.
Заметим, что М.З. Дугадко был на самом деле хорошим хозяйственником: ловким и предприимчивым. В беде его не оставили. Сразу же после ареста – еще до завершения следствия и вынесения приговора – он был помещен в лагерное отделение № 5 УИТЛК УМВД Молотовской области, где работал в должности бухгалтера цеха промышленного производства. После суда был назначен комендантом зоны лагерного пункта № 1; затем переведен заведующим производством в цехе пищеблока центрального участка лагеря.
Таблица 1
Сравнительная таблица состояния работы ОБХСС гор. Молотова и области за 1946–1947 гг.
Источник: Отчет о работе с руководящими кадрами Управления МВД по Молотовской области за 1947 год и о выполнении решения обкома ВКП(б) от 04.11.1947 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 136. С. 31.
В апреле 1950 г. Верховный суд СССР приговор отменил и меру наказания снизил до пяти лет лишения свободы, поскольку «Дугадко злоупотреблений служебным положением в части получения премий не допускал. […] Исключено обвинение Дугадко в выдаче работникам завода картофеля по заниженной цене, так как не установлено в этом корыстной цели»[234].
Через месяц – в мае 1950 г. – по представлению областных инстанций Особое совещание при МВД СССР постановило: «Неотбытый срок наказания Дугадко заменить отработкой по вольному найму на предприятиях золотой промышленности». Что и было исполнено[235].
В Березниках сменилось партийное начальство. Секретарем горкома была избрана З.П. Семенова. По оценке М. Данилкина, «хороший, но не очень грамотный, трусоватый для ее общественного положения человек»[236]. По всей видимости, Михаил Данилкин мог получить некоторое удовлетворение, услышав на пленуме горкома косноязычную самокритику секретаря:
[…] Нутро (Дугадко. – О. Л., А. К.) мы своевременно не смогли рассмотреть, наоборот, хвалили его (!) как одного из лучших руководителей торговых организаций города, а фактически оказавшегося огромным жуликом, нанесшим большой ущерб государству. […] Руководство завода, в частности директор тов. Семченко, защищало Дугадко и само неоднократно выезжало в Молотов в областную прокуратуру для защиты последнего[237].
Впрочем, А.Т. Семченко этот поступок в вину не вменили. Он остался членом горкома партии, в который был единогласно избран в начале 1948 г.[238] Объявленный ему выговор не оставил никаких следов в личном деле.
Настала очередь Михаила Данилкина. Березниковские номенклатурные работники не хотели терпеть в своей среде разгребателя грязи с неуемным общественным темпераментом (во всяком случае, в должности собственного корреспондента областной газеты). Редакция «Звезды» пошла навстречу этим пожеланиям, подкрепленным, по всей видимости, мнением обкомовских товарищей. В июне 1948 г. «приказом по редакции всем литературным работникам (в том числе и собкорам) было запрещено “выполнение каких-либо постоянных или эпизодических работ по совместительству без разрешения на то в каждом отдельном случае редактора”». М.Т. Данилкину особо разъяснили, что ему запрещено публиковаться в «Березниковском рабочем». «Тов. Данилкин снова нарушил это указание». 15 января 1949 г. ему объявили строгий выговор «за неправильные политические формулировки и недопустимые пропуски» в статье «Здравствуй, 1949!»: «Автор …писал, что с конца 1947 “мы освободились от карточной системы”, как будто карточная система была чем-то вроде крепостного права»[239]. 19 января 1949 г. Данилкин написал заявление с просьбой уволить его из редакции и откомандировать его в распоряжение Березниковского горкома ВКП(б):
Факты заставили меня прийти к выводу: я стал непригодным для работы в областной газете. Как газетчик я очень резко пошел книзу – совершенно разучился выступать в таких жанрах, в которых умел прежде (фельетон, очерк, публицистическая статья, даже рассказ). К тому же я не могу работать в газете, постоянно оглядываясь по сторонам, боясь собственной тени. Не желая дальше подводить ни самого себя, ни свою семью, ни редакцию «Звезды», я вынужден уйти с газетной работы на другую – хозяйственную или же прямо на производство.
Если достоин хоть малейшего уважения, то прошу не прерывать уже немаленький стаж непрерывной текущей деятельности – переведите в распоряжение Березниковского горкома ВКП(б). Еще раз прошу уважить мою просьбу. У меня возникла острая необходимость побыть некоторое время вдали от газетной работы[240].
