Наверное, поэтому заморские красоты не приглянулись Врану, и он поселился неподалеку от дома лесной ведьмы. Ягиню Вран знал давно. Она звезд с неба не хватала, зато честно выполняла свою работу и не забывала благодарить каждого, кто встретится на пути. В Холмогорских землях все помнили закон: сделаешь добро другим – сам получишь вдвое, проклянешь или обманешь – вернется втрое. Наверное, поэтому народ не трогал ведьму – все знали, что она спасет и поможет в трудный миг, отведет беду и уйдет обратно в Лес колдовать и говорить о лихом.
Вран вздохнул, посмотрел на искрящиеся золотом письмена и полетел назад, к ведьминой избе. Возвращаться в Навь не хотелось, да и незачем было пока. Пышные кроны деревьев перешептывались о том, как славно жилось летом и как плохо, когда вокруг – сплошной холод. Все как всегда. Лес трепетал перед зимой и надеялся, что она не придет.
Заметив знакомую избушку, Вран начал снижаться. Вскоре он опустился на ветку клена, который рос во внутреннем дворе.
– Ну, чего уставился? – Ягиня поднесла Врану горсть ягод с медом. – Уж извини, чем богаты. Да и ты, знаю, не особо голоден.
Ведьма не ошиблась. Многие колдуньи щедро платили пернатому вестнику за службу: кормили, давали кров, стерегли сон. В общем, Врану жилось лучше, чем остальным собратьям. Все знали, что Воронович летает в Навье царство и видится с самим Кощеем. Только его лапы могли принести мертвую воду и записку от Бессмертного.
Вран на Ягиню не обиделся – прекрасно знал, что ей приходилось потчевать трех всадников и кормить молодицу. Впрочем, когда была в этом нужда, ведьма и кормила, и поила целебным отваром, и оставляла в избе на всю зиму. Хотелось верить, что ее ученица будет такой же щедрой, тем более что должок за девкой уже числился – Врану Вороновичу не очень-то хотелось сопровождать ее в Навь. Он вообще не понимал, зачем ведьма поручила это ему.
Конечно, Ягиня ему щедро заплатила, и не мясом, а самым настоящим яхонтовым ожерельем. Знает старуха, что Вран любит каменья. Но эта… Василина? Веселина? Или Василика? Она тоже будет ему должна за то, что согласился возиться с девкой, будто кровный родич.
От подобной мысли Врана передернуло. Бывали среди воронов такие, которые оборачивались людьми. Тут их называли перевертышами, в заморских землях – оборотнями. Наверное, поэтому он и не спелся ни с одной птицей, да и как тут спеться, когда ты постоянно мчишься то в мертвые земли, то сквозь бескрайнее море, то от одного княжества к другому, ища забытую богами избушку.
Ягиня снова вышла во двор, направилась в баню. Наверное, вздумала погреть старые кости. Но он ошибся, за что и поплатился: ведьма сплела пламенную петлю и одним движением набросила на Врана. Колдовская сила понесла его далеко за ворота. Он отчаянно ругался и яростно махал крыльями, но ничто не помогало. Проклятая ведьма отправила Врана прямиком к алатырь-камню. Только что ведь вернулся оттуда! Да и вообще – что ему там делать-то? Вряд ли девка придет – наверняка сбежит, пользуясь моментом. А если даже и осмелится, все равно откажется следовать за Враном в Навье царство. Ни одна молодица не согласится на это по доброй воле.
Или… Вран вспомнил хитрые глаза Ягини и замотал головой, проклиная старуху в очередной раз. Неужели она решила заворожить девку, заставить покорно идти вслед за говорящей птицей? Тогда понятно, зачем нужен проводник, то есть он. Зачарованные девки – они как слепые. Вроде шагают, но сами не ведают, зачем и куда. Вран не раз видел, как стекленели пламенные очи зачарованного, как живой человек становился куклой и позволял вытворять с собой такое, отчего можно было поседеть раньше времени. В княжествах подобное считалось надругательством над душой. Только самые черные ворожеи осмеливались сковывать чужую волю невидимыми цепями, за что их избегали и, мягко говоря, не жаловали. Никто не смел покушаться на путь, который выбрала каждому Богиня-Пряха. Страшен был гнев Луны, Вран боялся даже думать про наказание. Нет, девка сама должна прийти к алатырь-камню, сделать первый шаг и отправиться вместе с ним туда, откуда обычно не возвращаются.
Иначе на них на всех ляжет страшное проклятие, и не спасет от него никакая защита, потому что разгневанные боги редко разбираются, отделяя виноватых от невинных, – чаще всего они насылают тяжкую кару на всех.
Девичье сердце не любило покой. Пусть уж лучше его разорвет воронья стая. Василика приглядывала за ягодными пирогами. Собранная котомка лежала на лавке. Там были гребешок, хлеб, маленькое ожерелье, запасная рубашка и три мешочка с разными травами.
– В мертвой воде купайся с осторожностью, – наставляла Ягиня. – На вой не обращай внимания. Если появится кто-то знакомый, плюй через плечо три раза и не отзывайся. И тем более, – сощурилась ведьма, – никому не называй свое настоящее имя.
– Помню, – дернула плечом Василика. – Если честно, не понимаю твоего беспокойства. Я ведь не одну седмицу прожила на Грани.
– Грань – это совсем не то, – махнула рукой ведьма. – Духи здесь смирные, слабые, а там – лютое зверье.
