Я выжгу в себе месть — страница 22 из 43

Кощей знал Навье царство лучше, чем хотел бы. Так или иначе, но девка дошла к нему целой и невредимой. Да, на щеках не алел румянец, а в глазах не светился озорной огонек, но это было естественно. В мертвом мире не сияют – скорее гаснут. Все равно девке еще жить да жить. Может, и детей успеет нарожать или воспитает ученицу. Скорее последнее, если порядки не изменились. При Гневолоде ведьмы не ходили замуж, не рожали детей и жили в стороне от селений, там, куда не ходили добрые люди.

– Здравствуй. – Вран приземлился возле порога.

– Какое тут, – усмехнулся Кощей. – Вижу, ты не один.

– Я Василика, – сказала девка. – Меня прислали к тебе.

– Знаю, – махнул он рукой. – Проходи, располагайся и ничему не удивляйся.

Кощей до последнего не верил в то, что Василика и впрямь дойдет. Умертвия, шептухи и прочие твари сожрали не одну молодицу, оказавшуюся в мертвом царстве. Только на памяти Кощея их было около тридцати. Духи Нави нередко завлекали ведьминых учениц за Грань, а потом пожирали. Спасать таких – только тратить силы зря. Некоторых Кощей спас, но через время те же девки снова явились, одурманенные духами. Бесполезное и неблагодарное дело. Поэтому он просто убивал чудовищ, которые бродили неподалеку и попадались под руку.

Гостья вызывала у него любопытство, но Кощей не хотел напугать девку. Кивнув Врану, он пошел следом за ней через порог, выстланный чьими-то ребрами. Василика морщилась. Да, костяной дом – не самое приятное зрелище, особенно для молодицы.

– Угощать нечем, – пожал плечами Кощей. – На мертвой земле ничего не растет, но можно зажарить умертвий, если захочешь.

– Благодарю, но, пожалуй, откажусь. – Василика ощупала лавку, такую же костяную, как и все остальное, убедилась в ее прочности, присела и принялась развязывать увесистую котомку.

Кощей надеялся, что Ягиня догадалась дать девке с собой мяса. Да уж, до чего малодушным стал. Одичал среди нечисти. Удивительно, что сохранил человеческий облик.

– У меня есть ягодные пироги. – Василика достала снедь. – Будешь?

– Не откажусь.

Он принял угощение и с аппетитом начал есть. Вкус еды отдавал чем-то далеким и непривычным. Кощей даже не пытался вспомнить. Подобные чувства он испытывал каждый раз, когда Вран приносил ему гостинцы от ведьм – щедрый кусок мяса или свежий хлеб с медом. Кощей был рад всему, в его положении перебирать не приходилось.

– Подр-ружились, – сказал Вран.

Кощей не стал спорить. Вначале затея казалась ему глупой, теперь же думалось, что вдвоем станет веселее. Василика не походила на болтливую и взбалмошную девицу. Он надеялся, что у нее ума побольше, чем у других молодиц. Иначе сама сгинет и его погубит.

– Осваивайся пока, – сказал Кощей. – А мне надо потолковать кое о чем со старым другом.

Он кивнул Врану и вышел во двор. Теперь, когда Василика находилась совсем рядом, все сомнения отпали: ведьминская сила окончательно перешла к ней. Это означало, что она не задержится надолго, иначе будет беда. Нет ничего хуже, чем Грань, оставшаяся без присмотра.

– Ягиня расплатилась с тобой? – шепотом спросил он.

– Да, – произнес Вран. – Стар-рая ведьма все предусмотрела.

– Сколько она пробудет здесь? – Кощей прищурился.

– Пока Мр-рак не успокоится, – фыркнул тот. – Не беспокойся об этом, я дам тебе знать, когда пр-ридет вр-ремя.

Какая ирония! Время – и придет! Кощей усмехнулся и вернулся в дом. Василика раскладывала на столе травы и, кажется, потихоньку привыкала к костям, тусклым, местами прогнившим, но вполне себе крепким.

– Когда нет желания гоняться за умертвиями, – сказал Кощей, – я собираю сохранившиеся кости и что-нибудь строю или достраиваю из них. Это не приносит удовольствия, но помогает не скучать.

Так он сложил одну комнату, затем – вторую. Так незаметно вырос целый дворец. Кощей скреплял их остатками своих сил, надеясь, что этого хватит.

– Безумец, – по-дружески хохотнул Вран. – Смотри, молодица, не сойди с ума рядом с этим стариком!

– И долго мне тут жить? – Василика с беспокойством посмотрела на ворона.

– Я дам знать, – ответил тот. – Не бойся, я пр-рилечу за тобой.

Вран взмахнул крыльями и полетел назад, к живым. Впервые он не спросил, надо ли передать что-то Костяной Ягине. Если не задал вопроса, значит, точно знал. А вот догадывалась ли Василика? Вряд ли, иначе бы не стояла так спокойно. Кощей не собирался говорить ей, иначе девка мигом помчится назад, туда, откуда только что сбежала. Помчится – и помрет.

Кощей никогда не встречал всадника Ночи, но слышал о нем достаточно. Мрак не успокоится, пока не поймет, что цель и впрямь недостижима. Побушует, вырвет десяток дубов с корнями, повоет и снова примет человеческий облик. А может, упадет замертво, наказанный богами за непослушание.

Кощей дожевал ягодный пирог и выдохнул. Земляника отчего-то показалась ему кислой. Ну ничего, это мелочи. Им с Василикой предстоял долгий разговор, который закончится, когда за ней вернется Вран. Главное – не сболтнуть лишнего. Особых тайн у Кощея не было, но и открывать душу перед незнакомой девкой он не собирался. Наверняка после ухода разболтает на весь белый свет, приукрасит собственными догадками, что породит целый рой слухов. Надо ли оно Бессмертному? Определенно нет.

