У дома сидели шептухи. Они смотрели так, будто и впрямь видели мир сквозь бельма. Спина все еще зудела – она хорошо помнила нападение сов.
– Не мес-сто, – прошипела одна из птиц. – Не мес-сто ж-ш-шив-в-фой.
– Сказала бы я, где твое место, – угрюмо хмыкнула Василика. – Подобру-поздорову уберетесь прочь или нет?
– Она злитс-с-с-са, – продолжила шептуха. – Злитс-с-с-са в-в-феликая…
И затихла.
Шептухи качнули головами и спустя мгновение сорвались с ветвей. Странно было видеть сов при ясном свете, но в Нави все было не как у живых. Совам не нравилось, что Василика пришла в Царство мертвых. Почему она не сгинула, как любой человек, пересекший Грань, оставалось загадкой для самой Василики. Хотелось думать, что Морана проявила милость. Но если поверить шептухам, то она все же злилась. Злилась и почему-то ничего не могла сделать. Странно.
Эта загадка радовала. Можно было ломать голову и догадываться о происходящем в Яви. Интересно, успокоился уже Мрак? Не будет же он злиться целую вечность и поджидать Василику за алатырь-камнем. У всадника Ночи море дел, а если нет, то появятся Светоч с Месяцем и утащат брата силком.
– И чем я могла досадить Моране? – Василика вздохнула.
– Видимо, не любит она живых девок, – фыркнул Кощей.
Ягиня успела пересказать Василике разные слухи, в том числе и те, в которых живой Бессмертный и богиня Смерти сплетались воедино. Теперь же стало очевидно, что Кощей не имел с Мораной ничего общего. Ну пощадила она его и пощадила, оставила при себе как диковинку, не более.
А вот две диковинки – уже совсем не то.
Впереди отплясывали пятеро умертвий. В скрюченных когтистых руках Василика успела заметить нож. Отблеск лезвия забавлял их, вызывая глухой смех. Хохотали мертвые паршиво, горько. Наверняка в глубине души все они сожалели о подобной участи, но не могли ничего изменить, поэтому предпочитали не задумываться.
Жалость колыхнулась внутри с такой силой, что Василика мигом сплела заклятье. Пламенная цепочка обхватила сначала одного, затем второго. Мертвецы с шипением забились, но Кощей быстро оборвал их мучения, взмахнув мечом. Василика же достала кинжалы, снова призвала силу и направила поток в холодные лезвия. Оружие засверкало ярче обычного, огненные хвосты больно резанули по полусгнившим телам. Все пятеро гнилью осыпались на землю. Среди рваных и грязных тряпок отыскался нож. Он был тупой – пользы никакой от него, но Кощей все равно настоял на том, чтобы его забрать.
– Мало ли что в их дурные головы взбредет, – добавил он. – Хотя я был бы рад, если бы эти твари научились сами себя убивать.
– Природой не заложено, – мрачно напомнила Василика.
Даже кровь у них была черная, похожая на болотную жижу. Со временем, конечно, все высыхало, прогнивало до конца, и оставались только голые кости.
Все же правду говорил Кощей. Ничего красивого и прекрасного в смерти не было.
Сначала он подумал, что привиделось, затем – что начал сходить с ума и терять остатки рассудка. Но рядом с ним находилась Василика, которая тоже смотрела на чудо и ничего не понимала.
Синие, как давно позабытое небо, колокольчики прорастали на голой земле и вроде даже посмеивались. Василика дважды проверила – да, и впрямь цветы, живые, с зелеными стеблями и листьями, которые дышали и невесть откуда брали силу.
– Говорят, у некоторых народов синий – цвет Смерти, – припомнил Кощей.
– Но они дышат, – возразила Василика. – Вокруг нас – неживые деревья и такие же мерзкие кустарники, а вот эти цветы… – Она запнулась, всмотрелась в синеву лепестков и выдохнула: – Да, Кощей, жи-вы-е.
Все ясно, это не он сошел с ума, а мир, раз в Нави выросли колокольчики. Может, Морана чего проспорила кому-нибудь из верховных? А что, разве не могла богиня Смерти разругаться с кем-то в пух и прах, а этот кто-то – взять и досадить ей?
Впрочем, объяснение могло быть другим, более… зловещим. Кощей даже знал, кого спрашивать. Но Василике не стоило слышать лишнего.
– Морана шутит, – невозмутимо махнул рукой он. – С ней такое бывает, хоть и редко.
– Странно. – Василика прищурилась, словно чуяла обман. – Жуть какая.
– Ага, – согласился Кощей. – Вернемся-ка лучше домой.
Он довел молодицу до костяного порога, а сам развернулся и побрел назад, бросив через плечо, что давно не купался в речке и не споласкивал одежду. Даже не соврал. Наверное, поэтому Василика ничего не заподозрила и лишь попросила не забывать об осторожности. Ага, забудешь тут, как же.
Кощей скрылся за развилкой. К счастью, шептухи жили рядом с черными водами. Их гнезда находились возле самого берега, в ивовых кронах. Деревья отдавали мертвечиной, как и все вокруг. На земле валялись серые, желтые, черно-оранжевые перья, пуха тоже хватало.
Две совы опустились на землю и, присев рядом с Кощеем, выжидающе наставили на него огромные бельма.
– В Нави расцвели колокольчики, – сказал Кощей. – Вы знаете, с чем это связано?
