Чуть в стороне, у устья узкого не то проулка, не то тупичка, собралась небольшая толпа. Переговаривались тихонько, порой бросали по сторонам тревожные взгляды, и у меня вновь засосало под ложечкой от дурного предчувствия.
— Не нравится мне это, — озвучил мои мысли хмурый светлый, и мы, не сговариваясь, двинулись к собравшимся.
— Что случилось? — спросила я у крайних.
— Тилль, привет. — Сонные жители, расступаясь, здоровались, но на вопрос никто отвечать не спешил. Да, впрочем, вскоре я и сама увидела: на брусчатке лежал труп, если точнее — обезглавленное тело, над которым на корточках сидел отлично знакомый мне тип. Который, надо думать, обладал информацией в гораздо большем объеме, чем случайные зеваки, и был куда лучшим адресатом для вопросов по существу. Все-таки, Мельхиор (темные эльфы вообще любят имена, образованные от названий металлов и камней) — наш главный дознаватель.
— Привет, красавчик, — машинально поздоровалась я. — Это что?
— Здравствуй, сладкая, — безмятежно улыбнулся в ответ темный, поднимая на меня смеющийся взгляд. — А это — большая и вонючая куча дерьма, в которую мы все вляпались. Если интересуешься предметно, то это труп светлого Владыки, вон там, чуть в стороне, лежит голова. Убит среди ночи, сюда его притащили откуда-то оттуда, — махнул он рукой в сторону площади. — Есть следы волочения и капли крови, но на площади за ночь все затоптали так, что концов уже не найдешь. Орудие убийства… судя по срезу, рискну предположить, что это боевая струна. Опа! — Взгляд темно-желтых глаз, почти теряющихся на фоне золотистой загорелой кожи, скользнул мне за плечо. Оглянувшись, я обнаружила там Феля. — А вот и потенциальный убийца. Скажи-ка мне, Бельфенор из корней Серебряного Дуба, а ты струной владеешь?
— Продемонстрировать? — недружелюбно огрызнулся Фель, подходя ближе и тоже опускаясь на корточки рядом с тем местом, где у Владыки раньше была голова, а теперь красовался ровный срез шеи.
— Я так, риторический вопрос задал. А алиби у тебя есть, мой грозный собеседник? Про мотив даже не спрашиваю, на твоем месте я бы и сам его убил, причем уже давно. Ну так что, где ты был примерно с часу ночи до трех?
— Ты мне все равно не поверишь, — с нервным смешком ответил светлый. — Так что считай — нет у меня никакого алиби. Зато струна есть. Показать?
— Не спеши, сейчас мы ее чин но чину изымем, — отмахнулся следователь. — Стало быть, не отрицаешь, что имел возможность, средство и мотив прирезать любимого Владыку?
— Казните через депортацию? — язвительно уточнил стихийник.
— Ну зачем так? Может, наградим, — протянул рассудительно Мельхиор, после чего добавил: — Посмертно.
— Не надо посмертно, — подала голос я, здорово сомневаясь не только в разумности собственного поступка, но в здравости рассудка. И даже не до конца веря, что действительно открыла рот и собираюсь сказать то, что собираюсь. — У него есть алиби. Начиная где-то с часа после заката и до утра он был со мной. Неотлучно.
— Ты серьезно? — несолидно вытаращился на меня темный. Светлый, кстати, выглядел не менее озадаченным.
— Нет, я выгораживаю его по большой любви, — ядовито отозвалась я.
— Кхм. И что же вы всю ночь делали? И где? Он же мог отойти на полчасика, на это дело больше времени не надо, — продолжал допытываться Мельхиор.
— На звезды смотрели, — прошипела я злобно. — Неотлучно! Даже по нужде некогда было отлучиться!
— Кхм! — Темно-рыжие брови дознавателя натурально взлетели на лоб, взгляд золотистых глаз метнулся с меня на стихийника, потом обратно. — Что, вот прямо всю ночь? Уважаю, силен мужик. На звезды, всю ночь, без перерыва… ну ладно, глянуть пару-тройку раз, но чтобы вот так…
— Повторить на бис? — уточнила я, чувствуя, что от всей души желаю темному лечь рядом со светлым Владыкой в той же позе, в смысле — отдельно от своей головы. Причем еще немного, и я даже поспособствую этому процессу.
— Извини, не надо, я тебе верю, — опомнился Мельхиор, видимо, прочитав что-то в моем взгляде. — Если ты, конечно, готова все это…
— Прямо сейчас клятву приносить или я пока свободна?
— Свободна, — кивнул он. Потом на всякий случай еще два раза кивнул, а я развернулась на пятках и, провожаемая молчаливо-ошарашенными взглядами толпы, вынырнула на площадь и решительно двинулась вдоль побережья. Мне было необходимо остудить голову, а близкое море так и манило окунуться… забыться… утопиться?
Я поняла, где видела этого светлого: в перекрестье снайперского прицела.