Все равно Василика рано или поздно состарится и помрет, а ему еще догорать и догорать, пока совсем не устанет от вечного одиночества.



Корона из костей



Дасилика вышла на берег с другой стороны и, убедившись, что никто за ней не наблюдает, присела у самого края воды и разрыдалась. Все шло вкривь и вкось: в купеческом доме ею распоряжалась Калина, в избушке – Ягиня, а теперь вот придется терпеть Кощея, иначе – смерть.

Ей, молодице, совершенно не нравилось мертвое царство. Здесь не цвели цветы, не пели птицы, не шептались деревья – вокруг царила серость, даже умертвия были какие-то бесцветные. Иной раз над костяным домом пролетали шептухи. Они звали ее с собой, обещая такую прекрасную жизнь, о которой она не смела даже помыслить, но Василика прекрасно понимала: врут.

Кощей был тощий, смертельно-бледный, с блеклыми глазами, с жуткой усталостью, сдавливавшей плечи все сильнее. Василика чувствовала его жуткую усталость и тоску по жизни, но понимала: ему, старому, нет места среди живых. Кощей не хотел возвращаться в мир, наполненный дивными звуками, красками и теплом, но в то же время продолжал дышать, и это казалось Василике самым страшным.

Выплакавшись, девушка сняла рубашку и нырнула в воду. Липкая чернота окружила, почти прилипла к коже. Мертвая река жаждала ее, хотела затянуть на дно, и Василика, пожалуй, охотно поддалась бы, только в другой раз.

Единственное, что придавало ей сил, – злоба. Она прорастала в девичьем сердце, пуская колючие корни. Василика злилась на себя за слабость, за то, что так близко подпустила чудовище и не смогла дать ему достойного отпора, за то, что должна теперь отсиживаться среди неживых.

Злоба кормила ее нутро, благодаря этому возрастала ведьминская сила. Наплакавшись вдоволь, Василика промыла лицо и вышла из воды. Казалось, что бледные змеи копошились возле ног, касаясь белой кожи холодными чешуйками, норовили достать до груди, плеч, головы, а потом прошептать в самое ухо, мол, сестрица, ты теперь наша до скончания века.

Василика не помнила, как оказалась у знакомого порога. Кощея не было – видимо, опять ушел охотиться. И хорошо, ни к чему ей видеть его, смотреть, как мучается душа и никак не может найти покоя. Она даже поняла почему: старые обиды нещадно кололи сердце, но все, кто нанес их, давно умерли. Кощей не мог простить ни себя, ни врагов. Она видела это, но ничем не могла помочь. Поэтому Василика заняла дальнюю комнату – не хотела лишний раз сталкиваться с хозяином.

Куда больше ее занимало будущее. Там пели, пили и всячески веселились. Василика думала о том, что после возвращения будет седмицу-другую плести венки, отдыхать на речном берегу, дразнить нежичек и хохотать. А если захочет, то отправится в город, большой, каменный, о каких рассказывали друзья отца.

Отголоски свободы отдавали горечью. Василика чувствовала себя птичкой, которую заперли в клетке. Кощей тоже был не рад, хотя мог ли он вообще радоваться? Она в этом сомневалась. Хмурый, с морщинами на лбу, он смотрел так, что хотелось провалиться сквозь землю.

Кощей редко ходил к реке, не любил купаться. Оно и неудивительно – мертвая вода не была ни холодной, ни теплой, лишь липкой. Василика тоже мигом выскальзывала из реки на берег и гнала прочь дурные мысли. Паршивая водица, но иного от мира мертвых ожидать было бы странно.

Сзади раздались шаги. Кощей тряхнул пепельно-серыми волосами, сальными, пропахшими сырым мясом. Василика поморщилась. Да, выкупаться ему не помешало бы, но гнать его в черные воды не хотелось.

– Отчего ты все еще здесь, костяной господин? – едва слышно спросила она.

Сердце бешено застучало. Казалось, что уставший, изможденный Кощей обругает глупую девку, но он только тяжело вздохнул и ответил глухо:

– Не знаю.

Правильнее было бы спросить: «Почему ты до сих пор никак не умрешь, если не желаешь жить?», но Василика не осмелилась. Это было слишком жестоко, ведь Кощей приютил ее, а временами и защищал от умертвий. Она же смотрела на отрубленные конечности, кривилась и думала о том или ином заклинании. Интересно, помогло бы, убило бы чудовище или нет? Если она научится справляться с умертвиями, то, может быть…

Может быть, однажды она сумеет одолеть самого Мрака и заставить его склониться перед Ягиней.

От этой мысли Василика повеселела. Она накормила Кощея земляничным вареньем и ушла к себе, обдумывая медовую месть. Представить только: ее руки смогут убивать умертвий, и не одно, не двоих, а целыми десятками. Почему бы не попробовать? Тяжесть не ляжет на ее душу грудой камней, ведь все, кто находился в Нави, и так уже давно отдавали гнилью.

День за днем проходили бесцветно, в багрово-серой дымке. Василика училась ворожить по-черному, и слова сплетались сами, а потом лились силой из рук и косили чудовищ. Сразу не получилось – едва убив одного, она ощутила привкус крови на губах, почувствовала, как остановилось сердце. Закатились глаза, а ее всю обдало жаром и запахом сгнившего мяса так, что, казалось, уже не отмыться.