{248}. Тем не менее люди страдали от выгорания не больше, чем мы, потому что не отождествляли карьеру с самореализацией. Это не значит, что они не уставали, однако они не сталкивались с болезнью XXI в., которую мы называем выгоранием, потому что не разделяли идеалы нашего времени.
Идеал, который мотивирует американцев работать до изнеможения, – это убеждение, что усердный труд является залогом хорошей жизни: речь не только о материальном комфорте, но и о человеческом достоинстве, нравственном облике и реализации высшей цели. Мы работаем, потому что уверены, что это принесет нам процветание во всех смыслах этого слова. Во вступлении я рассказывал, что хотел стать преподавателем, потому что мои учителя, как мне казалось, жили правильно. Их уважали, они обладали здравым смыслом, а у их профессии была благородная ясная цель – приобрести знания и передать их другим. Я понятия не имел об их жизни за пределами университетской аудитории или о внутренних противоречиях, с которыми им приходилось бороться. Двум из моих наставников отказали в штатной должности – им пришлось искать новую работу. Третий умер от сердечного приступа после нескольких лет работы на высоком административном посту. Но я не связывал их невезение и собственные карьерные перспективы. Зачем? Меня ослепляла типичная для американца надежда: если найти работу по душе, то с ней придут успех и счастье.
Чаще всего это не так. Философ Платон называл это «благородной ложью» – мифом, который скрепляет существующее устройство общества{249}. По Платону, если люди перестанут верить в эту ложь, общество впадет в хаос. Наша благородная ложь заставляет нас верить в ценность упорного труда. Мы трудимся ради блага нашего начальника, но убеждаем себя, что работаем ради высшей цели. Если выгорание – это разрыв между двумя ходулями, реальностью и идеалами, то мы приступаем к работе, крепко вцепившись в одну из них – в наши идеалы. Мы надеемся, что работа оправдает ожидания, и поэтому попадаем в условия, которые ведут к выгоранию. Надежда заставляет нас брать сверхурочную работу, приниматься за дополнительный проект и жить без заслуженного признания или карьерного роста. Ирония заключается в том, что именно вера в идеал правильной жизни, которая достижима только путем упорного труда, и есть главное препятствие на пути к ней.
Пожалуй, упорный труд – это высшая ценность американского общества. В опросе 2014 г., проведенном исследовательским центром Pew, где людей просили рассказать о себе, 80 % респондентов назвали себя «трудолюбивыми». Ни одна черта характера, включая «отзывчивость» или «терпимость», не упоминалась так часто. Лишь 3 % опрошенных назвали себя ленивыми, минимальное количество – очень ленивыми{250}. Эти результаты отражают скорее то, что мы ценим, чем то, кем мы являемся на самом деле. Мы знаем, что ленивых среди нас гораздо больше. Вспомните ваших коллег. Сколько среди них бездельников? И сколько из них будут упорно это отрицать? В большинстве своем американцы действительно много работают, но далеко не все напряженно трудятся целый день, корпя над отчетами или отдуваясь на встречах с клиентами. Мы называем себя трудолюбивыми, потому что нас научили считать себя таковыми. Это наш критерий оценки себя и окружающих. Ценность упорного труда приводит не к тому, что все в самом деле работают не покладая рук, она заставляет некоторых из нас работать больше, чем способны выдержать их ум и тело. Это превращает наш труд в прибыль. И доводит миллионы людей до выгорания.
Благородная ложь, представляющая работу в качестве источника достоинства, правильного морального облика и жизненной цели, набирала силу всю 400-летнюю историю США. Блага, которые обещает труд, со временем приумножались и становились более абстрактными – настолько, что теперь от работы мы ожидаем самореализации. Поначалу от работы ждали только одного, конкретного и важного блага – обеспечения выживания. Благородная ложь зарождалась не как обещание, а скорее как угроза. Возглавив страдавшее от болезней и постепенно вымиравшее поселение Джеймстауна в 1608 г., капитан Джон Смит издал указ, который мог бы стать основой американского идеала: «Тот, кто не добывает каждый день столько же, сколько я, на следующий день будет отправлен за реку и изгнан из форта, как трутень, до тех пор, пока не изменится или не помрет с голоду»{251}.
Заявление Смита исключало промежуточное звено между работниками и бездельниками, между теми, кто заслуживает награды, и теми, кто ее недостоин, между полноправными членами общества и изгоями. Политические лидеры США до сих пор разделяют общество на «производителей» и «потребителей». Та же дихотомия присуща идеалу «полной занятости», который одинаково ценят и в левом, и в правом крыле{252}. Она формирует убеждение, что люди должны работать, если хотят получать социальные преимущества, и лежит в основе идеи гарантии занятости для всех{253}.
