к себе.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас, – кивнул он, снимая очки. – Я ведь уже не репетитор, моя миссия закончена. Никакого нарушения этики…
Кира молчала, опустив глаза.
– Ты мне нравишься, – решительно продолжал Митя. – Ты удивительная, необыкновенная девушка… Как с другой планеты.
– Ты мне тоже нравишься. – Кира наконец нашла в себе силы посмотреть ему прямо в глаза. – Но… мне очень неловко… Я просто…
Митя любовался ее смущением. Да, эта девушка не похожа вообще ни на кого. И ему никого больше и не надо. Он это понял чуть ли не сразу, ну, на втором занятии так точно. И сейчас, чуть покрасневшая, смущенная и прячущая глаза Кира яснее ясного показала, что и он ей уж точно небезразличен.
– …Но я… последний раз целовалась… Да я вообще еще никогда не целовалась… Разве что в детском саду.
– Ну-у, это не считается. – Митя мягко обнял девушку. – В таком случае я не буду разрывать свой контракт репетитора. Если ты, конечно, не против.
У Киры не нашлось сил, чтобы что-то ответить. Да и отвечать, в сущности, не было никакой нужды. Ее глаза ответили Дмитрию на все вопросы, которые он еще только собирался задать.
Пауза длилась долго-долго. Но все-таки Митя пришел в себя первым. Как ему ни хотелось никогда не отрываться от ее губ, но пришлось. Хотя бы для того, чтобы задать вопрос.
– А когда у тебя экзамен?
– А сегодня… После четырех меня будет ждать наш великий и ужасный всезнающий препод. Хотя теперь-то я понимаю, что не такой уж он и ужасный. Просто не выдерживает, когда мы тупим.
– Да, такое выдержать очень непросто, честное слово. Я его понимаю. Но что ж ты мне не сказала, что сегодня. А если бы мы не успели?
– Но ведь успели же. Ты чего, Мить… Все просто отлично.
И Митя снова поцеловал свою ученицу. Все и в самом деле было просто отлично. Оставалось дождаться вечера. А до сих пор придумать, как сделать так, чтобы не расставаться с этой необыкновенной, нужной и желанной девушкой следующие пару сотен лет.
Валя удобно устроилась на плече Михаила. Она была необыкновенно, удивительно, неприлично счастлива. Оказывается, когда она Саше говорила, что знает, что такое настоящее чувство, она и в самом деле врала. Вернее, тогда она думала, что знает. А сейчас просто ощутила, по-настоящему распробовала, каково оно на вкус, каким бывает ощущение подлинного и, главное, разделенного чувства. Этот мужчина, должно быть, был создан специально для нее, словно где-то там, высоко, кто-то очень умный и всезнающий наконец смилостивился и после всех случайных людей привел к ее порогу того самого.
Одно беспокоило, вернее, расстраивало Валю. Несмотря на все это возвышенное и романтичное, что только что было между ними, она осталась самым обыкновенным человеком. И ей сейчас просто невероятно хотелось есть. Она подняла голову, повернулась так, чтобы смотреть Михаилу прямо в лицо, и сказала:
– Мне ужасно стыдно… Но если я вот прямо сейчас не поем, я… я просто умру.
Михаил усмехнулся:
– То есть все вот так приземленно…
Валя рассмеялась:
– Ни нектар, ни радуга… Все так пошло и цинично… Валя уже хохотала в голос. И тогда улыбнулся Михаил. – Одним словом, никакая я не фея… Ты разочарован?
– Ты знаешь, – Михаил приподнялся чуть повыше и подложил под спину подушку, – я тоже, в общем, не фей… И сейчас просто мечтаю об огромном сочном куске жареного мяса.
Валя подхватила:
– Два огромных сочных куска жареного мяса. Но… Ничего нет. Только круассаны твои, в холодильнике, кажется, вообще пусто.
– Все, вставай. Я жажду мяса… Поехали!
– Куда?
– Куда-нибудь, где подают мясо. Выбирай ресторан…
– А потом погуляем, ладно? Ну очень хочется. Ну пожалуйста… – Валя стала осторожно целовать его щеку и спускаться губами вниз по груди.
Михаил молчал. Он тоже был до глупости, до неприличия счастлив. И готов был гулять с этой невероятной женщиной… хоть всю жизнь. Правда, после хорошего куска жареного мяса. А лучше двух.
– Конечно погуляем. Ну прекрати! Иначе мы с тобой еще долго никуда не сможем поехать.
– Опять? – делано изумилась Валентина.
– Конечно! И опять, и снова, и сто тысяч раз. Но сейчас… Нас ждет мясо!
В ресторане они оказались, уже когда вечерело. Что ж, иногда бывает так, что время для влюбленных не бежит, не летит… Оно просто исчезает. Они живут в своем мире, а время властвует где-то вне их кокона, за его пределами.
