– Эх. Лучше б весь в масле под «Волгой» валялся, ей богу. Чем эту штуку доставать и ничего не повредить- кряхтел за столом Богдан Алексеевич, пока доставал застрявший диск- Василе, будь пожалуйста другом, принеси со стола маленький ключ.– сказал он, окружив себя грудой инструментов.
Завтрак я провел в разговорах о технике прошлого. Оказалось, что самой частой бытовой проблемой с техникой, помимо поломок генератора, является поломка головки звукоснимателя у радиолы. Для меня вообще было удивлением узнать, что здесь так много пользователей радиол. Странно, что магнитофоны здесь их не вытеснили. После плотного завтрака свежими оладушками, я решил, что стоит пойти к Джотто Ивановичу. Вчера из- за проблем со «здоровьем» пришлось пропустить день общения с ним.
Кстати, проходил мимо той самой лавочки, на которой до этого всегда сидела бабушка. Сегодня она там не сидела, хотя на часах был где- то полдень. А если тигр решил бы появится именно сейчас? А она не на посту? Но, видимо, был перерыв на обед. Но пост, как правило, пуст не бывает. На лавочке под весенним солнышком грелись две другие, до этого не встречавшиеся мне, бабушки. Обе в платках. Не знаю почему, но решил это записать и подметить. Может у них есть какая- то своя градация по возрасту, специализации в зависимости от цвета платка? Было бы забавно.
Джотто Ивановича не было дома, поэтому я решил пойти взглянуть на странный шалаш, на который недавно наткнулся, но моим планам помешали. Сначала был едва- заметный зуд где- то в районе промежуточного мозга, затем потемнение в глазах, а потом зашевелилась онемевшая рука. Она поднялась и указала мне куда- то вправо. Первой моей мыслью было пойти по направлению, которая мне показывала рука. Перст указующий был направлен на какую- то глухую улочку близ почты. По мере приближения к нужному месту, онемевшая рука постепенно опускалась вниз, как будто теряя силу. Совсем опустилась рука, когда я повернул в какой- то глухой тупик, граничащий с полем.
Вместо руки поднялся уровень бодрости в моём организме. Всё это происходило так неестественно, как будто я недавно выпил чашку кофе, запив энергетиком. Видимо, так действовало на меня пространство, в которое меня занесло волей случая. Поодаль в конце улицы я видел Джотто Ивановича, стоящего перед лугом. Он всматривался и курил сигарету. Не думал, что он курит, по крайней мере, при мне он этого не делал. Докурив сигарету, он выбросил её и поправил свои длинные волосы, завязанные в хвост двумя руками. Поле вспыхнуло в тот же момент. Мой разум не знал, как реагировать на такое, но мое тело машинально бросилось вперёд, в этот момент поле в одночасье исчезло вместе с огнем. За ним скрывался десяток людей, сидящих за мольбертами. Все выглядели крайне потрепано и грустно. Джотто Иванович не услышал моего приближения и многозначительно устало вздохнул, глядя на это сборище художников- передвижников. Подойдя ближе, я смог разглядеть, что все они рисовали одну и ту же картину в разных вариациях. Почти у каждого на холсте была нарисована река, лес, обрыв и две фигуры, стоящие в реке. Фигуры как бы распадались на фрагменте, растворяясь в небе. Видимо, какой- то очень популярный в местных краях сюжет.
Художники оторвались от своей работы, которую они выполняли очень уж через себя и единовременно устремили свои безжизненные взгляды на нас. Точнее, что было наиболее неожиданно, на меня. Женщина с выцветшими светлыми соломенными волосами, сидящая на своем табурете ближе всего ко мне с Джотто Ивановичем подняла свою руку и указала своим худым костлявым пальцем прямо на меня.
– Он!– завопила она неестественно высоким голосом- Это. Это о- о- о- о- о- о- он!!! Он забрал у нас его. Он виноват. Он виноват. Он виноват. Нет никаких квантов. Есть рисование. Есть рисование. И всё из- за него. Он! Но он пришел! И мы знали! Пора.
Джотто Иванович даже не обернулся, чтобы посмотреть на меня. Он спокойно снял с себя ботинки, переменил их местами на ногах, а потом подошёл к этой самой худощавой вопящей женщине и поцеловал ее прямо в губы. Реальность сомкнулась передо мной. Женщина сразу расцвела. Лица всех художников на поляне наполнилось красками. Они завопили вместе в радостном крике. Сначала исчезли их мольберты, затем исчезли и они сами, а потом пропала полянка. Я обнаружил себя, стоящим возле двора, огороженного забором рядом с Джотто Ивановичем. Тут же меня вырвало. Не знаю, почему, но это был первый в моей жизни раз, когда мой разум среагировал на необъяснимые для меня обстоятельства через такой физиологический процесс. Хотя нет, когда первый раз в школе на новый год меня поцеловала девочка, было что- то подобное, но то было волнение, да и тогда мне удалось сдержаться.
Джотто Иванович обернулся и очень по- доброму взглянул на меня.
– Привет, Василе! – очень дружелюбно и весело проговорил он- вот так начало дня, да? А ты чего тут делаешь? Вот, держи платочек. Ты только не стесняйся. С кем же не бывает?
– Спасибо большое- вытирая рот проговаривал я- Если честно, то меня привела сюда рука. Она просто показывала в нужную сторону, пока я не пришел. Звучит как бред, но видел я сейчас вещь похуже.
