Нравы в училищах были грубыми даже по меркам того времени. Мастера раздавали зуботычины. Драки, ругань, кражи считались бытовыми явлениями. Мальчиков, привезенных в училища из сельской глубинки, били, обкрадывали, унижали. В фондах обкома партии сохранилось письмо, отправленное из училища в Закамске заместителю председателя Бардымского райисполкома:
Разрешите Вам писать о нашей жизни. Вы нас посылали сюда учиться, а мы живем хуже заключенных. Питания не хватает, среди 200 русских мы только 26 татары. Русские мальчики нас со словами «татарские сволочи» бьют, ежедневно по 3–4 мальчика бьют. Воспитатели над нами смеются, издеваются, что татары – они на полу спят, без ложек едят. У русских мальчиков имеются у всех сделанные из меди штучки, которыми нас избивают. У некоторых они рот искривили, расшибли голову. […] Тов. Ибраев, у нас нету сил больше терпеть. Мы вернемся домой. В тюрьму идти мы согласны, но тут от русских мальчиков быть оскорбленными и избитыми больше не хотим. Вчера Ахмазию один пьяный русский мальчик чуть ножом не заколол. Мы решили идти к директору. А он нас самих до слез отругал. Начальники все защищают русских, вроде они сами их обучают на это.
Тов. Ибраев, просим Вас, пожалуйста, верните нас в свой район, мы не можем дальше тут оставаться. У всех у нас украли деньги, варежки, мы работаем без варежек. Если об этом скажем начальникам, они нас ругают, говорят, что «как вы не можете потерять свою голову». Мы тут вовсе не учимся, каждый день работаешь по 6 часов. А работе тоже не обучают. Бревна на плечах таскаем и ямы копаем. Когда мы приехали сюда, 10 дней держали нас в грязном, как в конюшне, помещении. А когда русские мальчики приехали, то их встретили честь по чести. Сразу же им дали новые валенки, а мы ходим в ботинках. Сейчас мы ходим в худых валенках.
Тов. Ибраев, мы больше не можем терпеть, что вы думаете с нами делать? Пишите скорее, мы с нетерпением ждем! Пока до свидания. Это письмо писали мы все[249].
У городских жителей ремесленные училища пользовались дурной славой. В детских воспоминаниях коренного ленинградца запечатлелся страх перед жестоким наказанием за потасовку на перемене:
В ремесленное училище отдают – в «ремеслуху»! В моем сознании это понятие было почти аналогично детской колонии. Во всяком случае, нас тогда стращали и тем и другим с примерно равным воспитательским успехом. «Ремеслуха» – спецодежда, казарменное житье, дисциплина, пайковая кормежка впроголодь. «Чтоб тебя ремесленники съели!» – было тогдашним ходовым присловьем. И точно – забирали туда, начиная с четвертого класса[250].
Чиновники от литературы внимательно следили за тем, чтобы суждения и оценки такого рода, хотя бы в самой смягченной форме, не проникали на страницы художественной прозы. Редактор Молотовского книжного издательства Л.С. Римская критиковала рукопись рассказа о пионерах за то, что главный герой неправильно «рассуждает: “Уйду в ремесленное… Там разговор другой (чем в школе): знай свою работу и никому до тебя дела нет”. Это глубоко ошибочное заключение подтверждается поведением комсорга. Но это, по существу, не рассказ, а этюд, навевающий грустные мысли по поводу постановки воспитательной работы в ремесленном училище. Может ли хороший директор училища считать, что “наша главная задача – вырастить хороших производственников”. Добавление Зои Андреевны “и культурных” мало что изменяет в этой установке. Партия и правительство не в этом видят главную задачу воспитания молодежи»[251].
В Министерстве трудовых резервов отдавали себе отчет о неблагополучном состоянии дел в подведомственных учреждениях. В августе 1947 г. был издан соответствующий приказ, в котором, в частности, признавалось, что «учащимся не прививают основы советской морали и правила социалистического общежития». Чтобы исправить положение, министр приказал: «Считать важнейшей задачей всех работников трудовых резервов улучшение постановки коммунистического воспитания учащейся молодежи; воспитание у молодежи в процессе обучения коммунистической морали; сознательное отношение к труду и к социалистической собственности; подготовку в училищах и школах ФЗО квалифицированных рабочих кадров, овладевших своей профессией-ремеслом, активных борцов за высокую производительность труда на производстве.
Восстановить в городских, областных, краевых и республиканских управлениях должность заместителя начальника по политико-массовой работе»[252]. В соответствии с этим приказом помощник начальника ремесленного училища М.Т. Данилкин повышается в должности, становится заместителем директора[253].