Б.Н. Назаровский пропустил все ядовитые сарказмы неугомонного собкора мимо ушей, просьбу исполнил и уволил М.Т. Данилкина переводом в распоряжение Березниковского горкома 14 февраля 1949 г.
В марте бюро Березниковского горкома ВКП(б) открепило тов. Данилкина М.Т. от партийной организации редакции «Березниковский рабочий» в связи с переводом на другую работу – помощником директора специального ремесленного училища № 22[241]. Это было наказанием. Из номенклатуры обкома М.Т. Данилкин переместили в номенклатуру горкома. Для него закрыли доступ к служебным материалам. Его лишили права присутствовать на пленумах городского комитета партии, на партийно-хозяйственных активах и даже на партийных собраниях в чужих организациях. Возможность публиковаться становилась весьма и весьма проблематичной. Из узкого круга влиятельных партийных журналистов его переместили в толпу маленьких чиновников от идеологии. Ремесленных училищ и школ фабрично-заводского обучения насчитывалось в области более сотни[242].
Они были подведомственны Министерству трудовых резервов СССР. В названии министерства была точно схвачена суть дела – подготовка рабочих массовых профессий для ведущих отраслей промышленности. Набор в училища осуществлялся теми же методами, что и в армию. Указом Президиума Верховного Совета СССР правительству страны разрешалось «ежегодно призывать (мобилизовывать) из числа городской и сельской молодежи для обучения в ремесленных и железнодорожных училищах молодежь мужского пола в возрасте 14–17 лет и молодежь женского пола в возрасте 15–16 лет»[243]. Всего за пятилетку «в соответствии с народно-хозяйственным планом планировалось призвать 4,5 миллиона юношей и девушек»[244]. Речь на самом деле шла о призыве. Мобилизованных эшелонами перевозили из призывных пунктов в районных центрах в промышленные города в любой точке Советского Союза, распределяли по училищам, ставили на довольствие, обмундировывали и обучали. Переходить из одного училища в другое, а тем более покидать их было запрещено. Начальник Молотовского управления Министерства трудовых ресурсов даже издал соответствующий приказ:
За последнее время в областное управление Министерства трудовых резервов поступает огромное количество различных писем и заявлений от учащихся ремучилищ и школ ФЗО об их переводе из училища в школу во время учебного года, из школы ФЗО в ремучилище, об отчислении от обучения по состоянию здоровья без наличия на то актов медицинской комиссии, перемене места жительства родителей и др.
Вследствие чего создаются излишняя переписка и ненужная загруженность аппарата управления, связанная с ответами учащимся.
В соответствии с чем требую немедленно разъяснить всем учащимся обращаться для разрешения с заявлениями и жалобами лично к директору или его заместителю – и только в исключительных случаях направлять заявления в областное управление с визой или представлением директора, когда разрешение того или иного вопроса требует разрешения областного управления[245].
В соответствии с Указом самовольный уход из училища содержал все признаки уголовного преступления. Генеральный прокурор СССР в июле 1947 г. издал приказ, предписывающий усилить меры по борьбе с дезертирами:
Большинство нарушителей Указа от 28 декабря 1940 г. остаются безнаказанными, так как директоры училищ и школ не передают или несвоевременно передают материалы на нарушителей Указа в органы прокуратуры, прокуроры не привлекают многих из этих нарушителей к уголовной ответственности, а суды часто выносят условные меры наказания и оставляют учащихся, самовольно оставивших учебу, в колхозах, откуда они были мобилизованы. По поступающим в прокуратуру материалам о самовольном уходе немедленно принимать меры к розыску лиц, самовольно оставивших училище (школу). Лиц, виновных в сокрытии подростков, самовольно оставивших училища или школы, в использовании их на работе или в способствовании (путем выдачи фиктивных справок) уклонению от обучения, привлекать в зависимости от обстоятельств к уголовной или дисциплинарной ответственности[246].
На праздник Первомая городские обыватели могли видеть марширующие под гром духовых оркестров плотные ряды воспитанников ремесленных училищ в летней парадной форме, предводительствуемые колоннами спортсменов в майках, трусах и «спорттуфлях»[247]. Наверное, это было красочное зрелище. Внутренняя жизнь ремесленных училищ была иной.
«Очень большой процент непосещения занятий учащимися вызван отсутствием обуви, которая в истекшем учебном году была крайне низкого качества, а также в части училищ поставленной не на должную высоту воспитательной работой коллективов училищ», – читаем в официальном отчете областного управления Министерства трудовых ресурсов