– Рада, что впечатлила, – буркнула она, почему-то по-прежнему оставаясь в коридоре.
– И мокрые волосы – тоже. Если бы я точно не знал, что ты не станешь меня соблазнять…
Он получил вантузом снова – на этот раз намеренно, и, отбросив его в сторону, подхватил Александру на руки. Девушка едва слышно вскрикнула, вцепилась в его воротник и резко покраснела. Роберт прижался губами к багровой щеке, вдохнул аромат её шампуня и решительно двинул в сторону номера.
– Исчезни, – коротко бросил он Грише, но кузен отчего-то не двинулся с места. Он сидел на кровати Александры, сгорбившись, округлив глаза и держа в руках поднос, который не так давно подарил девушке, предварительно изъяв его у жены собственного деда.
– Ты это видел?
– Сейчас я желаю увидеть твой стремительный исход из этой спальни.
– Я тоже, – неожиданно призналась Александра, сразу же об этом пожалев. Роберт одарил её таким нежным взглядом, что ей захотелось больше никогда никого не видеть и быть только с ним.
– Потерпите. – Гриша поднялся, протянул поднос брату и ткнул в какую-то завитушку, изображённую на доме. – Не узнаёшь?
Девушка, старательно придерживая полотенце, с интересом взглянула на рисунок. Польский особнячок, рядом с которым была изображена прогуливающаяся парочка, чуть выше окон первого этажа был отделан каким-то твёрдым материалом, по которому и шёл повторяющийся орнамент. Сначала она не поняла, что это за завитушка, но, приглядевшись, сумела различить буквы.
– Это вензель?
– Оденься, – разочарованно вздохнул Роберт, бережно опуская её на пол. Александра снова полезла в шкаф, стараясь не думать о том, что могло произойти. Нацепив первое, что попалось под руку, она покинула своё убежище и вернулась к Лепатову.
– Что такого удивительного в этом вензеле? Дело по тем временам обычное… И где Гриша?
– Возьмёт кое-что из машины и вернётся. – Роберт выглядел по-настоящему взбудораженным, и девушка никак не могла понять причину.
Она уселась рядом с ним на кровать, опёрлась подбородком о его плечо и снова принялась изучать поднос. За последние несколько минут в нём ровным счётом ничего не изменилось. Дом по-прежнему стоял на месте, арка, рядом с которой замерла пара, тоже никуда не делась; вензель едва виднелся, и оставалось только гадать, каким образом Гриша ухитрился его разглядеть.
Вскоре младший Лепатов вернулся, победно неся в руке небольшую коробочку, оббитую бордовым бархатом. Он протянул её Роберту, а сам устроился на полу возле ног Александры. В коробочке оказались боевые награды, как девушка логично предположила, – дедовы. Было их немного, но чувствовалось, что за ними по-настоящему ухаживают. Ордена и медали блестели даже в скудном свете гостиничной лампы, нигде не было ни пыли, ни грязи.
– Вы что, храните награды в машине?
– Идея Роберта, – усмехнулся Гриша. – Почему-то он считает, что там они будут в большей безопасности, чем в моей квартире…
– Которую ты заложил уже несколько раз, – вяло напомнил Лепатов. – Просто машина дедова, ну и я подумал, что награды тоже должны быть…
– Логику поняла, хотя и не могу сказать, что одобряю.
– Правда здорово, что я не нуждаюсь в твоём одобрении?
Александра злобно сузила глаза, но затевать скандал не стала – слишком уж было интересно, какое отношение старые награды имеют к подносу. Роберт порылся в коробочке и извлёк оттуда вещицу, совсем непохожую на другие. Была она сделана из серебра и в точности повторяла вензель, изображённый на польском доме.
– Что это? – оторопела девушка.
– Дед говорил, что одна из наград, – медленно отозвался Гриша, пока его брат сравнивал завитушки. – Мне она всегда казалась особенной, поэтому и запомнил.
– Охренеть можно… – Роберт наконец оторвался от созерцания награды и перевёл изумлённый взгляд на друзей. – Они же совершенно идентичны, просто на сто процентов.
– А я о чём? Сижу, рассматриваю поднос и тут понимаю, что вижу что-то знакомое… Пока раздумывал, всю голову сломал, никак не мог сообразить, где это раньше встречал.
– А ваш дед говорил, за что конкретно получил эту награду?
Роберт едва заметно нахмурился и принялся вертеть её в руках.
– Говорил, что она – очень ценная, потому что получил он её за самый сложный выбор в жизни.
– Выбор?
– Да, именно так, я точно запомнил. Если честно, мне казалось, что она просто юбилейная, уж больно необычная… Но дед относился к ней очень бережно. Когда я просил рассказать подробнее, он только улыбался и клал её к остальным.
– А я думал, что она связана с чем-то шпионским, – поделился Гриша. – Дед и правда насчёт неё всегда отвечал как-то уклончиво, хотя о других наградах рассказывал с удовольствием.
– Ну и что мы имеем в итоге? Ваш славный предок заполучил вензель, надо думать, Кшиштофа… Вопрос – как? Это что, благодарность за какую-то услугу?
