[464]. Даже жене он не рассказал о своих взглядах. Долго выдерживать интеллектуальную и политическую изоляцию М. Данилкин не мог. Раньше он считал своими единомышленниками товарищей из ЦК, ответственных работников областного комитета. Теперь он был одинок. И вот здесь Михаил Данилкин сделал неожиданный шаг: послал пьесу «Жертва обстоятельств» и очерк «Глазами классиков» в Союз писателей СССР на имя А.А. Фадеева. Копии отправляет по другим адресам: еще два экземпляра пьесы – в Управление Министерства государственной безопасности Молотовской области и лично секретарю Молотовского обкома КПСС; Сталину он направил статью (слово «эссе» он не знал) «Разговор со Сталиным».
Зачем он это сделал? Может быть, по привычке. Михаил Данилкин привык писать вождям партии. Еще в 1951 г. отправил на имя Сталина статьи «Белинский в наше время» и «Ответ моим обвинителям» и ожидал ответа. На следствии он объясняет причину создания статьи «Разговор со Сталиным» так: «Она написана как реакция на то, что я не получил от Сталина ответа на ранее мной посланную статью»[465]. Кроме всего прочего, Михаил Тихонович вел обширную переписку с ЦК ВКП(б), Молотовским обкомом, с секретарями Ф.М. Прассом и И.А. Мельником. Он протестовал против «зажима критики». Во время обыска на квартире Данилкина была изъята «папка переписки с советскими и партийными органами на 99 листах»[466]. Эти письма Данилкин не предназначал для печати и, как мы уже выяснили, никому не показывал. Более того, вся переписка, изъятая при обыске, с его личного согласия была сожжена, как не имеющая отношения к делу.
Может быть, Михаил Данилкин надеялся, что его «сокровенные мысли» являются добросовестным заблуждением. В ЦК остались настоящие большевики. Они прочтут его тексты, поймут его боль и вступят в борьбу с аристократией. Данилкин все еще верил в тов. Сталина и не верил самому себе. Для дела социализма он был готов пожертвовать собой, называл свою акцию самодоносом и даже предсмертным письмом. «Автор не настолько глуп и сер, чтобы не понимать: писать такие работы, тем более посылать их куда-то равнозначно слабоумию»[467]. Слишком велик риск, слишком напоминает этот поступок обдуманное и предусмотренное самоубийство. Видимо, первоначальный замысел в том и состоял: ценой собственной жизни доказать свою правоту – отослать в директивные и карательные органы свои произведения и принять яд. Он так и объяснял авторскую сверхзадачу, решаемую в пьесе «Жертва обстоятельств»:
Подробно, в образах, в конкретной обстановке показать на мой взгляд истинные причины, толкнувшие человека, долго, добросовестно и всерьез работавшего в области литературы, на самоубийство, с тем, чтобы эта пьеса могла помочь и следственным органам в выяснении причин моего самоубийства[468].
Что-то его остановило. Вера в чудо… Воля к жизни… Страх перед смертью… А может быть, вера в магию собственных слов: пока жив Сталин, со мной ничего плохого не случится.
В общем, Михаил Данилкин решил вызвать на дуэль партийных чиновников «хуже Дантеса», а с ними и туповатых молодцов в форменных фуражках.
Экземпляр рукописи «Жертва обстоятельств», отправленной в областное управление МГБ, он дополнил несколькими строчками «для сведения»:
На теперешних, как и на любых филеров (! – О. Л.) надежда плохая. Из усердия к начальству они хотят выслужиться, а потому безбожно врут. Хорошо бы сие донести по начальству в таком виде, как есть. О наказании за дерзость позаботиться есть кому, я за это не беспокоюсь[469].
По всей вероятности, Михаил Данилкин ожидал немедленного заключения под стражу, но его не последовало. Продолжало действовать постановление Политбюро ЦК ВКП(б), предписывающее согласовывать аресты членов партии с руководством партийных комитетов[470]. Органы госбезопасности время от времени игнорировали это постановление: сначала арестовывали партийцев, а потом ставили в известность райком, но поздней осенью 1952 г. люди из МГБ так рисковать не могли. Михаил Данилкин не мог знать, что в июле 1952 г. Политбюро ЦК потребовало от областных партийных органов взять под контроль всю деятельность местных управлений МГБ вплоть до оперативной работы. Управлениям МГБ было предписано знакомить первого секретаря обкома со всей имеющейся у них информацией[471]. Ф.М. Прасс – секретарь Молотовского обкома на партийном собрании сотрудников УМГБ и УМВД грозил навести порядок в этих учреждениях и потребовал от их начальства полного отчета об их действиях:
В парторганизации УМВД, так же как и в УМГБ, развелось немало обюрократившихся, обленившихся, оторвавшихся от коллектива сановников.
