Я и предложил Таничу прийти вместе с Лидой. Уговаривать его не пришлось, он сразу согласился, а теперь, оказывается, я «нанёс ему самую большую обиду».
Кстати, передача с Таничем и Лидой получилась очень хорошая. Ему было о чем рассказать. Это сейчас так растиражировали его тюремную историю, а тогда, в 1991-м, никто об этом не знал.
Танич был человеком ревнивым. Ревновал к чужому успеху. Его какое-то время раздражала Лариса Рубальская. Он мне говорил:
– Она везде.
Я возражал:
– Вы тоже везде. Дня не проходит, чтобы с вами не было интервью либо в газете, либо на экране.
И вдруг он звонит:
– Ты знаешь, а я посмотрел, Лариска твоя вчера по телевизору интервью давала. Очень прилично. И такая она симпатичная. Зря я на неё бочку катил. А знаешь, у неё и песни достойные. Так ей и передай.
Я передал.
Иногда он ни с того ни с сего где-нибудь в интервью начнёт ругать Резника.
Потом говорит мне:
– А что я его ругал, сам не знаю. Он меня не трогает. Всё-таки он много хорошего написал.
На поминках у Шаферана он встал и сказал:
– Мы втроем, я, Дербенёв и Шаферан, считали: «Я всё-таки пишу лучше, чем двое остальных». И знаешь, – обратился он к вдове Шаферана, – по-моему, Игорь был прав.
Сидели как-то в японском ресторане. Давид, муж Рубальской, говорил тост о том, как тяжело быть мужем знаменитости:
– Думаете, приятно, когда говорят «муж Ларисы Рубальской»? Представляете, если бы Танич пришёл с женой, а его бы представили – муж Лидии Козловой.
На что Танич тут же ответил:
– Ну и что, когда мы идем с Путиным, все говорят: «Это президент Танича», и Путин не обижается.
Потом пошли в салон слушать музыку, и Танич, войдя в салон, тут же сказал: «Салон алейкум».
Как-то раз он спросил своего друга Вайнера:
– Аркадий, как это ты при своём здоровье решился стать во главе телеканала?
Вайнер ответил:
– Вот я и чувствую себя развалиной.
На что Танич тут же среагировал:
– Развалины, они значительно дольше стоят.
А вот тост Танича на моем шестидесятилетии:
– Дорогой Лион, ты человек особенный. Тебе удаётся всё. Я понимаю, что тебя знают все по телевизору, но откуда ты знаешь всех? Ведь здесь у тебя вся Москва. Просто крикну сейчас: «Хакамада!» – не зная, что это такое, и тут же встанет мужик и скажет: «Я!»
Я мог бы тебя и дальше хвалить, потому что ты человек, который способен другим делать хорошее, а это редкость. Но если я и дальше буду хвалить тебя, то что останется другим для тостов?!
Одна особенность – это твоя обидчивость. Ты обижаешься даже на тех, кто тебя хвалит. Вот здесь половина людей, которых ты не знаешь, еле с ними знаком. Они пришли только потому, чтобы ты на них не обиделся, что они не пришли. Они не знают, что ты всё равно на них обидишься – за то, что они пришли.
Дорогой Лион, обижайся на нас ещё долго-долго и будь при этом всегда прав и здоров. И помни: шестьдесят лет – это тот переходный мужской возраст, когда ещё очень хочется, но уже не так стыдно, если ничего не получится.
Обнимаем, целуем. Танич.
Однажды Танич сказал, что во всём подчиняется жене, что у него нет никаких прав, только ходить в магазин, – сделал паузу и добавил:
– Ювелирный.
Когда-то в начале 80-х судили спортивного журналиста Галинского. Его лишили работы, а теперь ещё и судили. Танич с ним не был знаком, но пошёл на суд. Ему нравился Галинский. После суда Танич подошёл к журналисту и, понимая его тяжёлое материальное положение, предложил ему денег.
Был случай: Танича подрезал на машине какой-то тип. И не только подрезал, но ещё и остановился впереди, не давая дороги.
Танич вылез из машины. Тот тип подошёл к нему, вынул красную книжечку и сказал:
– Я сотрудник КГБ.
Танич ответил:
– А я на тебя… – и дальше известные всем слова. После чего сел в машину и уехал. А тот тип остался стоять с открытым ртом.
15 сентября 2001 года мы отпраздновали 78-летие Михаила Исаевича.
Десять лет назад Танич сказал мне:
– Я совершенно не чувствую, что я старый. Я себя ощущаю сорокалетним.
И в свои семьдесят восемь он был так же весел, остроумен. Так же, как много лет назад, обижался. И так же быстро забывал обиды. С ним всегда было интересно. Он, конечно, мог обидеть, и не только меня, чаще всего Лиду. Но при этом всегда был готов на бескорыстные поступки. Ежедневно давал интервью. Ездил на концерты, снимался во многих передачах. Ум у него был всё такой же острый.
В 1992 году мы с Малежиком гастролировали в Израиле. В Иерусалиме к нам на концерт пришёл Феликс Камов. Малежик пел на сцене, а мы с Феликсом разговаривали в фойе.
Малежик пел «Провинциалку», про то, что провинциалка была в пальто вида партизанского, сшитом в её городе в ателье.
Феликс послушал и сказал: «Это стихи Танича».
По юмору догадался.
