Подошла рота с 1-го батальона. Положение улучшилось. Немцы атаковали с небольшими перерывами. Особенно тяжелые бои были 29 и 30 апреля. Немцы прорвались на окраину г. Беелиц. Захватили железнодорожную станцию. Связь с обороняющими станцию была потеряна.
Командир бригады полковник Борисенко израсходовал все свои резервы. Остался неполный взвод разведки. Комбриг, обращаясь ко мне, сказал: «Комсомол. Бери разведчиков, там нет командира, выбить немцев с вокзала, но главное – уяснить и доложить обстановку». Подразделения 3-го батальона оборонялись у станции упорно. Мы подоспели во время очередной атаки немцев. Командир роты ранен, но оставался в строю и руководил боем. С вокзала выбить немцев не удалось. Сил было у нас не много. Оценив обстановку, что видел сам, что рассказал командир роты, отправил разведчика с донесением к командиру бригады. К вечеру 29 апреля бой затих. Оставив разведчиков на попечение командира роты, вернулся в штаб. Доложил. Комбриг поблагодарил и приказал вернуться к разведчикам. Старшим у разведчиков был младший сержант Петров. Он как раз и был комсоргом роты. Командир бригады, посылая меня к станции, сказал, что к станции вот-вот подойдет подкрепление. 30 апреля, около 8 утра, немцы возобновили атаки. Вовремя подошли тяжелые самоходки (152-мм орудия) и танки с десантом. Во время этого боя осколок попал мне в верхнюю часть груди. Сперва просто приложил подушечку с индивидуального перевязочного пакета, а после боя перевязался. Атаку отбили. Подоспевшие части погнали немцев. Связь уже была. Я доложил обстановку. Мне приказали с разведчиками вернуться в штаб. Врач управления бригады осмотрел рану, залил йодом, перевязал и сказал, что ничего страшного. История этого ранения имела продолжение. Через несколько дней на ране образовалась корочка, но осколок был в груди. Потом образовался рубец, и я на него не обращал внимания. Через лет пять или шесть, проходил диспансеризацию: на рентгеновском снимке был ясно виден осколок. Хирург сказал, что если осколок не беспокоит, то его трогать не надо. Осколок очень близко находится от кровеносных сосудов. Так прошло 18 лет. Меня с высокой температурой положили в медсанбат. Начальник медсанбата – он же хирург. Сказал мне, зачем я таскаю осколок в столь опасном месте. Не дай бог, что-то ударит по этому месту или еще что-нибудь – последствия непредсказуемые. Давайте я его удалю. Я согласился. Он аккуратненько его удалил. Размеры: длина 12 мм, ширина 5,5 мм, толщина 1–1,5 мм, специально измеряли. Долго я его берег как реликвию.
Вернемся к Берлину. Сообщения по радио и информация командира бригады были радостными. Берлин взят. 3 мая несколько офицеров штаба бригады отправились в «логово зверя». В бункер под имперской канцелярией нас не пустили, но вокруг походили, посмотрели. У разбитого Рейхстага была масса солдат, офицеров, генералов. Мы на крайней правой колонне оставили свои автографы. Каждый на свой лад. Я выцарапал: «Мы с Алтая. Козубенко». Жалко, что надписи уничтожили. Это была бы память и назидание на будущее.
Очередная награда. Орден Отечественной войны первой степени. 5 мая услышали отчаянные призыви Праги о помощи. В этот день состоялась встреча с однополчанами 114-го гвардейского танкового полка (бывший 28-й танковый полк). Полк правее нас пошел на север, и в г. Бранденбурге встретились с войсками Первого Белорусского фронта. По пути освободили из тюрмы будущего руководителя ГДР Хонеккера. Встреча с однополчанами была радостной. Как будто близкие родственники встретились после долгой разлуки. Капитан Парамошкин стал майором и заместителем командира полка по политчасти. Командир полка майор Курцев просто заключил в объятия. Офицеры штаба бригады расспрашивали меня, кто это такие, с кем это я встретился. Я отвечал, что это командир полка и офицеры полка, где я раньше служил. У некоторых офицеров было некоторое недоумение. Для них было странно, что командир полка, другие офицеры обнимали, радовались встрече со мной. Я был очень рад встрече. И так мы двинулись на Прагу. Двигались быстро.
Затруднение произошло в Рудных горах. Остановка. Повозки пехоты запрудили дорогу. Пробиться было невозможно. Подъехал генерал Лелюшенко и в его манере: один удар палкой по лошади и два удара по седоку. Приказал ведущему танку: «Вперед». Танк раздавил одну повозку. Через полчаса дорога была свободна. Повозки, какая вправо, какая влево, с удивительной быстротой освободили проезд. После гор – долина. Вся в цвету. Ну, просто рай. Заметили вправо от нас колонну немцев. Обстреляли. Затем танками раздавили, разогнали. Это был штаб генерала Шернера. Немцы стремились уйти на запад. В этой колонне был большой легковой автомобиль «Мерседес Бенс». На заднем сиденье завернутый в ковер, как «кукла», прятался пресловутый генерал Власов. Сообщили о находке. Его сразу забрали, отправили. Куда и как, нам было неведомо. Мы продолжали путь. Вступление в г. Кладно запомнилось встречей нас жителями. Мостовая была засыпана цветами. Танки забрасывались букетами цветов. Я был на танке. Пожилой старший сержант, ему было лет 35 (для нас он казался старым), имея на груди два ордена, медали, плакал. В тяжелых боях, закаленный, от такой теплой встречи жителей так разволновался, что пустил слезу. Мы шли как освободители. В 4–5 утра 9 мая с юго-запада мы вошли в Прагу. Остановились на окраине. Внизу река, мост и прекрасный вид на пражский Кремль. Вечером поднялась такая стрельба, что подумали, что немцы прорываются на запад. Поспешил в штаб. Узнал, что Победа. Немцы капитулировали. От радости выпустили все боеприпасы, которые были в автоматах, пистолетах. Всю ночь радость. К войне так пообвыклись, невольно где-то внутри возникал вопрос: а как же теперь без войны?