«Так зачем тогда ты меня туда отправляешь? Неужели на погибель?» – подумалось Василике, но вслух она ничего не сказала, прекрасно зная ответ. Ягиня верила, что ее ученица справится. С чего вдруг, неясно, но ведьма была твердо уверена, что ни один дух не схватит Василику, не вскружит ей голову так, как это сделал Мрак.
Ягиня не торопила, напротив, сказала, чтобы Василика еще раз попыталась сплести несколько охранных сетей, а после перепроверила травы.
– Полынь должна быть обязательно, – говорила Ягиня. – Много полыни.
Василика кивала, пытаясь скрыть негодование и разочарование, которое накопилось за два месяца. Она-то надеялась, что будет заниматься настоящей ворожбой, а на деле выходило, что они с Ягиней занимались хозяйством, стряпали, убирали за гостями и снова стряпали. Не колдовство, а самая обычная возня. Василика хотела большего. Ягиня никогда не рассказывала ей, как заговаривать кровь, а ведь сама наверняка знала. Все, что умела ученица, – это делать травяные настои, заговаривать обереги и призывать силу, заставлять ее переливаться.
Впрочем, кого она дурила? Внутренней силы не хватало, чтобы хорошо колдовать. Ягиня учила ее тянуть силу из пламени, воды, земли и воздуха. С огнем получалось, с водой – так себе, а воздух и земля совсем не поддавались. Однажды ведьма попросила Василику вырастить ягодный куст, но не вышло. Ростки не принялись, а после и вовсе превратились в пепел. Но Ягиня не стала ругаться, лишь покачала головой. Чуть позже Всполох объяснил Василике, что в ней слишком много пламени.
– Ты все поджигаешь, – засмеялся дух. – Прямо как я.
– Как бы она сама не сгорела, – пробурчала ведьма. – Смотри, Василика, если саму себя подожжешь, уже никуда не денешься.
Василика усмехнулась. Слова Ягини показались ей славной шуткой. Не зря неживые тянулись к ней, то дергали за руки, то обнимали, то нарочно путали тропы, надеясь, что девка заблудится и не выйдет к избе. Но Василика умела заговаривать дороги. Лес принимал ее, пусть временами и требовал человеческой крови. Она сама чувствовала его голод и готова была поделиться – дать ему хоть пару капель. Не раз Ягиня ловила ее у ворот с ритуальным ножом и шипела, отбирая оружие.
– Обойдется твой Лес, – сквозь зубы говорила ведьма. – А ты, девка, ступай в избу и ложись спать.
В купеческом доме свободы было больше. Василика могла исчезать вечерами и прогуливаться верхом на Яшене. В ведьмином доме так не получалось. Пока обитатели Нави жгли костры и отплясывали с хохотом и звоном бубенцов, Василика сидела в темной и тихой избе. Конечно, умом она понимала, что девке не следует гулять с неживыми, но сердце нашептывало о другом.
У Василики щемило в груди. Когда-то они снова увидятся с Мраком? Наверняка к тому моменту ее ясные глаза потускнеют, лицо изрежут морщины, а певучая душа захрипит вороной. Да, она знала о том, что бывает с молодицами, которые уходят с неживыми, но нельзя же из-за этого всю жизнь чинно просидеть в избушке.
Ягиня поправила багряный платок и хмыкнула про себя. До встречи с ней Василика представляла себе сухую и сгорбленную бабу, но никак не статную, не такую уж старую и довольно обычную с виду ведьму? Только теперь она заметила, что ведьма чуть выше ее. От нее пахло медом, травами и иногда – жареным мясом.
– Тебя будут кусать за больное, – продолжала Ягиня, ставя на стол чашки и доверху наполняя их ягодным чаем. – Конечно, есть ведьмы, которые дружат с нечистыми и отплясывают с ними при полной луне, но плата, – поджала она губы, – слишком велика.
– Их души, – догадалась Василика. – Они не попадают в Правь?
– Они сами становятся теми, с кем плясали, – зябко передернула плечами ведьма. – Вечно голодные, холодные и злые, эти духи скитаются по Нави и хотят только одного – есть.
– Я слышала о тебе то же самое, – невесело усмехнулась Василика. – О тебе разные слухи ходят, уж не злись.
– Люди разное болтают от скуки, – согласилась Ягиня. – Странно было бы ожидать от них иного. Но я – одно дело, а ты – совсем другое. – Она посерьезнела: – Послушай, Василика, ты еще очень молода и многого не знаешь. Не разговаривай с мертвыми. Не зови их и уж тем более не имей с ними никаких дел. Это добром не заканчивается, даже если ты думаешь, что смогла обмануть всех.
Ягодный чай стал удивительно кислым. Василика отодвинула чашку. Колдовское ремесло требовало слишком многого – не ходить замуж, не иметь дел с нежитью, не верить людям, бросать добро в воду, не ожидая ничего взамен, и вечно торчать на Границе миров, наблюдая, как веселятся духи Нави и нарочито громко поют о прекрасной жизни. Среди них ведь и те, кто раньше были людьми, так что не только по слухам.
– Ты отпустишь меня к реке? – спросила Василика.
– Нет, – покачала головой Ягиня. – Лучше сходи в баню, попарься. И не забудь. – Она указала на иголку и клубок красных нитей.
От этого хотелось взвыть. Ведьма требовала, чтобы ученица тонко расшила рубаху багряными оберегами, обладающими силой. И пусть это был не свадебный наряд, но шитье по-прежнему не давалось и жгло ладони. Василика тяжело вздохнула и потащилась в баню. Там ее ждали горячий пар, тазы с теплой водой и можжевеловый веник.