Их было трое: Шаферан, Дербенёв и Танич. Все трое писали песни лучше всех в стране. Все трое остроумные люди. У Танича это проявлялось ещё и в песнях.
И вот их всех уже нет с нами…
Зашёл как-то в магазин «Канцелярские товары» на Трубной. Купил записную книжку, подарил продавщицам свою книжку. Они говорят:
– А вчера к нам Танич заходил.
Я спрашиваю:
– А что он купил?
– Бумагу, лампочки и ещё что-то, не помню уж что.
Я набираю телефон Танича и с сильным кавказским акцентом говорю:
– Это Михаил Исаич?
– Да, это я.
– Вы вчера на Трубной в «Канцелярских товарах» были?
– Был, а что такое?
– Извините, девушки ошиблись, взяли с вас больше денег.
– А я ещё удивился, что они так много взяли!
– Извините, просто ошиблись. Мы хотим вернуть вам деньги.
– А сколько денег?
– Сто восемьдесят рублей.
– Ладно, – говорит Танич, – я завтра заеду.
Всё это время продавщицы давились со смеху.
А когда я сказал своим голосом:
– Михаил Исаевич, не надо приезжать, это Лион Измайлов с вами говорит, – продавщицы захохотали, уже не сдерживаясь.
Танич спросил:
– Что? Кто это? В чём дело?
Он никак не ожидал такого поворота. Я стал объяснять:
– Миша, это Лион Измайлов, я случайно зашёл в тот же магазин и разыграл вас.
Тут он закричал в трубку:
– Что ты меня втягиваешь в какие-то публичные дела?
Я говорю:
– Михаил Исаевич, вы ведь сами любите подшутить над людьми, вот и я над вами подшутил.
Танич швырнул трубку. Обиделся.
Потом мы помирились. Танич прочитал эти воспоминания о нём и не обиделся. Они ему просто понравились.
А сегодня, в 2021 году, его уже больше десяти лет нет с нами. Похоронен он на Ваганьковском. Памятник работы Эрнста Неизвестного. Очень многим людям Танича не хватает.
Андрей Тарковский
Однажды сидел я один за столом в ресторане ЦДЛ и обедал.
Подошла официантка Лида и спросила:
– Можно, я к тебе подсажу одну симпатичную пару, а то все столы заняты?
Я согласился. За стол пришли двое. Он – симпатичный брюнет, а она просто красавица.
Мне принесли еду, но я не стал есть, поскольку у них никакой еды пока что не было.
Разговорились. Я понял, что они бывшие муж и жена и оба они кинорежиссёры. У них есть взрослый сын. Сын учился в университете, и его могли забрать в армию. Мы сначала обсуждали, каким образом можно избежать призыва.
Женщина была настолько хороша, что я глаз от неё не мог оторвать и рассказывал какие-то байки, в общем, веселил их, пока им не принесли закуски.
Я быстро поел, распрощался и пошёл.
У дверей ресторана меня остановил писатель Витя Славкин и спросил:
– Ты что, дружишь с Тарковским?
– С чего ты взял? Я его знать не знаю.
– Да ты только что с ним так живо разговаривал.
Оказывается, я целый час беседовал с Андреем Тарковским и его бывшей женой.
Потом мы с ней случайно встретились в Доме кино. Она была с другим мужчиной. Мы поулыбались друг другу, на этом всё и закончилось.
Юрий Темирканов
Было это году в 72-м. Меня только-только взяли в команду «Клуба 12 стульев», которая ездила с концертами по стране.
Всюду были битковые аншлаги. В Ленинград тогда поехали – завотделом юмора Л.Г. Веселовский, его зам – Илья Суслов, редактор Виталий Резников и писатели: Арканов, Горин, Жванецкий и так далее. Я среди них был самый молодой.
После какого-то концерта, а они проходили в зале Ленинградской филармонии, мы с Веселовским и ещё каким-то парнем, которого звали Юра, поехали в гости, в совершенно незнакомую компанию.
В комнате набилось человек тридцать. Мы с Веселовским и Юрой сидели за столом. Там же, за столом, сидели какие-то незнакомые люди. Веселовский быстро напивался. Вдруг он произнёс тост:
– Давайте выпьем за самого талантливого из нас, за заслуженного артиста. Юра, за тебя!
Мы выпили. Через пару минут мы с Юрой услышали, как кто-то сказал:
– А чего эти знаменитости молчат? Раз они такие знаменитые, то пусть веселят нас.
Мы с Юрой переглянулись, он произнёс:
– Давай отсядем отсюда.
Мы покинули стол и пересели к окну за маленький столик. Выпили с ним по рюмочке, и я спросил:
– А что это Веселовский сказал, что ты заслуженный артист?
В то время у меня не было ни одного знакомого – заслуженного, а этот парень был молод, похож на горца, красивый, стройный, и видно было, очень энергичный.
Юра сказал:
– А я действительно заслуженный артист.
– Ну ты даёшь, – сказал я. – Такой молодой и уже заслуженный.
Мы выпили ещё по одной, видно было, что мои слова задели Юру. Он не предполагал, что кто-то его может не знать.
– Я не только заслуженный, я ещё и дирижировал в Мадриде и в Париже.
Я засмеялся:
– Это уже слишком, и в Мадриде, и в Париже?
– Ну да, – подтвердил Юра. – Да ты что, мне не веришь? Меня Фурцева сама уговаривала быть главным дирижёром в Большом театре.