А над Невой торчали изломанные фермы рухнувшего в воду Дворцового моста; ещё же дальше, на Стрелке, Соня успела заметить груду красноватых обломков – вместо пары торжественных и величественных Ростральных колонн.
Всё стало ясно.
Соня в отчаянии разжала руки – ладони нестерпимо жгло.
– Всеслав Брячеславич, – одними губами произнесла она, уступая место.
Её команда воззрилась на неё с ужасом и восхищением, но для Сони друзья сейчас словно бы перестали существовать. Предостережение Чёрного Перуна начисто стёрлось из её памяти.
Соня не пыталась поднять Меч, чего я втайне опасался. Просто постояла на коленях, касаясь рукояти, и так же безмолвно поднялась, едва слышно произнеся моё имя. Что она видела, что ей открылось? Быть может, сам грозный Перун из заокраинного далека смотрел сейчас её очами и давал ей неслышимые ни для кого советы?
Никто не дерзнёт нарушить беседу брата во Чёрном Перуне с нашим небесным отцом и покровителем.
– Я видела… – шепнула она мне, оказавшись вдруг рядом, – тебя, Всеслав. И… Чёрного Перуна. Однако Он слаб, Он нам не помощник. Попробуй ты. Уговори Меч. Пожалуйста.
Я ничего не ответил, в свою очередь опускаясь на колени перед чудесным клинком.
…Волна еле сдерживаемого гнева. Меч рвался в бой, он мечтал о сражении, о честной схватке грудь на грудь, казалось, он сам сейчас вырвется из своей ухоронки… но это оставалось лишь внешним. Он всё видел и всё знал. И предпочитал оставаться здесь, а не там, где отчаянные девчонки и мальчишки подполья гибли в бесплодных атаках.
Почему? Отчего? Зачем?..
Я разжал руки. Чуда не случилось. Меч не уговорить.
Соня смотрела на меня, насквозь прожигая взглядом.
– Он не тронется с места, – мне показалось, что я произношу смертный приговор. – Соня, не я решаю, обретёт ли Меч свободу, покинет ли он ножны, – тихо говорил я. – У него своя воля и свой разум. И если он сам не рвётся в бой – значит, высокие силы, вложенные в него еще до Потопа, до гибели Атлантиды и до возникновения самой человеческой расы, решили иначе. До сего дня они не ошибались… точнее, не отклонялись от раз для себя установленного. Русский Меч не стоял ни за красных, ни за белых. Ни за Петра, ни за Карла Двенадцатого. Ни за Кутузова, ни за Наполеона – под Аустерлицем. Ни за декабристов, ни за императора Николая. И сейчас… он тоже остаётся в стороне.
– Но почему, почему?! – с истовостью неофитов взмолилось три голоса разом. Соня молчала.
– Есть такая старая легенда, – медленно сказал я. – Она пришла к нам с Запада, но строчки её куда древнее, чем думают филологи. Помните детский стишок «Не было гвоздя – подкова пропала…»? Помните? Ну так вот, у этой легенды было продолжение. Жители покорённой страны вопросили жрецов… друидов, или иных посвящённых… как им обрести свободу, и получили ответ: пусть те, кто и в самом деле готовы пожертвовать жизнями за это, отдадут свою кровь, кто сколько сможет; пусть эта кровь будет собрана, и пусть будет выпарено растворённое в ней красное железо. И пусть из этого железа кузнецу выкуют гвоздь, один-единственный гвоздь, тот самый, которого не хватило, когда наступали враги. И когда у вас окажется этот гвоздь – тогда, не раньше, сможете вы одолеть врага. Нам, похоже, ещё не пришло время сковать такой.
Едва уловимое басовитое гудение – словно Меч кивнул мне, соглашаясь.
Молчание.
– Ты говорил о плате, если подъять Меч без его воли, – резко проговорила Соня.
– Говорил. Страшная это плата. Невинными жизнями – иного здесь не признают.
– Ты ещё что-то начал, Всеслав Брячеславич, да осёкся, у Меча велел спрашивать. Я спросила… увидела Питер в развалинах…
– Это значит, что помощь Меча может означать… ну, скажем, ковровые бомбардировки. Много хуже, чем в Дрездене. Тот всё-таки отстроили. А у нас может вообще ничего не остаться.
– Но Меч не откажет, ведь верно? Если им всё-таки воспользоваться?
Я вздохнул и развёл руками.
– Не ведаю. И никто не ведает.
– То есть он помогает, когда его левая пятка пожелает?! – из Сониных спутников Маша первой пришла в себя.
– Нет, не так. Но разве ты не слышала, что я говорил? О гвозде, который надо выковать?
– Ну так и что? – выпалила Машка. – Откуда мы его возьмём-то, а?! Что, надо вену вскрыть, крови напустить?! Так я согласна. И все, конечно же, согласны, верно, ребята, верно, Соня?
– Едва ли здесь всё так просто, Маха, – помертвевшим голосом ответила Соня. – Не простая кровь тут нужна. И уж, понятное дело, не через катетер откачанная. Кровь отдают те, кто погибает за правое дело, верно, Всеслав Брячеславич?
Она била безжалостно и в самую точку. Нет, не зря носила девчонка знак Чёрного Перуна, не зря…
– Верно, Соня. И нас слишком мало, чтобы выковать гвоздь. Даже если выпарить всё железо изо всей нашей крови.
– Погибнуть за правое дело… – заговорил наконец Михаил. – Ребята ведь гибнут. Надо взять Меч, пойти… на станцию…
– Нет смысла начинать, пока не накопится достаточно железа, – тихо повторил я, по-прежнему надеясь, что они поймут.