Кроме того самого, огромного куска мяса, конечно, они заказали немало вкусного. И ели с удовольствием – и с еще большим удовольствием болтали. Обо всем на свете и, в общем, ни о чем. Да, они словно знали друг друга тысячу лет. Но теперь оставалась самая малость – эту тысячу лет прожить вместе, пробыть, прочувствовать, соединить жизни точно так же, как были уже соединены их души.
Михаил старался обходить острые темы, но Валя решила, что начать надо с самого больного. И честно рассказала ему обо всем, что случилось за последние несколько месяцев. И пять последних лет.
– Валь, а тебе никогда не приходило в голову, что он тебя всю вашу жизнь использовал?
– Ну как тебе сказать, Миш… – Валентина отставила бокал и задумчиво посмотрела на горы, уже прячущиеся в прозрачной сиреневой дымке вечера. – Наверное, ты прав. Я как-то не думала об этом. Раньше все времени не было, да и сил. А потом, когда все закончилось… Я просто закрыла для себя те страницы. Да и если использовал… Пусть. В результате-то, что бы он себе ни думал, в выигрыше осталась я. У меня в руках все то, что я создавала, что завоевывала каждым своим днем работы. А что у него? Полнейшая неизвестность…
– Тебе его не жаль?
– Ты чего? Какое там «жаль»?.. Наверняка тебе уже весь Камышинск насвистел, что я его выгнала, что всю кровь из него выпила и выгнала на заработки… Ну так вот это вовсе даже наоборот. Он нас бросил. Меня, девчонок. Ну ладно, если бы я была одна. Хотя бы понятно – разлюбил… Что ж теперь, со всеми бывает. Но он бросил двух дочерей. Причем даже попрощаться не пришел… даже не знаю, виделся он с ними после того, единственного разговора. И вот этого я ему никогда не прощу!
– Ты сейчас на тигрицу похожа. Успокойся! Даже если мне кто-то что-то свистел. Я же не дурак. Я понимаю, что происходило, представляю, каково тебе. И, думаю, почти понимаю, каково твоим девчонкам.
– Мне иногда стыдно им в глаза смотреть. Все кажется, что я виновата, из-за такого, прости господи, папочки.
Михаил погладил Валину руку. Ее пальцы чуть подергивались, глаза потемнели. Она вовсе не закрыла эту страницу – вернее, закрыла для себя, но не смогла закрыть для своей семьи. И ему это нравилось все больше.
«Наверное, мою Анастасию все-таки надо поблагодарить… если бы она не была такой нетерпимой, может быть, мы бы до сих пор были вместе. И я бы так и не добрался до Камышинска. Не вытаскивал бы людей из-под разрушенных селем домов. И никогда бы не узнал, что есть где-то женщина, без которой невозможно жить…»
– Не вини себя. Ни в чем ты не виновата. И перед девчонками тебе не в чем извиняться. Они у тебя умницы и все понимают совершенно правильно.
– Знаешь, да. Они у меня – чистое золото. Но я поняла это совсем недавно… Когда перестала их через колено ломать…
– Что значит «ломать через колено»?
Валя усмехнулась:
– Да то и значит. Я же ответственна за них. И ответственность свою еще совсем недавно понимала очень просто: принимать за них решения и следить, чтобы они выполняли эти самые решения. Причем я ужасно удивлялась, почему они артачатся, почему не пытаются понять меня. И принять это мое решение, сделать его своим. А потом, уже совсем недавно, вдруг вспомнила, как мне самые разные люди настоятельно советовали за Игоря не выходить, отговаривали, что я слишком хорошая и ему не пара.
– Но это же правда… Оказалось, что так оно и есть.
– Может быть, Миш, так и есть. Но на меня так давили, что я пошла замуж из одного только духа противоречия.
– Что, «назло кондуктору»?
– Может быть, и назло. У меня не было времени сесть и самой подумать, все взвесить. Все время занимала позиционная война с этими самыми советчиками. И потом известно же, что сладок именно запретный плод. Чем больше мне будут запрещать, тем больше и я, и ты, да и любой другой человек будет пытаться понять, почему именно это запрещают.
Михаил молчал. Он в чем-то Валю понимал, в чем-то готов был с ней огласиться. Но…
В том-то и дело, что «но». Реклама, конечно, страшная сила, но если бы на каждом углу не висели плакаты «Курение ведет к смерти», возможно, кто-то бы и предпочел купить ребенку леденцы, а не себе сигареты. Ну или там корм домашнему любимцу.
Безусловно, и вседозволенность штука плохая. Но все-таки некая свобода, особенно в выборе профессии для детей или в их выборе спутника жизни, весьма вероятно, спасла бы немало семей от недопонимания, ссор, скандалов и расставаний.
– И тогда я перестала давить на Катю с ее поступлением, а на Киру с ее пересдачей. И теперь мои дочери – самые верные мои друзья и самые надежные…