Побери меня, Грань! Меня и мои гнилые мозги, где они были все это время?! Как, ну как, во имя всех богов, я могла его не вспомнить?! Бельфенор — «белое пламя», или, учитывая именное окончание, «великое белое пламя». Фель — дословно «огонек». Живучая, будто заговоренная сволочь, которую упрямо не брали чары, пули и раз за разом отказывалась принимать Грань. На этого боевого мага — одного из пяти сильнейших боевых магов светлых! — была объявлена в свое время настоящая охота, несколько раз докладывали о поражении цели, но его белобрысая макушка все равно раз за разом возвращалась из небытия. Если бы не совпадение ауры, можно было бы подозревать, что это разные эльфы, настолько невероятным каждый раз казалось его везение!
Будь я проклята, я же смотрела его ауру! В первый же момент, разглядывая его на площади, я смотрела эту ауру, характерные признаки которой совсем недавно знала наизусть вместе с признаками еще двух десятков светлых с наивысшим приоритетом уничтожения.
Все мозги прокурила в задницу! Допрыгалась! Спряталась от себя и окружающего мира, доработалась до полного идиотизма!
Я переспала не просто со светлым, с одним из злейших врагов — своих и всего Красногорья — да еще и сама заявила об этом во всеуслышание. То-то Мельхиор так ошалел! Он-то приличный воспитанный эльф, он, прежде чем переспать с женщиной, как минимум представляется и спрашивает ее имя! Наверное…
Хуже было бы только, окажись на месте Бельфенора сам Владыка! Впрочем, нет, его как раз в это время убивали.
Сколько там прошло часов между нашим «воссоединением» на алтаре судьбы и гибелью Владыки? Часа три? Интересно, можно это считать связанными событиями или все случайно совпало?
Я нервно, истерически захихикала, торопливо стаскивая одежду.
За мрачными мыслями я не заметила, как добралась до тихого скалистого грота, где можно было искупаться, укрывшись от взглядов города, и куда я, собственно, стремилась. Чтобы скинуть одежду и с камня сигануть сразу в омут, в темную глубокую яму, а потом плыть до тех пор, пока перед глазами не запляшут красные мушки, а в ушах не начнет колотиться пульс. Вымыть, вытравить из себя все мысли, всю бессильную ярость, все чувства.
И море помогло, приняло лишнее.
Ушла злость на себя за сказанные слова. В конце концов, я сказала правду, и этот светлый действительно не мог убить своего Владыку. Я готова поклясться чем угодно, что правитель был последним, о чем в тот момент думал огненный маг. Осталась только досада: можно было сказать все это Мельхиору потом, в приватной обстановке, и совсем не обязательно заявлять во всеуслышание. Но тут уже никто за язык не тянул, а сказанного не воротишь.
Ушла злость за собственный промах. Я в самом деле последние несколько месяцев была не в себе, глупо спрашивать с существа, одной ногой стоящего за Гранью (а, вернее, отчаянно туда рвущегося), как с полноценного разумного. Это ошибка, из которой следовало сделать выводы и окончательно признать, что Грань отказывается меня забирать. Значит, хватит упрямо ломиться в запертую дверь, стоит смириться и попытаться жить дальше.
Ушел страх перед божественной карой за осквернение алтаря. Ушел бесследно, сильнее наказать меня судьба, пожалуй, и не сумеет.
Воспользовавшись случаем, на освободившееся место выползла тревога, связанная со смертью Владыки, несущей нашей и без того измотанной земле массу проблем. Но это беспокойство было сдержанным и даже полезным: оно шло от разума, а не от души.
Нервные дерганые мысли унялись, поутихли, я почти успокоилась — море сделало свое дело. С одной только мыслью оно ничего не могло сделать, и мысль эта начала методично отравлять мое существование.
Мне ведь в самом деле было хорошо с этим светлым. Так хорошо, как никогда в жизни, а опыт для сравнения имелся. И я могла отрицать это вслух, могла лгать, могла оправдываться смазанностью разбавленных хмелем воспоминаний. Да, он оказался врагом, олицетворением всего того, что не нравилось мне в светлых. Вот только ощущение сытого ленивого удовлетворения никак не желало покидать предательское тело, отзывавшееся сладким томлением на любые воспоминания о подробностях ночи. Я точно знала, что повторения не будет, что больше никогда в жизни не позволю себе так низко пасть, но перестать хотеть, причем хотеть именно его, была не способна. Во всяком случае, пока.
А хуже того, я уже не могла его ненавидеть.
Бельфенор Намиаль Маальт-эль
из корней Серебряного Дуба
Этот момент я представлял себе не раз и не два: момент, когда я увижу мертвое тело бессмертного Владыки и смогу наконец плюнуть на труп. Думал, что испытаю удовлетворение, радость, даже облегчение от того, что мир избавился от этого недостойного существа. Искал в себе сейчас отголоски этих чувств — и не находил. Вообще ничего не находил. Живого Владыку я презирал и ненавидел, а мертвым он был мне безразличен.
Даже не возникло привычного злорадства от мысли, что на этой дикой земле навсегда останусь не только я, но и он.
Ну тело. Мертвое. Рядом лежала голова, стеклянные глаза безразлично таращились в небо, а губы даже сейчас были брезгливо поджаты. Простой кусок мяса, или, скорее, дерева, даже груда мусора — потому что никакой пользы от этой пустой оболочки не возникало. Я даже не воспринял всерьез подозрения Мельхиора о моей причастности к гибели Владыки и уж точно не собирался ради собственного оправдания нарушать обещания, данного женщине.