Партийная организация очень слабо разоблачает вредные, антипартийные тенденции товарищей, которые под видом секретности не отвечают за свои действия перед партийной организацией.
Это неправильно. Никаких секретов от партии в нашей стране никогда не существовало и не будет существовать[472].
В такой ситуации руководство УМГБ по Молотовской области приняло решение действовать по всем правилам, т. е. передать компрометирующие материалы (рукописи пьесы «Жертва обстоятельств» и большого фельетона «Глазами классиков») на члена КПСС М.Т. Данилкина в обком партии. Ф.М. Прасс поручил провести партийное расследование заведующей отделом пропаганды и агитации Марии Яковлевне Кокшаровой – недавней выпускнице Академии общественных наук при ЦК ВКП(б), сверстнице М.Т. Данилкина[473]. У нее был не только диплом о высшем образовании, но и степень кандидата наук, т. е. все то, что так претило партийному журналисту. Из материалов дела не ясно, как в ее распоряжении оказалась рукопись фельетона «Глазами классиков». Возможно, затребовала у М.Т. Данилкина, возможно, переслали из секретариата А.А. Фадеева, возможно, копию почтового отправления сняли в местном управлении МГБ[474]. М.Я. Кокшарова подошла к делу ответственно, тексты прочла, пометила крамольные места, вызвала к себе М.Т. Данилкина и передала ему распросный лист: пусть объяснит, что он имел в виду, когда писал: «О писателях гибнущих и процветающих, или модных»; «что выражают слова, сказанные модному литератору: “Для таких, как вы, слава куется в Кремле”?», что за утверждение «О двоевластии», «о странных сравнениях великих строек коммунизма с египетскими пирамидами»? «Как понять выражение: лозунг “Нам нужны Гоголи и Щедрины” может повиснуть в воздухе, как и лозунг “Кадры решают все”? Кому давал читать свою “крамолу”?»[475].
Возможно, что вопросы были заданы в иной редакции, но именно так их воспринял Михаил Данилкин, представивший пространные объяснения. Прежде чем ответить на них, он изложил свое кредо. Представился крупным советским писателем – автором романов и повестей. Что касается пьесы и фельетона – это не более чем маргиналии на полях большого партийного текста, написанные второпях «в порывах нервного возбуждения»[476].
В каком состоянии писались «Глазами классиков» и «Жертва обстоятельств», расскажет письмо, случайно сохранившееся на имя тов. Мельник. Их практическая цель: поговорить начистоту, поставить все точки над «и», сделать последнюю попытку внести ясность по самому существенному вопросу: что же сейчас советское, а что антисоветское, с какой стороны грозит нам опасность? Чтобы понять автора в полную меру, надо, хотя бы умозрительно, поставить себя в его положение, хотя бы бегло пережить то, что он пережил[477].
Данилкин вновь напомнил о том, как вел «непримиримую, но малоуспешную борьбу с группой явных прохвостов типа Дугадко»[478]. Очень много претерпел от них, но победу не одержал и задумался об основных вопросах современной жизни: «Что же в данное время надо считать советским, а что антисоветским, в чем суть революционной бдительности не на словах, а на деле?»[479].
Далее Михаил Данилкин на нескольких страницах пытался доказать, что в своих неуклюжих формулировках он тем не менее следует за сталинской мыслью, что какие-то положения он специально огрублял, понимая, что по гладкописи пробегут глазами и не увидят тревоги за судьбу партии и страны, пропустят важную для автора фразу: «Но иначе бы она затерялась в ряду других фраз и на нее не обратили бы внимания»[480].
Никому он свои писания не показывал, отправлял в ЦК, в обком, лично И.В. Сталину и А.А. Фадееву. И если есть в этих текстах неудачные формулировки, то они никого не оскорбляют и основы государственной безопасности отнюдь не потрясают.
М.Т. Данилкин предполагал, что его могут привлечь к ответственности:
Я отлично понимал и понимаю до сих пор, что дал повод, предоставил юридическое право применить ко мне самые жестокие и строгие меры… Ну, что ж! Если это нужно, полезно для дела, то применяйте[481].
Но автор хотел остаться в партии и на свободе: «Нельзя же, черт побери, на основании нескольких фраз, выхваченных из контекста, доказывать, что автор большой и честно выполненной работы – крамольник, потрясатель основ советского строя»