– Ж-ж-шивая, – прохрипела шептуха. – Тянет ж-ш-шиз-с-с-снь.
– Ей не нравитс-ся, – вторила ей подруга. – Она злитс-ся.
– Морана? – уточнил он.
Совы кивнули. Кощей поблагодарил за ответ, но слов им было мало. Пришлось достать нож, резануть ладонь. Как только первые капли упали на землю, совы метнулись поближе и принялись слизывать их с небывалой жадностью, так, словно много столетий не видели настоящей пищи. Кощей развернулся и побрел назад.
Страшное творилось в мире мертвых. Нет, он был рад увидеть яркие колокольчики, вспомнить, как выглядят настоящие листья, клейкие и пахучие, но это цветение означало одно: миропорядок рушился, расползался, как ветхая ткань. Неудивительно, что Морана гневалась. Впрочем, Кощей сомневался, что мир рухнет из-за одной Василики. Пошатнется немного – возможно. Но этого хватит, чтобы разозлить всех богов.
А что делать? Отправить Василику назад раньше времени, пустить по ветру все старания Ягини? Кощей цокнул. Не годится. Придется ждать и мысленно торопить Врана. Если станет совсем худо, так уж и быть, он сам проводит девку к алатырь-камню. Помрет, конечно, но это Кощея совсем не волновало. Прожил пару-тройку столетий, и хватит.
– И как ты тут только спишь? – послышалось ворчание Василики. – Ужас, до чего твердо.
– Если тело устало, заснет и так, – хмыкнул Кощей.
– Спину ломит, – скривилась девка.
– Уж прости, – сказал он. – Здесь тебе не царские хоромы.
– Я понимаю, – тяжело вздохнула Василика, – но все равно тяжело.
Василика будто и не заметила, что Кощей пришел такой же грязный. Скорее всего, притворилась. А может, ее не волновало, где он бродил и чем занимался. Пожалуй, так было бы лучше всего. Кощей привязался к девке и желал Василике добра. Он не хотел, чтобы молодица оплакивала его и выла, как волки на зимнюю луну.
Потому что там, у алатырь-камня, его ждала только Смерть, самая настоящая. Вот кто станет его невестой раз и навсегда. Кощей скривил губы в печальной усмешке и пригладил пепельную копну.
– Не можешь заснуть, считай бусины на ожерелье или монеты, – хрипло произнес он. – Иногда помогает.
Василика кивнула и улыбнулась. Что ж, эта улыбка стоила и колокольчиков, и взбудораженной нечисти. Раз боги сами привели ее в Мертвое царство, то пусть сами и забирают назад. В конце концов, без их позволения ничего во всех трех мирах не происходило.
Синие колокольчики так и стояли перед глазами. Кощей понял, что не успокоится, пока не глянет на них еще раз. Отголоски жизни откликались внутри, пробуждая давно забытое. Пока Василика вертелась, пытаясь закутаться в покрывало, он вышел из дома, отметив, что черепушки у порога немного покосились, надо бы поправить.
Голубые цветы были на месте. Россыпь колокольчиков отпугивала и приманивала одновременно. Умертвия глазели, но сорвать не решались. Было в этих цветах что-то пугающее. Кощей дотронулся до нежных лепестков. Тонкие, шелковистые, нежные. Ну как не восхититься, даже если это маленькое чудо – предвестник беды. Сорвать их было нельзя – тут же завянут. Поэтому Кощей просто любовался, не обращая внимания на умертвий. Просто поразительно, до чего может дойти человек, проживший не один век среди гнили и увядания!
А умертвия испуганно топтались, не смея приблизиться. Еще бы, хоть эти твари не отличались умом, но его, Кощея, иногда узнавали.
Давать слабину было опасно, и все же он решился. Подошел к речке, разделся, ощутил холодную землю босыми ступнями и зашел в воду. Скользкая и черная, она походила на сотню маленьких змеек. Кощей прикрыл глаза и попытался представить ручей, бурный, журчащий и ледяной, с водорослями у дна, бледными утопленницами и хвостатыми русалками. Они могли бы сладко запеть, заставить его пойти вслед за голосом и сгинуть на илистом дне.
Мертвая речка просто обволакивала и понемногу смывала грязь. Полностью не отмоешься, но лучше, чем ничего. И тут Кощей вздрогнул, почти позабыл, как дышать. Неудивительно, ведь в волнах ему явилась Морана, повелительница Смерти. Конечно, это была не сама богиня, а лишь ее отражение. Статная, вся в украшениях из лиловых каменьев, с угольными космами и медными глазами. Иссиня-черный наряд цветом почти сливался с водой.
Она ничего не сказала Кощею, лишь гневно взглянула на него и покачала головой. Он все понял. Богиня требовала, чтобы Василика убралась прочь. Морана слишком долго терпела. Сначала пощадила Кощея, потом вняла просьбе светлых богов, братьев своих, и впустила Василику, но когда девка потянула Жизнь в Мертвое царство, Морана не выдержала.
Едва богиня исчезла, Кощея выбросило на берег. Жуткая усталость легла камнем на плечи. Слишком много всего случилось за этот день, и ему не помешало бы поспать. Кощей быстро надел накидку, обулся и побрел к дому. Перед глазами все еще стояла Морана, будто и не уходила. Воля богини была священна. Что ж, придется поговорить с Василикой, объяснить ей, возможно, рассказать о смерти Ягини. А если Мрак по-прежнему станет угрожать ей, то Кощей…