«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста — страница 6 из 62

) завода столько сожжено моторов, что едва ли можно столько сжечь за 20 лет правильной эксплуатации»[74]. Начальник Ворошиловского отдела НКВД А.П. Моряков пытался возбудить уголовные дела по ст. 58-7 («Вредительство») УК РСФСР на руководство комбината, но не получил санкции со стороны руководства Управления НКВД по Свердловской области: «Одновременно я считаю необходимым сообщить следствию, что благодаря неправильной политике Решетова[75] я не мог оперативно развернуться. На возбуждаемые мною вопросы об арестах внимания не обращалось, и санкции на аресты не давались», – впоследствии говорил он на следствии[76].

Завод строили: артельщики, прибывшие со своим инструментом за заработком, добровольцы, мобилизованные ЦК ВЛКСМ, заключенные и трудпоселенцы, иностранные специалисты. «Всего на строительстве Березниковского химического комбината было задействовано около 40 иностранных фирм»[77]. Счет иностранным специалистам шел на десятки. Трудпоселенцев было много больше. «Вследствие трудности вербовки рабочих, наряду с 500 свободными рабочими там работают еще 12 000 ссыльных, которые исполняют земляные работы и работы по устройству улиц. Лишь самая незначительная часть из них, около 120 человек, работают в шахте по добыче необработанных солей», – читаем в газетном отчете немецкого специалиста, отбывшего в Германию[78]. Руководство химического комбината – М.А. Грановский[79] и В.П. Шахгильдян[80] посылали запросы в НКВД с требованиями прислать новые партии ссыльных. В разговоре с работником райкома Шахгильдян как-то заметил: «Если бы не спецпереселенцы, то строительство химкомбината осложнилось бы»[81].

Спецпереселенцы вместе с «вольными» терпели голод, нужду, холод. Они трудились на дурно организованном, опасном и скудно оплачиваемом производстве. Стояли в долгих, безнадежных очередях за хлебом и мануфактурой. Затем возвращались в тесные бараки.

В нашем распоряжении имеется интересный документ. Доклад анонимного немецкого инженера о строительстве неназванного промышленного объекта на Урале в 1931–1932 гг. Не установлен и адресат, которому предназначался документ. Судя по количеству неизвестных, речь шла о разведывательной организации – правительственной или частной. В этом докладе немецкий инженер подробно описывает быт советских рабочих: «Устройство рабочих – одна из самых мрачных глав. Мужчины, женщины и дети живут в громадных бараках, предназначенных на 88 спальных мест. Во многих из них, однако, проживает по 100 человек и более. На деревянных нарах; подушку заменяет им полено; нет ни матрасов, ни одеял. Люди или укрываются собственным пальто, или спят так. О раздевании нельзя и подумать. Месяцами люди не снимают одежды ни днем, ни ночью. На окнах двойные рамы, которые нельзя открыть, без форточек. И никто эти бараки не чистит»[82].

В докладной записке Ворошиловского оперсектора ОГПУ говорилось о том же самом:

В санитарном отношении в бараках и деревянных домах неблагополучно, почти у большинства домов помойные ямы и уборные находятся вблизи домов, полуоткрытого типа, прочищаются недостаточно, и в особенности в жаркое время распространяется зловоние в квартирах нижних этажей. […] Не единичны случаи, когда филиалы возвращают фабрикам-кухням обеды обратно, так как рабочие от обедов отказываются. В котле зачастую обнаруживаются посторонние предметы, как то: гвозди, каблуки от старой обуви, тараканы и проч. (фабрика-кухня № 7). Создаются громадные очереди до 5 тысяч и более человек за хлебом, простаивая целые сутки с 4 до 5 утра. Кроме того, зачастую хлеба не хватает. […] В результате чего получается давка в очередях, сопровождающаяся ломанием дверей, битьем окон, ругательствами по адресу Соввласти: «Работать заставляют как лошадей, а кормить не хотят, с голоду хотят заморить, сами-то позасели в кабинетах, отъели брюха, а рабочие гибнут с голоду. Не стало старых буржуев, так появились свои – советские». Отмеченные выше недостатки и настроения используются а[нти]советскими элементами, распускающими провокационные слухи и будирующими массу[83]. «Свои советские буржуи» – это руководители комбината, жившие в иных условиях. Немецкие коммунисты, работавшие на комбинате, возмущались привилегированным положением начальства: «Для меня непонятно, почему дети Грановского в школу ездят на лошади, а дети рабочих ходят пешком. Почему руководители партийных и проф союзных организаций во время демонстрации ездят на машинах, а не хотят идти пешком вместе с народом и демонстрацией?»[84].

