"Да как вы смеете?!"» Однако отпуск помог ей понять, как сильно она страдала и насколько плохо был выстроен диалог между ней и ее руководством. Она вернулась, лучше понимая, что ей нужно, чтобы работать хорошо.
Во время нашего часового разговора Курфман не употребляла слово «истощение», однако другие работники используют именно его. В принципе мы часто ставим знак равенства между истощением и выгоранием. Воспринимая выгорание как спектр различных состояний, а не как расстройство с четкими границами, можно понять, почему работники могут страдать от эмоционального истощения, при этом не сталкиваясь с деперсонализацией или ощущением неэффективности. Каждый, кто имел определенный опыт выгорания, находится в спектре, не обязательно в крайних точках. Какими бы опустошенными, циничными или бесполезными мы себя ни чувствовали, все может стать еще хуже.
Мое выгорание то ослабевало, то усиливалось в течение нескольких лет, прежде чем стало постоянным ощущением. Как и Лиз Курфман, я начал чувствовать себя циничным и неэффективным, но не испытывал сильного истощения. Оно пришло позже. В семестр я обычно читал лекции по четырем общеобразовательным предметам, которые студентам полагалось изучать вне зависимости от выбранного направления. Оценивая курс, студенты выражали недовольство. Типичный комментарий гласил: «строго спрашивает и много требует для такого бесполезного предмета». В поисках профессионального удовлетворения я уделял время другим аспектам работы: комитетам, конференциям, публикациям. Но это не помогло. В том самом самокритичном письме я написал: «Меня все это выматывает. Это не интеллектуальный вызов. (Это просто вызов, не интеллектуальный.) Я ничего не получаю взамен, потому что студентам, кажется, это не приносит пользы, а если кому и приносит, то они меня не благодарят».
Теперь мне бросается в глаза замечание в скобках о том, что это не интеллектуальный вызов. Оно показывает, что я пришел на работу, ожидая одного, а получил совсем другое. Я хотел жить так, как, по моим представлениям, жили мои собственные преподаватели. Вступая в академическую среду, я думал, что стану гражданином литературного мира. В реальности это оказалась обычная работа – с расписанием, бумажной волокитой и скучными задачами, которые нужно выполнить до пяти вечера. Студенты тоже не воспринимали обучение как возвышенное стремление к знаниям. Для них учеба была способом стать бухгалтером, тренером или учителем. Они пришли сюда не ради чистого наслаждения теологической мыслью, как я. Я их не обвиняю. Однако тогда мне хотелось, чтобы они были похожи на меня.
Разрыв между идеальными представлениями и реальностью – источник возникновения выгорания. Мы выгораем, когда наша деятельность на работе не соответствует нашим надеждам. Эти идеалы и ожидания обусловлены не только личными предпочтениями, но и идеями, которые внушает нам общество. В богатых странах принято ожидать от работы не только зарплаты. Мы хотим признания, личностного роста. Возможно, мечтаем стремиться к некой высшей цели. Всего этого мы не получаем, отчасти потому, что за последние несколько десятилетий работа стала требовать больше эмоционально и меньше приносить материально. (Подробнее об ухудшении условий труда и разочаровании в идеалах мы поговорим в главах 4 и 5.) Мне казалось, что жизнь университетского профессора состоит из нескончаемых интеллектуальных бесед с гениальными коллегами и жадными до знаний студентами. В реальности преподавательская деятельность оказалась трудной работой, признание я получал редко и в итоге проводил кучу времени на утомительных совещаниях или сидел один в кабинете, переживая из-за плагиата в студенческих работах.
Идея, что причиной выгорания является противоречие между идеалами и реальностью, часто встречается в научной литературе{133}. Кристина Маслах и ее соавтор Майкл Лейтер называют выгорание «индексом несоответствия между тем, кем люди являются, и тем, что им приходится делать»{134}. В моем понимании это значит, что выгорание сигнализирует, насколько ваши требования к работе расходятся с вашим представлением о себе. В одной из ранних статей Маслах о выгорании, опубликованной в 1976 г., она связывает проблемы с теми рабочими задачами, за которые люди не готовы взяться. Адвокат, который работал с малоимущими, говорил ей: «Меня учили юриспруденции, а не работе с будущими клиентами. Главной сложностью для меня стало именно постоянное взаимодействие с людьми и их проблемами, а не правовые вопросы как таковые». Образовалась огромная пустота между идеалом человека – работой с «юридическими вопросами» – и реальностью, где приходилось решать неюридические проблемы клиентов, что и спровоцировало выгорание{135}.