– Темните, Всеслав Брячеславич, – глухо бросила Соня, глядя на меня в упор. – Нужны смертники, герои? В них никогда не было недостатка. Сколько ребят погибло, в бою, прикрывая отход других, жертвуя собой…
– Но этого, оказывается, недостаточно.
– Почему?
– Мы не выковали недостающего гвоздя. Конь до сих пор не подкован.
– Какой конь?! – заверещала Машка. – Покажите мне его, я, гм, сама его… подкую по самое небалуйся!
– Тихо, Маха, – отрезала Соня. – Фигуру речи опознать не можешь?
– Фигура, не фигура! – отмахнулась Машка. – Может, это вообще всё враки. Может, и нет никаких чудесных мечей, а…
– А мы тут просто так оказались? – встрял Костик.
– Пусть покажет! – воинственно потребовала Машка, уперев руки в боки. – Или станешь отмазываться, мол, такое оружие на пустяки, конечно же, не разменивается?
– А ты попробуй, – сказал я, кивнув на Меч. – Возьми да попробуй!
– А что? И возьму! – воинственно сообщила Машка. Двинулась к Мечу и безо всяких колебаний потянула за рукоять что было силы.
Признаться, я полагал, что клинок даже не дрогнет; однако вместо этого он легко выскользнул из моховых ножен, Машка даже пошатнулась.
– Ну, и что дальше? – заявила она, поворачивая Меч то так, то этак. – Я такого в музеях насмотрелась.
– Дай-ка, – вдруг нетерпеливо сказала Соня. Машка пожала плечами, отдала Меч.
Соня не примеривалась, не взвешивала клинок. Резко развернулась и коротко, без замаха рубанула по торчащему сухому стволу, давным-давно обломанному чуть повыше её головы.
Клинок со звоном отлетел от сухой лесины.
– Ну и что за… – начала было Машка, однако тотчас же осеклась.
Я подобрал оброненный Соней Меч. Привычно размахнулся.
Меч снёс верхушку сушины, словно и не встретив вообще никакой преграды.
Да, и я не забыл сказать, что толщиной этот старый ствол был в целый обхват?..
Мечу захотелось покуражиться. Я не сомневаюсь, что он слышал и понимал всё, что мы тут наговорили.
Ребята застыли. Соня медленно протянула руки, приняла у меня Меч, лаская его, словно ребёнка.
– Ну что, Маха, вложила, так сказать, персты в раны? – ехидно поинтересовался Костик.
Машка молча натянула кепку ему на глаза.
– Он не хочет. Он не пойдёт, – проговорила Соня, обращаясь к ребятам. Осторожно опустила Меч на болотный мох, и клинок словно сам собой скользнул в глубину, так что торчать остался только эфес.
– Он не пойдёт, – повторила Соня. Голос её звенел, и я понял, что она сдерживается из последних сил, чтобы не расплакаться.
– Помнишь легенду о том, как король Артур доставал меч из камня? – сказал я, чтобы хоть что-то сказать. – У волшебных клинков это, похоже, распространённый обычай. Они делают только то, что сами хотят. И в руках тех, кого считают своими хранителями.
Положив Меч, Соня выпрямилась, посмотрела на него долгим взглядом: надежда в ней угасала, и теперь, похоже, действительно осталось только одно – стрелять в патрульных и подрывать фугасы на дорогах до тех пор, пока тебя саму не найдёт ответная слепая пуля.
Костик, Миша и Машка растерянно топтались рядом.
– Последствия… он пугал последствиями, – проговорила Соня. – Всё то же, всё тот же вопрос цены…
– Не только, – напомнил я. – Сейчас Меч рассёк это бревно, потому что его рассердило ваше неверие. Следующий раз он не разрубит и прутика.
– Моё неверие… – губы Сони кривились. – Какое ему, предвечному, дело до моего неверия!
– Очень большое. Разве я зря рассказывал тебе про гвоздь? Мы его не выковали.
– Я уже слышала это! – яростно бросила она, и Отец-Лес вокруг меня беспокойно поёжился.
– Значит, Чёрный Перун ошибся в тебе, если ты не поняла меня.
– Ты хочешь сказать…
– …что тем, кого ты хочешь освобождать, это вовсе не нужно, Соня Корабельникова, брат мой во Чёрном Перуне. Крови одних только героев-одиночек не хватит, чтобы выковать гвоздь.
– Но ведь… но почему…
Я опустил голову.
– Силами Титанов не играют, брат. Ты сама всё видела, Меч не пытался тебя обмануть. Ты можешь воззвать к его – и других – помощи, презрев предупреждения, – и кто знает, чем обернётся твой порыв? Какие силы, какие бедствия проложат сюда дорогу?
– Неважно! – вскинулась она. – Перед нами наш бой…
– А о тех, кому придётся взяться за автоматы – или магические посохи – после твоего поступка, ты не подумала? Невозможно не делать выбора, но принцип меньшего зла всё-таки существует. Потому что человек прежде всего хочет жить, и никто не вправе решать за него, идти ему в бой или нет. Когда он сам оставит дом и возьмёт… неважно что, дубину, топор или автомат – тогда да. Веди его на смерть, и он пойдёт с радостью. А если нет…
– Но ведь это конец… – прошептала она. – Конец всему… они же никогда не поднимутся!
Я покачал головой.
– Говорить о том, что «надо верить», любят слуги Белого Христа. Но лучшего ответа у меня сейчас нет.