[37] и начала выкладывать свое творчество в социальных сетях, не заботясь о том, достаточно ли оно «хорошо». Общаясь с другими художниками-любителями, она постепенно влилась в их сообщество.
«Мы существа "социальные" или "политические", в зависимости от того, как перевести слова Аристотеля», – поясняет Патрисия. Возможность делиться творчеством «не дает мне чувствовать себя одиноко. Просто выкладывая рисунки, я уже чувствую признание – чувствую себя частью общества». В тот период, когда в апреле 2020 г. состоялся наш разговор, Патрисия с подругой, с которой она познакомилась через интернет, работали над проектом, получившим название «друзья по пандемии». Они договорились ежедневно заполнять по одной странице в скетчбуке в течение 100 дней и выкладывать рисунки в социальные сети, а потом присылать друг другу готовые скетчбуки. Для одного из дней Патрисия сделала коллаж из погашенных марок и фотографий двух женщин Викторианской эпохи, корчащих рожи. Женщины символизировали ее и подругу. На следующий день она нарисовала цветущее дерево магнолии и написала о том, как впервые увидела такое дерево, переехав в Вирджинию, чтобы заниматься научной работой. Проект нужен, чтобы «поддерживать друг друга и самих себя, – говорит Патрисия. – Он про признание».
Этот проект в некотором смысле дисциплинирует Патрисию, как монахов дисциплинируют молитвы, а Ричарда Бреснахена – перерыв на чай. «Приходится участвовать, если пообещала, что буду рисовать каждый день», – смеется Патрисия. Для большинства ее ровесников источником дисциплины служит работа, которая дает межличностным отношениям нравственные ориентиры. Однако на работе это осуществляется ценой пребывания в условиях, которые, будучи оторванными от идеалов, ведут к выгоранию. Если на уровне общества сместить работу из центра нашей жизни, то для саморазвития нам все равно нужны нравственные ориентиры – расписания, цели, ответственность.
Патрисия показывает мне 45 разрисованных скетчбуков – признак того, что ей и правда становится лучше. «Чистое удовольствие для того, кто любит учиться», – добавляет она. Патрисия мечтает о домашней студии – уголке возле кровати, где можно установить мольберты для рисования. Она не питает надежд на то, что ее физическое самочувствие улучшится. Врачи говорят, что лекарство от синдрома Элерса–Данлоса разрабатывается, но пройдет несколько лет, прежде чем оно появится. Так что пока она создает скетчбуки. «Пока мне удается испытывать любопытство, дисциплинировать себя, сочувствовать другим и быть благодарной, – добавляет она, – я справлюсь. У меня получается».
Все люди, с которыми я встречался, живут – неважно, по собственному выбору или по воле обстоятельств – в рамках этики поствыгорания (бенедиктинцы, работники CitySquare, любители разных хобби, творческие люди с ограниченными возможностями) и сходятся в одном: достоинство человека не связано с трудом. К этому заключению ведут разные пути. Папа Лев XIII пришел к нему через библейское представление о том, что человек создан по образу и подобию Бога. Эрика Мена – думая о своем коте. «Я люблю его больше всего на свете, – говорит она. – А его работа – есть и спать. Буквально. И ему плевать на всех. Если он все равно достоин любви, то почему ее не достойны люди?» Эрика продолжает: если друзья достойны любви, если ее достойны дети, которые не работают, «то и я тоже достойна». Еще Эрику вдохновляет открытка от проекта Anticapitalist Love Notes[38]: «Ты дороже, чем твоя продуктивность». Эта простая мысль, выраженная коллегой по цеху, открыла для Эрики новое видение мира. «Помню, увидев эту фразу, я захотела воплотить ее в жизнь», – вспоминает она. Затем Эрика спросила себя: «Что нужно изменить, чтобы по-настоящему в это поверить?»
Вера в то, что достоинство присуще всем людям независимо от того, создают ли они материальные ценности или нет, привело писательницу и художницу Сунауру Тейлор к борьбе за «право не работать». Сунаура, страдающая от артрогрипоза, который нарушает ее двигательную активность, отмечает, что люди с ограниченными возможностями точно так же подвержены влиянию американских капиталистических идеалов. Они точно так же чувствуют вину за то, что не живут в соответствии с ними. В отличие от Эрики Мены и Патрисии Нордин у Сунауры никогда не было обычной работы. Однако она пишет, что ей «повезло вырасти с уверенностью в собственной ценности» – именно это спасает ее от чувства вины. «Право не работать, – считает она, – это право не позволять оценивать вашу значимость по критериям продуктивности, трудоспособности и зарплаты». Именно эта идея отражена в открытке от Anticapitalist Love Notes. Это антитеза американской рабочей идеологии, приверженцем которой был Букер Вашингтон. Он считал, что люди, которые не имеют общественного признания, должны заслужить его путем усердного труда. Тейлор же считает, что, если сразу признать неотъемлемое достоинство каждого человека, люди смогут работать или не работать и «гордиться этим»{420}. Тогда их ценность и свобода будут зависеть от чего-то другого.