10 мая отдыхали, любовались Прагой. В 14 часов тревога. Бригада выступила в район г. Бенешув. Немцы большими и малыми группами по лесам пробирались на запад. Стычки продолжались до 13 мая. 13 мая была разбита и пленена большая группа немцев. Их было более 100 человек. 15 мая на большой поляне в лесу бригада построилась на митинг в честь Победы – окончания Великой Оечественной войны. Торжественность неописуемая. Теперь до каждого дошло, что война кончилась. В Чехословакии мы пробыли недолго. В начале июня приказ на марш. Отправляемся на Родину. Мне разведчики бригады подарили автомашину – скоростной «Гономаг». На нем я с товарищами и отправился на Родину. По пути заехали в концлагерь «Освенцим». Хотелось посмотреть на лагерь смерти. Картина жуткая. Печи, высокие трубы, горы пепла, ряд виселиц. Захотелось как можно быстрее уйти от этого страшного зрелища. Прибыли на Родину. Корпус разместился в г. Буск, и окрестных селах. Штаб обосновался в г. Буск. Бригада разместилась километрах в пяти от г. Буск в селе Яблуновка. Приводили себя в порядок, отдыхали, развлекались. Начльник разведки, заместитель артиллерийского дивизиона, агитатор бригады и я решили на «Гономаге» съездить во Львов. Расстояние небольшое – около сотни километров. Поездили, посмотрели, посидели в каком-то кафе. По одной из главных улиц, где движение одностороннее, мы поехали навстречу движению. ГАИ в Львове работала. Нас пытались остановить. Где там. Мы вышли на трассу на Буск и добавили газу. Под Буском нас нагнали гаишники на мотоциклах. Пришлось остановиться. Ни прав на вождение, ни документов на машину у нас, конечно, не было. На фронте особая жизнь и особые условия и права. Мирная жизнь преподнесла нам первый урок. Чтоб ГАИ не поднимала шума, чтоб не было у нас неприятностей с нашим начальством, мы машину отдали инспекторам. Они смилостивились и подвезли нас на нашей (уже не нашей) машине до Буска. Так, едва начавшись, я закончился как автомобилист.
Сюрприз с машиной – мелочь по сравнению с тем, что у меня открылась рана. Львов, госпиталь на ул. Зеленая, 8. Лечение и знакомство с будущей женой, свадьба. Из бригады на торжество приехало более десяти офицеров во главе с заместителем начальника политотдела бригады майором Чариковым.
Закончилось лечение. Рана зарубцевалась. Медицинская комиссия признала меня ограниченно годным к службе в Вооруженных силах. Демобилизовался. Стал инвалидом Великой Отечественной войны. Стал делать все возможное и невозможное чтобы поправить здоровье. Началась жизнь в гражданских условиях, но это уже другая жизненная страница.
Максименко Алексей Афанасьевич (Интервью А. Драбкина)
заместитель командира эскадрильи 640-го бомбардировочного полка
Самый страшный полет на «бостонах» был на Данцинг. Перед вылетом к нам приехал начальник штаба разведки 4-й воздушной армии. Он сообщил, что у немцев на аэродроме Олива сосредоточено 92 самолета имеющих один боекомплект и одну заправку горючим. В нашу задачу входит нанесение удара по взлетно-посадочной полосе. Он предупредил, что воздушный бой будет жарким. Налет совершался тремя полками бомбардировщиков, которые прикрывали три полка истребителей. На цель вышли на шесть тысяч метров. Штурман говорит: «С аэродрома взлетают четверки, пары и даже шестерки. Будет каша». Начали бить зенитки. Я командую: «Разомкнись». Потом начали атаковать истребители. Сомкнулись. И начался воздушный бой. Немцы атаковали сразу и справа и слева. Опустил оба ведомых звена, чтобы дать возможность стрелкам вести огонь во всех направлениях. Смотрю, подбили командира звена Родионова: «Товарищ командир, я ранен в голову, горит левый мотор». – «Сбросил бомбы?» – «Нет». – «По команде штурмана сбросить бомбы на цель». Начал снижаться на одном моторе. Я дал команду четверке истребителей прикрыть его. И он, горящий, раненый, на одном моторе сбросил бомбы на цель. Я говорю: «Уходи, четверка прикроет». У него начал отказывать второй мотор. – «Леша, счастливо тебе жить, прощай». Потом уже выяснилось, что им удалось уйти за линию фронта. Штурман и радист выпрыгнули на парашютах и попали на нейтральную полосу. Стрелок был убит. А Родионов упал на железнодорожную насыпь и погиб. В этом же вылете сбили Сережу Смирнова, левого ведомого Родионова. Штурман мне говорит: «Командир, парашютист снижается прямо на Данцинг». Мы потеряли 2 экипажа. Из другого полка еще один экипаж был сбит, но в этом воздушной бою мы сбили 27 немецких истребителей. Руководил воздушным боем истребителей подполковник Зеленкин. Ему единственному дали полководческий орден Суворова III.