Специальное ремесленное училище № 22 открыли в 1948 г. В марте издан соответствующий приказ об открытии нового учебного заведения с трехгодичным сроком обучения, найдено помещение, определены численность и состав учащихся – 100 мальчиков[254]. Мо- лотовские училища на парад выводили по 700–800 воспитанников[255]. Были подобраны руководящие кадры: директор А.И. Акулов – из мастеров производственного обучения с шестилетним стажем работы[256], его заместитель – М.Т. Данилкин, оба без педагогического образования, на должности мастеров откомандированы с завода рабочие. Открывали училище в спешке. А.И. Акулов докладывал на бюро обкома:
Училище создано из воспитанников детдомов области. Не имеет базового предприятия, необходимого оборудования, мастерских, учебных пособий, помещения и подготовленных кадров учителей, воспитателей и мастеров. За период 1948–1949 гг. в училище сменилось работников 33 человека, в т. ч.: зам. директора по учебно-производственной части – 2 чел., зам. директора по культурно-воспитательной части – 3 человека, мастеров производственного обучения – 4 чел., пом. по хозчасти – 3, физруков – 11, преподавателей – 10 человек. В том числе отозвано ВКП(б) – 5 чел.; остальные уволены как не справившиеся с работой, ввиду отсутствия квартир и по болезни. […] Ввиду отсутствия помещения производственное обучение производится примитивно, только вручную[257].
Ремесленное училище № 22 отличалось от подобных ему учебных заведений составом. В нем на полное государственное обеспечение были принудительно помещены подростки, не имеющие родителей. Их нравы существенно расходились с правилами поведения учащихся. Они дрались, крали, пили и курили. В общем, озорничали. В первый учебный год ребята упражнялись стрельбой из рогаток в классных помещениях. Мишенью служат портреты вождей: В.И. Ленина и И.В. Сталина, а также плакаты с изображением героев-молодогвардейцев. Увечные картины разрывались на части[258].
Под стать воспитанникам были и педагоги. Директор училища вел себя вполне патриархально: напившись в своем кабинете, наводил порядок кулаками. Поучив по-отечески нарушителя, мог потом угостить его папироской. Протрезвев, директор издавал распоряжение: провинившихся учащихся не кормить. Как водится, воровал, но по-малому:
Акулов А.И. брал из кассы ремесленного училища на подотчет деньги и расходовал их на свои нужды (6285 руб. 12 коп.). Силами училища и из материалов училища Акулову по его распоряжению изготовлены диван, две рамки полированных, постамент под трюмо, вывез из училища 2 кубометра дров для своих нужд без оплаты[259].
Учителя тоже дрались. В приказе по областному управлению Министерства трудовых резервов от 5 января 1949 г. читаем: «Отдельные факты антипедагогических методов физического воспитания имели место в специальном РУ № 22 г. Березники»[260].
Михаила Данилкина педагогике не обучали. От всего увиденного он поначалу опешил. Не думал, скорее всего, что так бывает. Во всяком случае, А.С. Макаренко в «Педагогической поэме» изображал совсем иные сцены из жизни. Новый замполит ребятам явно сочувствовал, добывал для библиотеки новые книжки. Случалось, заступался за мальчишек. По словам директора, «у Данилкина было некоторое стремление завоевать легкий, несерьезный авторитет среди учащихся»[261].
По всей видимости, до лета никаких серьезных столкновений у руководства училища с новым замполитом не было. В июне Михаил Данилкин получает поручение: поработать начальником летнего лагеря РУ № 22 в деревне Усть-Кондас. Здесь он проявил совершенно неожиданную хозяйскую сметку. Для пополнения продовольственного пайка разрешил учащимся организовать переправу через Каму. Ремесленники за деньги перевозили местных жителей. Заработок тратили на табак и водку. Пили вместе с начальником. Когда выпивки не хватило, Данилкин отдал под заклад лагерный баян. Брали водку и снова пили. Дошла очередь и до казенного аптечного спирта. Свой пошатнувшийся авторитет М.Т. Данилкин восстанавливал при помощи палки. Пьяный замполит гонялся за учащимися. Учащиеся разбегались[262]. Первая проверка выявила отсутствие порядка и упадок дисциплины. Как только каникулы закончились, партсобрание РУ обсудило персональное дело коммуниста М. Данилкина. Ему объявили выговор и «просили горком партии снять Данилкина с работы, так как он в дальнейшем быть воспитателем не мог»[263].
В то же время городская прокуратура