Идея Сунауры может освободить от унижения и чувства вины не только людей с ограниченными возможностями – она может освободить нас всех. Она способна снизить идеальные ожидания и оправдать лучшие условия для тех, кто работает. Она является обоснованием универсального базового дохода, благодаря которому люди получили бы экономическую возможность не работать. Воспринимая болезнь или инвалидность как норму, мы уравниваем неоплачиваемый уход за людьми и работу за зарплату{421}. Воспринимая работу с точки зрения недееспособности, мы принимаем нашу общую уязвимость и зависимость друг от друга, подрывая основу индивидуализма, из-за которого выгорание – это всегда только ваша личная проблема.
Все мы в лучшем случае лишь «временно дееспособны», замечает Сунаура{422}. Независимо от наших способностей сегодня, все мы с возрастом становимся недееспособными. Рано или поздно из-за болезней и физических ограничений мы не сможем работать. Этот факт должен помогать нам чувствовать солидарность с теми, кто не способен работать уже сейчас. Неспособность к труду – часть человеческой природы. В наших общих интересах относиться к недееспособным людям с уважением и менять общественные законы таким образом, чтобы они могли прожить свободную, полную смысла жизнь. Джоанна Хедва выступает за новую радикальную политику, в основе которой лежит уязвимость каждого человека: «Мы должны всерьез воспринимать ранимость, хрупкость и слабость друг друга. Поддерживать, уважать, усиливать. Защищать друг друга, создавать и укреплять нашу общность. Выступать за родственную близость, за взаимозависимую социальность, за политику заботы»{423}.
Хедва описывает социальные обязательства, которые отличаются от принципов рабочей этики. Вместо того чтобы считать человека ценным, только если он работает, мы должны взять на себя обязательство заботиться друг о друге несмотря ни на что, как это происходит в бенедиктинских общинах. Когда-то мы наделили прежними обязательствами государственные структуры и работодателей, теперь мы можем создать институты заботы. Можем адаптировать работу «по силам и состоянию здоровья», как завещал папа Лев XIII{424}. Любой человек рискует обнаружить, что его условия работы не соответствуют его идеалам. То есть каждый из нас подвержен выгоранию. Именно поэтому мы должны объединиться в общем стремлении изменить условия труда и наши ожидания от работы. Нельзя опускать руки перед проблемами, возникшими из-за принятых в обществе идеалов. Мы сами и есть общество. Нам по силам изменить эти идеалы.
Расскажу и о себе. Уволившись с должности преподавателя, о которой я некогда так мечтал, я уехал к жене в Техас и попытался пересобрать профессиональную идентичность. Я с облегчением чувствовал, как напряжение между идеалами и рабочей реальностью ослабевает. Однако весь первый год в залитом солнцем бетонном городе, который стал моим новым домом, я чувствовал себя потерянно. Как приезжего, меня часто спрашивали, чем я зарабатываю на жизнь. Я отвечал неуверенно: «Я писатель». Это не звучало правдоподобно. Я обдумывал идею еще раз податься в аспирантуру или устроиться работать в общепит – предпринять что угодно, чтобы у меня появился ответ получше. Долгими днями я торчал дома в одиночестве, в ожидании, что кто-то предложит мне новый проект. Чувствовал себя как персонаж Чарли Шина из фильма «Апокалипсис сегодня» – спецназовец, который деградировал в номере сайгонского отеля, потому что у него не было задачи.
Со временем я начал публиковаться чаще. Участвовал в писательских мастерских. Наметил себе новую карьеру, где сочетались писательство, выступления с лекциями и преподавание. Я решил, что хочу вновь вернуться в университетскую аудиторию, поэтому написал руководительнице литературной программы для первокурсников в ближайшем университете. Она ответила и спросила, можем ли мы встретиться: ей как раз нужен был преподаватель для занятий, которые начинались совсем скоро.
Эта работа стала важным этапом: я вновь чувствовал, что могу добиться успеха. У меня легкий график – всего несколько занятий в месяц, но это вносит порядок в мои дни и недели. Дает мне чувство принадлежности к учреждению. Будучи преподавателем с почасовой оплатой, я нахожусь в невыгодном положении, но мои друзья, опытные штатные сотрудники, воспринимают меня как равного. Что важнее всего: я знаю, что кто-то во мне нуждается. Моим студентам необходимо, чтобы я проводил занятия, оценивал их работы, показывал, как формулировать фразы, раскрывающие содержание абзаца. Это – мгновенное каждодневное признание как моего труда, так и меня самого. Я знаю, как опасно на него полагаться, но мне приятно слышать, как студенты благодарят меня после занятий.