– Про такие вещи можешь не беспокоиться. Хотя, если честно, я уже привыкший к таким вещам. Но всё это чаще всего остается там. В тупиках. А вот твоя рука меня даже очень беспокоит. Пойдем домой скорее. Тебе бы сейчас чаю сладкого. Обещаю всё объяснить, только давай уж дома.
До дома Джотто Ивановича было совсем недалеко, тем более, что особых вариантов досуга у меня не было. Всю непродолжительную дорогу до его дома мы вели какую- то светскую беседу, вроде- «Неплохая сегодня погода, да?», «Вот это весна расцвела» и прочее. Создавалось ощущение, что всё произошедшее было действительно какой- то рабочей обыденностью для Джотто Ивановича, который уверенно шагал прямиком к калитке своего дома, изредка посматривая на мою онемевшую руку с какой- то опаской.
Я устало плюхнулся на диван, ожидая новую порцию какой- то абсурдной информации, которая выбьет меня из реальности, но, если честно, во мне уже выработался иммунитет. Я переписывался со своей рукой, о чем речь! Джотто Иванович вошел в зал с двумя фаянсовыми кружками. Комната наполнилась приятным запахом чая. Больше всего ощущалась душица. Я решил дать чаю остыть и первый начал разговор:
– Не думал, что вы курите. Выглядело довольно брутально.
– Спасибо- ответил Джотто Иванович- но привычка очень дурная, признаюсь, Василе. Не бери с меня пример. Занимаюсь этим только вот на работе. У тебя, наверное, много вопросов, а все вокруг водят тебя по кругу неведения? Ну ничего. Я сейчас все расскажу без прикрас. У тебя даже чай не успеет остыть. Ну как, готов?
– А есть выбор? – спросил я.
– Выбор есть всегда. – улыбнувшись ответил Джотто Иванович- И так, начнем с того, что ты с самого первого дня столкнулся в нашей станице с двумя силами, на которых держится вся наша коммуна. Первая выглядит очень рационально и строго, но при этом держит в своей голове, если таковая вообще имеется, мысли сугубо о неопределенности сущего. Иными словами, наш староста верит в то, что в мире нет никакой определенности и это нужно своими силами исправлять. А другая наша сила очень творческая и задорная, ты с ней довольно сильно сблизился, я погляжу. Она верит в то, что всё вокруг определенно. Насчет страданий у неё не знаю, но вера её непоколебима, хоть в тонкостях я и не разобрался. Две эти силы тянут одеяло на себя, а посередине находимся мы. Иначе существовать здесь нельзя. Но, благо, этим двум силам хватило ума понять, что без друг друга сущее перестает иметь смысл, поэтому сильно всё не перетягивается. Но, знаешь ли, не всем так повезло. Иногда в нашей славной станице открываются бреши, сквозь которую светят цвета миров хоть и очень похожих, но иных. И этим мирам иногда не везёт. Сейчас ты видел мир победившего художественного начала. Довольно грустно, согласись. Чаще всего, всё бывает намного более спокойно. Моя работа состоит в том, чтобы определять насколько всё спокойно. Если открылась брешь, в которой живет бабуля, которая когда- то давно видела тигра, то почему бы её не оставить? Отличный же житель, согласись. Но если появляется вот такая брешь, как сегодня, то её просто необходимо закрыть для сохранности деревни. Вот этим я и занимаюсь. Хожу и определяю, какая брешь достойна стать частью Старороговской, а какой нужно исчезнуть отсюда раз и навсегда. Можешь теперь спрашивать по поводу мелочей. Уверен, вопросов у тебя целое множество. Не стесняйся. Если честно, то первый раз вот так рассказываю об этом. Чувство довольно приятное.
– Художницы тыкали в меня пальцами и говорили, что- то. Я сделал что- то нехорошее? В этих прорехах реальности существуют другие версии нас? – спросил я.
– Все мы делаем что- то нехорошее, Василе. Почему никто не спрашивает- «Я сделал что- то хорошее?». Не обращай на это внимание. Другие мы в прорехах может и существуют, но я не видел ни одного другого себя, тебя или кого- нибудь еще. Всегда что- то новое или кто- то новый. Признаюсь, что было бы чересчур утомительно глядеть на повторяющиеся образы знакомых лиц, поэтому оно и к лучшему.
– А всегда там что- то такое разительно отличающееся от нашей реальности? Молочные берега и кисельные реки есть?
– Ох, не думал, что твоё поколение помнит такое выражение. Да нет, признаться, чего- то такого разительного не встречал. Ну был один случай, когда в прорехе была деревня, в которой один полоумный убедил всех в том, что все жители станицы- киборги с внедренной памятью. А чем питаются киборги? Бензином? Нет, дизелем. Вот и пил он дизель для раскрытия своего потенциала, от отравления потом лечили его что ли. Но это настолько пошлость, что и рассказывать не хочется. Закрыл её, да и делу конец.
– Вам бы сделать какую- нибудь брошюру для новоприбывших. Перемещения, разрывы, конфликты интересов. Почему не объяснить всё сразу? Как эти разрывы вообще работают? Откуда они? Может ли Джотто Иванович из параллельной вселенной забрать что- то отсюда? Зачем вы учили меня закрывать их? Я попал в подростковый роман?–спросил срываясь я.