Михаил Данилкин не был слеп, но видел в бытовом неустройстве только временные трудности. Сознательный рабочий должен смотреть дальше и выше, видеть исторический смысл своей работы. Тем более что в жизни комбината была и другая – пафосная – сторона: передовицы в «Правде», митинги, торжественные собрания, шествия, встречи с Серго Орджоникидзе, украшенный знаменами клуб, бравурные звуки духовых оркестров, пламенные речи партийных ораторов. Николай Островский обращался к комсомольцам аммиачного завода: «Труд, ставший делом чести, славы, доблести и геройства, рождает новых героев, не менее мужественных, чем герои Гражданской войны. Нужно только понять и прочувствовать всю героичность того, что мы с вами делаем. Тогда никакие трудности и лишения не смутят нас. Мы уже победили окончательно и навсегда в своей стране. Разгромили и уничтожили тех, кто становился нам поперек пути, – кулака, троцкистско-зиновьевское охвостье, и победно движемся вперед. “Будущее принадлежит нам!” – так же, как и героическое настоящее. Привет вам, мои молодые товарищи! Вы деретесь не хуже нас. И когда надо будет взяться за оружие, вы покроете себя неувядаемой славой… Борьба продолжается. Каждый из нас на посту и делает свое дело. Крепко жму ваши руки. Преданный вам Н. Островский. Сочи, 13 марта 1935 г.»[85].

Освобожденный пропагандист Березниковского райкома комсомола Михаил Данилкин быстро освоил этот язык. Был замечен партийным руководством и переброшен в декабре 1931 г. на более ответственную работу – секретарем коллектива ВЛКСМ механического завода. Короткое пребывание на новом посту, и в мае 1932 г. последовало новое назначение – заведующим культпросветотделом райкома комсомола. И опять ненадолго. Вскоре его рекомендовали секретарем комитета комсомола Березниковского химкомбината. Так Михаила Данилкина ввели в номенклатуру Свердловского обкома ВКП(б) и ЦК ВЛКСМ. За два года Михаил Данилкин сменил четыре должности, перемещаясь неуклонно вверх по карьерной лестнице. Такое восхождение было возможно только по инициативе и при поддержке вышестоящего партийного начальства, а именно В.П. Шахгильдяна – человека влиятельного, властного, энергичного, пользовавшегося доверием в столичных кабинетах у Серго Орджоникидзе и Л.М. Кагановича, одного из столпов Свердловской областной организации ВКП(б). Он был большим мастером по созданию собственной свиты (артели) из партийных работников: выдвигал на новые должности, представлял к орденам, оказывал особое доверие. Руководителем В.П. Шахгильдян был жестким и непреклонным. Молодой комсомольский активист, каким-то образом попавший в эту артель, многому научился у своего патрона: отдавать приказы, требовать беспрекословного подчинения. При обсуждении рукописи романа М.Т. Данилкина «Новоселье» историк Ф.С. Горовой выбранил писателя: «Неправильно показывает автор партийное руководство. Образы работников райкома даны неудачно. Иногда партработники не руководят, а командуют»[86]. Других методов руководства Данилкин не знал.

Когда В.П. Шахгильдян в 1933 г. был награжден орденом Ленина и переброшен на другую работу – начальником политотдела Пермской железной дороги им. Кагановича, он по обычаю того времени взял с прежнего места работы своих людей. По инициативе В.П. Шахгильдяна Свердловский обком ВКП(б) в октябре 1933 г. мобилизовал Данилкина на железнодорожный транспорт: в политотдел Пермской железной дороги инструктором по комсомолу.

В июне 1937 г. карьера В.П. Шахгильдяна, ставшего к тому времени начальником Пермской железной дороги, оборвалась. Областная Свердловская партийная конференция, созванная после ареста первого секретаря обкома ВКП(б) И.Д. Кабакова, заклеймила всех членов бывшего партийного бюро вольными или невольными пособниками врага народа, отказала им в доверии, не избрав в новый состав обкома. За несколько дней до этого В.П. Шахгильдяна разоблачали на городских партийных конференциях:

«Разве не Шахгильдян выдал характеристику Турку, врагу народа, что этот Турок[87] был его заместителем, разве Шахгильдян не насаждал сволочью других работников – и до сих пор Шахгильдян продолжает свою подлую работу. […] По-моему, Шахгильдян был верным спутником Кабакова. Этому хламу не место в нашей партии, в руководящем аппарате»[88]. В июле 1937 г. один из ближайших сотрудников начальника железной дороги им. Кагановича дал на него убийственные показания. На вопрос: «Кто входил в состав уцелевшей части к[онтр]р[еволюционной] троцкистской организации, существовавшей на дороге имени Кагановича», – последовал ответ: «1) Шахгильдян Ваган Петрович, бывш<ий> начальник дороги имени Кагановича, фактический организатор и руководитель всей к<онтр>р<еволюционной