– Не забывай, что на тот момент они могли быть только врагами, – буркнул Роберт. – Скорее всего, дед и сын Кшиштофа пересеклись в доме престарелых, который раньше был больницей, а в войну, видимо, госпиталем…
– И дед свистнул самое ценное, что было у раненого поляка, – с некоторой гордостью предположил Гриша. – Что вы на меня так смотрите? Я бы тоже это сделал. Уж если есть возможность напакостить врагу, почему нужно себя в чём-то ущемлять? Не забывайте, что сын Кшиштофа работал в концлагере, наверняка ничем хорошим там не занимался… Вот дед и решил восстановить справедливость.
– Он бы никогда так не поступил, – разозлился Роберт.
– А я вот не уверена. Сам же говорил – речь шла о каком-то выборе, чем тебе не выбор между совестью, долгом и желанием немножко обогатиться? И нечего на меня так злобно сопеть! Твоя проблема в том, что ты необъективен. Спорим, если бы речь шла о любом другом человеке, ты бы сам огласился с Гришей?
– Если бы речь шла о любом другом человеке, я бы не знал его так же хорошо, как деда. – Роберт сжал кулаки, стараясь направить на это всю душившую его энергию, и, взглянув на Александру, медленно выдохнул. – Я не обижаюсь на твои слова, потому что ты не была знакома с дедом. Поверь, это был человек кристальной честности. Он никогда не прятался за спины других, не уклонялся от своего долга, много раз рисковал жизнью на полях сражений, а после войны вместе с другими такими же героями поднимал страну из руин, строил светлое будущее для следующих поколений, отдавал всего себя ради народа…
Гриша резко побледнел и виновато взглянул на брата.
– Чёрт, умеешь ты… Ладно, беру свои слова назад, не мог он ничего свистнуть.
– Тогда как? – Александра тоже была под впечатлением, но старалась сохранять объективность. – Не мог же польский наследник на ровном месте взять и отдать самое ценное, что у него было? Он же не просто так взял этот вензель на войну. Скорее всего, эта безделушка служила напоминанием о его семье, доме. Так уж вышло, что сын Кшиштофа попадает в нашу больницу, встречает вашего деда, который, как мы знаем, точно там был… И что, просто отдаёт ему самое дорогое? Причём дорогое-то во всех смыслах, судя по весу, серебра тут прилично.
– Может, они подружились? – тихо предположил Гриша. – Они ведь были похожего возраста, допустим, оказались в одной палате… Бывает же такое, что даже непримиримые враги…
– Не бывает, – отрезал Роберт. – Ты что, не помнишь, насколько дед презирал фашистов? Он бы и разговаривать с ним не стал.
– А был ли сын Кшиштофа таким уж фашистом? – произнесла девушка. – Сколько ему было? Лет двадцать, а то и меньше. Вероятно, у него и выбора не было, идти на войну или нет. Ну, даже если он поначалу сочувствовал нашим врагам, его мнение вполне могло измениться. Впечатлительный мальчишка насмотрелся на ужасы концлагеря, потом сам попал в плен, оказался в госпитале среди простых солдат, которые воевали не за идею, а за свою родную землю. Скорее всего, его сознание полностью перевернулось…
Роберт потерянно молчал. Предположить, что дед подружился с фашистом, он никак не мог, но, с другой стороны, зерно правды в словах Александры вполне могло присутствовать. Войну затевали не двадцатилетние пацаны, служившие в концлагерях, и дед наверняка это понимал. При всей ненависти к врагам он мог начать общаться с сыном Кшиштофа хотя бы ради того, чтобы переубедить его, объяснить, что всё не так, как тому кажется. А поляк в благодарность отдал самое ценное, что у него было… Могло ли такое быть на самом деле? Война – странная штука, порой она уравнивает даже тех, кто стоит по разные стороны баррикад.
– В общем, не думаю, что это так уж важно, – наконец нарушил молчание он. – Мы и раньше знали, что дед был в этой больнице, теперь понятно, что примерно в одно время с сыном Кшиштофа. Скорее всего, он рассказал о чём-то своей четвёртой жене, вот она и начала копать. Некий Милош является прямым потомком Кшиштофа – это то, что ей удалось узнать… Жаль, что старушка в коме, было бы интересно с ней побеседовать.
– А если мы найдём потомков, передадим им этот вензель? – заинтересовалась Александра.
– Ну уж нет, – в один голос заявили кузены, правда, девушке показалось, что руководствовались они разными соображениями.
Все трое резко замолчали и принялись переглядываться, не зная, что ещё сказать. Александра чувствовала дикую усталость, которая пришла на смену временному оживлению, Роберт всё никак не мог поверить в то, что держит в руках вражескую побрякушку, а его брат просто смотрел прямо перед собой, пытаясь уцепить обрывки каких-то важных мыслей.
– Давайте спать, что ли, – нарушил тишину старший Лепатов. – Ложимся все в этой комнате, не хочу снова кого-нибудь не досчитаться. За кровать драться не надо, её занимает Александра.
– Вот, значит, как ты с родным двоюродным братом…
– Ещё чуть-чуть, и мой родной двоюродный брат отправится раздавать свои долги. – Роберт поднялся, бережно положил коробочку с орденами на стул и выключил свет.
Девушка, не заставляя себя уговаривать, забралась под одеяло, а кузены устроились у двери, видимо, надеясь таким образом предотвратить попытку незаконного вторжения. Сколько Александра не уговаривала себя отстраниться от дневных переживаний, сон никак не шёл, и она начала вертеться, стараясь принять более удобную позу. У двери происходили похожие манёвры, поэтому вскоре девушка села в кровати и без всякого зазрения совести спросила: