{365}. К похожим мерам призывает и Уикс – она выступает за 30-часовую рабочую неделю и универсальный базовый доход, но, с ее точки зрения, это поможет выйти за рамки патриархата и открыть новые возможности{366}. Когда Уикс завершает «Проблему работы» строками: «…мы все заслуживаем жизни, но жизнь невозможна, если ее условия диктуются только извне», эти слова удивительно созвучны идеям Торо. Однако в ее следующей фразе отсутствует его более индивидуалистский подход: «Тем не менее обретение жизни – плод коллективного труда: невозможно получить столь огромный дар в одиночку»{367}. Это произойдет лишь в обществе, которое ценит достоинство каждого из членов и воплощает новые условия для жизни, созданные коллективно.
Я много раз смотрел фильм «Парковка». Даже если бы я не работал на парковке сам и не снимался в эпизоде фильма, меня бы все равно привлекли те соображения о работе, которыми делятся герои. Я долго ломал голову над фразой Скотта Мейггза, который трудился на парковке задолго до меня. Он говорит, что работа на парковке была для сотрудников переломным моментом. Многие из нас имели грандиозные мечты, и парковка была отличным местом, чтобы обдумать пути их достижения. Однако не все мечты сбываются. Мейггз поясняет, растягивая слова: «Что бы мы ни делали, этого все равно было мало, чтобы раскрыть скрытый в нас потенциал. На парковке мы обладали бешеной энергией, вертелись, подобно вихрю. Мы устанавливали правила. Мы были абсолютно свободны. У нас было все в мире, который ничего не мог нам предложить»{368}. Этот монолог волнует. Его образы воскрешают во мне чувство собственного достоинства, которым я обладал, работая на парковке, после нескольких лет уничижительной аспирантуры. Но эта работа была ударом для моего самолюбия. Однако я никак не мог понять последнюю фразу. Она словно претендовала на глубину, но, если вдуматься, не имела смысла. Что значит «у нас было все»? И неужели миру нечего было нам предложить? Для меня это звучало странно.
Выгорев и уволившись с должности, о которой я мечтал, пока работал на парковке, я наконец начал понимать. Пока ты ничего не попробовал, тебе кажется, что ты способен на все. В твоей голове ты и впрямь можешь получить что угодно. Можешь стать великим художником, музыкантом, ученым или кем угодно другим – в теории. Но как только ты поставишь цель и двинешься к ней, есть риск обнаружить, что ты не соответствуешь всем требованиям. Каждый – ну, кроме Бейонсе или Тома Брэди – знает, каково это – метить высоко, а в реальности упереться в потолок. Это не слишком отличается от того разрыва, который ведет к выгоранию. В сущности, выгорание как раз может появиться из-за упрямой уверенности в том, что мы можем все, что захотим, если немного постараемся. Обычно потенциал ассоциируется с молодостью – вот на что опираются работодатели, когда ищут сотрудников, на которых будут сильно давить, которым будут отказывать в поддержке и которые в конечном итоге в них разочаруются.
Безусловно, питать большие надежды естественно и, может, даже необходимо. Даже в среднем возрасте и позже полезно представлять, что мы многого добьемся в будущем, и верить, что лучшие дни еще впереди. Без этого невозможно саморазвитие. Так что нужно мечтать о наших возможностях. Выражаясь словами Торо, мы должны прислушиваться к музыке из другого мира, к образу лучшей жизни.
Чем больше я думал о выгорании и потенциале, тем больше осознавал, что в пророческой фразе Скотта Мейггза «У нас было все в мире, который ничего не мог нам предложить» скрывалась более радикальная идея. Возможно, потенциал в принципе невозможно раскрыть в «реальной жизни». Может, потенциал – это то самое чувство полной свободы, но без постоянной необходимости сообщать о ней внешнему миру или делиться ею с какой-либо компанией, которая зарабатывает деньги. Теперь я убежден, что Мейггз говорит о «настоящей радости от отсутствия рамок здесь и сейчас», как выразился автор под ником Алонсо Сабвербо в своем посте о фильме. Вот что он пишет:
Суть не в том, чтобы обладать бешеной энергией, вертеться, подобно вихрю, и устанавливать правила, а в том, чтобы делать это в моменте. Потенциал реализуется не в будущем, а прямо сейчас… Педагоги и работодатели понимают потенциал совсем иначе. А он здесь – это возможность удрать на индейскую территорию, как мечтал Гекльберри Финн, это Уолт Уитмэн[31], это рок-н-ролл. Это парковка Corner Parking Lot{369}.