Угроза Смита, отсылающая к Второму посланию апостола Павла к фессалоникийцам («Если кто не хочет работать, пусть и не ест»{254}), – аналог утверждения, что трудовая стезя – это единственный достойный путь. Достоинство, по определению социолога Эллисон Пью, – это «способность выступать в роли полноправно признанных участников нашего социального мира»{255}. Достоинство – это социальное гражданство. Сегодня в США, если у вас есть работа, вас будут признавать как человека, который вносит вклад в процветание общества и заслуживает право определять принципы, на которых это общество строится. Вспомните прохожего, который кричит протестующим против социальной несправедливости: «Найдите работу!» Словно первая поправка Конституции США, гарантирующая свободу слова, относится только к тем, кто работает. Словно только оплачиваемый труд дает вам право жаловаться на социум или пользоваться его благами. Безусловно, исторически работа была путем к обретению достоинства лишь для белых мужчин. Белые женщины на протяжении столетий сидели дома, прежде чем получили право собственности и право голоса. Миллионы темнокожих мужчин и женщин трудились в рабстве и не имели социального гражданства, даже когда начали легально зарабатывать. Обещание благородно: при помощи труда любой может получить право быть частью американского общества. Однако расизм и сексизм часто превращают это обещание в ложь.
Второе обещание, которое дает нам работа, – это формирование характера. На этом утверждении строится главный постулат родительской мудрости. Подстригая газоны, присматривая за младшими братьями и сестрами, работая в заведениях фастфуда, избалованные дети превращаются в настоящих взрослых. В основе лежит идея, что любое действие, которое мы повторяем неоднократно, изменяет нас. Мы приобретаем новые привычки, а они, как плохие, так и хорошие, создают наш характер. «Мы являемся тем, что мы делаем систематически, – писал Уильям Дюрант, обобщая философию Аристотеля. – Совершенство – это не действие, а привычка»{256}. С этой точки зрения правильная жизнь должна быть направлена на развитие таких ценных качеств, как стойкость и умеренность. Если подросток может отложить телефон и заняться делом, приносящим минимальный доход, то, соблюдая график и выполняя рабочие обязанности, он научится пунктуальности, ответственности и упорству – важнейшим качествам нравственной жизни. Второй компонент идеала работы, после достоинства, стал популярным в США 1820-х гг., когда владельцы фабрик одновременно вводили более суровую дисциплину и выражали озабоченность из-за чрезмерного употребления алкоголя рабочими, что являлось символом их морального падения. Таким образом, работодатели запретили выпивать на работе{257}. Они верили, что воздержание делает лучше рабочих, а труд, в свою очередь, делает лучше людей.
Третье и важнейшее благо, которое обещает работа, – это путь к цели. Главный проповедник целеустремленности – сооснователь Apple Стив Джобс заявлял в 1985 г. в интервью, что его компании нужен быстрый рост, но не ради «долларов – они для нас ничего не значат». Как он утверждал, Apple преследует более высокую цель: «В Apple люди работают по 18 часов в день. Мы привлекаем людей другого типа… Тех, кто хочет прыгнуть немного выше головы и оставить свой крошечный след во Вселенной… Думаю, сейчас у нас есть такая возможность. И нет, мы понятия не имеем, к чему все это приведет. Мы просто знаем, что в мире есть нечто большее, чем мы сами»{258}. Разумеется, Apple во много раз превзошла скромную рыночную стоимость, которую Джобс наметил в 1985 г. В 2011 г., незадолго до его смерти, она стала самой дорогостоящей компанией в мире. Но это, разумеется, «ничего не значит».
Вполне светские высказывания Джобса о самотрансценденции перекликаются с древними и современными утверждениями, которые оправдывают тяжелый труд духовными устремлениями. Благородная ложь в «Государстве» Платона заключалась в том, что боги добавили к душам людей металлы, каждый из которых соответствовал определенному социальному положению, от которого нельзя отказаться{259}. Первые страницы Библии воспевают важность человеческого труда. Бог создал людей, чтобы они возделывали сад. Когда они ослушались его, он разделил труд между мужчиной и женщиной и обрек их на суровую долю. Во времена протестантской реформации Жан Кальвин и Мартин Лютер разработали современную концепцию призвания, чтобы объяснить, как работа фермера или торговца связана с предопределенным Богом общественным устройством