Выгорание похоже на попытку устоять на двух ходулях, которые расходятся в разные стороны. Две палки ходуль – это наши идеалы и наша реальность. Если нам повезет, они окажутся достаточно близко друг к другу, и на них будет легко опираться и идти дальше, не рискуя потянуть мышцу или потерять равновесие. Но так бывает редко. Когда палки расходятся в стороны, ходули становятся похожи на букву «V». Если они не очень высокие, а ваша работа не требует от вас слишком многого, то небольшой разрыв между идеалами и реальностью не заставит вас пошатнуться. Но если ходули высокие, а ваша работа забирает много сил, например как у медсестры в отделении реанимации, тогда даже небольшое отклонение реальности от идеалов заставит вас разрываться. Со временем силы закончатся, и вы либо отпустите одну из ходулей, либо упадете сами. В любом случае у того, кто разрывается между двумя ходулями, меньше возможностей в полной мере преуспеть в жизни.
Легкое либо временное выгорание возникает, когда палки ходуль впервые расходятся, а вы оказываетесь между ними. Вы чувствуете реальную боль, вам трудно удержаться и не упасть. Истощение, циничность и неэффективность – такие же симптомы, как высокая температура. Они дают знак, что что-то идет не так, что вы потеряли баланс. Вы разрываетесь неделю, может быть, месяц, но потом проект подходит к концу, вы укладываетесь в срок, и ходули снова выравниваются. Напряжение ослабевает, и вы опять можете опираться как на идеалы, так и на реальность. А потом вы сталкиваетесь с новым вызовом – разрыв расширяется, расстояние становится больше, и на этот раз нескольких недель недостаточно, чтобы вернуться в норму. Вы тянетесь изо всех сил, пытаясь удержаться. Ладони потеют. Вы чувствуете, что слабеете. Вы знаете, что ходули должны стоять рядом, – об этом вам твердили родители, учителя и гости на выпускном. Что же с вами не так, почему так тяжело держаться? Ходули так и не возвращаются в правильное положение – месяц или год спустя вы достигаете точки, где от чего-то приходится отказаться.
Перечитывая свои старые записи, я вижу последствия попыток сохранить высокие идеалы и привить юным умам новый подход к мышлению, несмотря на очевидное безразличие студентов. Я часто испытывал напряжение, пытаясь справиться с противоречием между тем, как я представлял свою работу, и тем, какой она была на самом деле. Я вновь и вновь описывал одни и те же чувства. Именно тогда разрыв становился шире. Наверняка в какие-то моменты он сужался вновь, позволяя расслабиться и перевести дух. Я не испытывал напряжения постоянно. Однако растяжение привело меня к утрате гибкости. Годы спустя, когда ходули снова разошлись надолго, я наконец сломался.
Очень хочется сказать, что каждый испытывает стресс, вызванный выгоранием, по-разному. Но в действительности люди и их работа различаются не слишком сильно. Если у одного человека выгорание проявляется в основном в циничности, то наверняка похожая ситуация будет наблюдаться у остальных. Если выделить категории типичных проявлений выгорания, то можно придумать несколько путей помощи людям, которые сталкиваются с тем или иным видом выгорания из спектра.
Именно эта мысль объясняет внимание исследователей к профилям выгорания – то есть характерным типам его восприятия{136}. Раз существует три отдельных измерения выгорания, то есть люди, у которых одно из них выражено сильнее, а остальные слабее. Например, кто-то чувствует эмоциональное истощение, но не проявляет циничности и не страдает от ощущения неэффективности. Будут и те, кто имеет высокие показатели по всем трем параметрам. Маслах и Лейтер, например, выделяют пять профилей выгорания: 1) низкие показатели по всем параметрам; 2) высокие показатели по всем параметрам; 3, 4, 5) высокий показатель по одному из параметров (отдельно истощение, отдельно циничность, отдельно неэффективность). Несмотря на то что я упоминаю «низкие» и «высокие» показатели, анализ данного типа не опирается на некие пороговые значения для определения, кто к какому профилю относится. Вместо этого внимание уделяется закономерностям в ответах на вопросы теста Маслах, группам частотных оценок по шкале{137}. Эти группы и есть профили – самые распространенные проявления выгорания.
Возвращаясь к нашей метафоре с ходулями: пять профилей выгорания напрямую связаны с пятью способами примирить идеальные представления о работе и реальность, сохраняя равновесие. Существует самый простой путь: реальность и идеалы располагаются достаточно близко друг к другу, и вы спокойно, без особых усилий передвигаетесь на ходулях. Маслах и Лейтер называют таких людей «вовлеченными», но я думаю, что лучше подойдет термин «невыгоревшие». (Я убежден, что «вовлеченность работника» в качестве идеала сама по себе ведет к выгоранию – об этом мы поговорим в главе 5.) Остальные четыре профиля возникают, когда палки ходуль начинают отдаляться друг от друга. В этот момент, в зависимости от обстоятельств и психологического состояния, мы реагируем четырьмя разными способами. Считаю нужным пояснить: мы