Разве не об этом мечтала Кэти Уикс – о радикальном переосмыслении значения фразы «У нас будет все, чего мы захотим»? Что, если не все, что можно захотеть, было в Уолденском лесу у Торо, когда мир проигнорировал его первую книгу и навязал ему унизительный труд? Торо писал: «Самый мой ценный навык – довольствоваться малым»{370}. Он верил, что благодаря аскетизму и свободному воображению сможет следовать за внутренним гением и искупит свои грехи. Вот путь к получению всего, чего хочешь. Однако все это никогда не будет принадлежать тебе одному. Алонсо Сабвербо заостряет внимание на том, что Скотт Мейггз говорит «мы» и «нам»{371}. У нас будет все, чего мы захотим. У нас общий потенциал, и он принадлежит всем и каждому.
Чтобы избежать выгорания или справиться с ним, нужно снизить ожидания от работы, но не ожидания от жизни. Нам необходимы более высокие идеалы для нас самих: всеобщее достоинство, бесконечный потенциал, возможность получить все, чего захотим, умение не отказываться от того, что может предложить нам мир. Построить жизнь, целое сообщество на таких идеалах – смелый шаг, но некоторые уже пытаются. Посмотрим, как они это делают.
7. Как бенедиктинцы укрощают демонов работы
В середине 1990-х гг. в отдаленном каньоне на севере Нью-Мексико бенедиктинские монахи из монастыря Христа в Пустыне, как обычно, сидели утром в грязной комнатушке перед десятком шлюзовых компьютеров и создавали интернет. Распятие висело прямо над белой доской, где они делали эскизы веб-страниц. Монахи занимались цифровой версией работы, которую бенедиктинцы выполняли вот уже более тысячи лет. Переписывали рукописи.
Монахи дали своему сервису веб-дизайна нелепое название scriptorium@christdesert[32]. Их целевой аудиторией был обширный рынок католических приходов и епархий; они даже рассчитывали на контракт с Ватиканом. Скрипторий создавал страницы, похожие на средневековые рукописи, украшенные цветными рисунками, – их наверняка приходилось загружать целую вечность, поскольку модемом им служил простенький мобильный телефон. Поскольку их продукция была электронной, удаленное расположение монахов никак не мешало работе, хотя на телефон каждый месяц уходило больше $1000{372}. Проект должен был принести как прибыль обители, так и духовную пользу трудящимся цифровым переписчикам. «Сейчас мы занимаемся более творческим делом, монахам это полезно, – пояснял в интервью аббат Филип Лоуренс, который возглавлял монастырь с 1976 г. и вплоть до ухода на пенсию в 2018 г. – Занимаясь творческой работой, вы раскрываете другую часть души»{373}.
Скрипторий стал сенсацией. После широкого освещения в прессе на него обрушился вал заказов, в том числе от Святого престола. В 1996 г. брат Мария-Аквинат Вудворт, в миру системный аналитик, предсказал, что проект увеличит выручку монастыря в четыре раза{374}. Однажды трафик на сайте монастыря был настолько велик, что это привело к сбою интернета во всем штате{375}. Брат Мария-Аквинат попытался протолкнуть епископам США идею католического интернет-провайдера, называя AOL, который на тот момент был крупнейшим игроком на рынке, «образцом и конкурентом»{376}. (Епископы предложение отвергли.) Поскольку дела скриптория шли в гору, он начал строить планы по открытию офиса в Санта-Фе, но был готов рассмотреть и более крупные города, включая Нью-Йорк и Лос-Анджелес, если не найдет необходимое помещение в Нью-Мексико. Он мечтал нанять 200 человек{377}.
Однако к 1998 г. скрипторий закрыл лавочку. Монахи не могли работать по 18 часов, чтобы выполнить все заказы. Они не могли отвечать на письма клиентов, пока молились, учились или трапезничали – все эти действия были неотъемлемой частью их ежедневной рутины. В электронном письме аббат Филип сообщил мне, что проект закрыли, потому что он не смог оправдать трудозатраты, которых требовал скрипторий. Обучение монахов такой работе занимало много времени, но даже после этого они не могли использовать свои навыки в полной мере: стоило монаху приступить к созданию веб-страниц, аббату приходилось отправлять его изучать теологию. В книге об истории монастыря «Братья пустыни» (Brothers of the Desert) Мари Грана пишет: «Заказов было так много, что труд, который первое время позволял идеально совмещать работу и созерцательную жизнь, вскоре начал эту жизнь поглощать»{378}.
Само собой, ни одно предприятие за пределами каньона ни за что не закрыло бы такой многообещающий проект, каким был scriptorium@christdesert. Если бы работники перестали справляться, любая компания наняла бы больше людей. Одержимое духом капитализма, руководство заставляло бы их работать сверхурочно. А вот монахи не готовы были пойти на это, потому что пришлось бы пожертвовать мотивом, который изначально привел их в монастырь. Поэтому они закрыли проект.