2. За Питера: он приехал в клинику по своей инициативе.
3. За Питера: он рассуждал логично и вел себя покладисто, даже будучи расстроенным.
4. Против Питера: он делал странные и немотивированные замечания.
Какие именно замечания? Она повторила их в памяти. Похоже, он принимал нормальных людей за сумасшедших — к примеру, считал сумасшедшей ее. Об этом можно было судить по нескольким признакам: он никогда не называл ее «доктор», а, наоборот, говорил с ней как с пациенткой. Сегодня обозвал ее подсадной уткой, намекая на то, что она хотела подмазаться к администрации, уговорив его вернуться в лечебницу. И наконец, был странный вопрос в мастерской: почему все пациенты не одеты в белое, как она.
Автомобиль остановился у станции, и, словно скрежет тормозов разбудил дремлющего в глубине ее души эльфа интуиции, она вдруг резко выпрямилась.
— Неужели? — спросила она вслух, и потом: — Господи боже!
Это было невероятно, невероятно — однако она вспомнила эпизод в кабинете доктора Винчинтелли прямо перед появлением Питера Вудса, а затем к ней в память толпой ринулись другие эпизоды, свидетельницей которых она была в последние месяцы. Отчаянно, чуть ли не истерически она крикнула шоферу:
— Все отменяется! Я кое-что забыла. Разворачивайтесь и поезжайте назад как можно быстрее!
Она опасалась поставить себя в глупое положение — она даже не была уверена, что ее действия вполне рациональны, но знала, что должна вернуться.
Спустя двадцать минут она тихо вошла в «Кедры» и направилась прямиком в комнату Питера. Бесшумно открыла дверь своим универсальным ключом. Комната была пуста.
Она отыскала дежурного врача.
— Доктор Винчинтелли прописал ему гидротерапию{28}, — сказал тот. — На восемь часов кряду.
— Пациент воспринял это спокойно?
— Я бы не сказал, доктор Шейфер. Он был весьма недоволен. Нам пришлось действовать втроем.
Кей знала, о чем идет речь. Питера Вудса, банкира, засунули в нечто вроде гамака на прочных застежках и опустили в теплую ванну. Считалось, что это средство хорошо помогает больным с высокой степенью нервного возбуждения.
— Понятно, — сказала она. Затем отправилась как будто бы к выходу, но на самом деле свернула в другой коридор. В конце этого коридора ей снова помог универсальный ключ, и она очутилась в обитой пробкой комнате с единственной ванной посередине — там покоилась надежно обездвиженная фигура Питера Вудса.
Он улыбался, даже смеялся — весело, неудержимо, и на один ужасный миг ей почудилось, что это смех безумца.
— Похоже, сегодня у вас настроение получше, — отважилась заметить она.
— Не могу ничего с собой поделать. Все это до того нелепо… Я подумал, что сказали бы мои подчиненные, если бы увидели меня сейчас. Все это так фантастично, прямо как испанская инквизиция, что остается только смеяться. — Улыбка постепенно сходила с его лица, и в глазах разгорался гнев. — Но вы не сомневайтесь — этот тип у меня за все заплатит!
— Постойте, пожалуйста, — торопливо сказала она. — Мне нужно, чтобы вы минутку послушали меня спокойно. Сможете?
— А вы боитесь, что я встану и уйду?
— Говорил вам когда-нибудь доктор Винчинтелли, как одеваются наши пациенты?
— Ну да, — озадаченно сказал Питер. — Он говорил, что вы все ходите в белом, чтобы не забывать, что ваша лучшая медпомощь — это вы сами.
— А врачи и сестры?
— У них обычная одежда — так пациенты не будут все время вспоминать, что они в больнице. К чему вы клоните?
Все его прежние нелогичные реплики получили объяснение: он принимал врачей и медсестер за пациентов, а пациентов — за персонал. Она увидела, как он вздрогнул в своем мокром саване.
— Разве это не правда? — тревожно спросил он. — Что вообще правда в этом сумасшедшем доме? Все врачи ненормальные, а пациенты здоровые? Или…
— По-моему, — задумчиво сказала Кей, — один из врачей действительно сошел с ума.
— А как насчет меня? Я-то здоров?
Не успела она ответить, как за ее спиной послышался шум — на пороге стоял доктор Винчинтелли.
— Мисс Шейфер. — Его голос был тихим и напряженным. Взгляд застыл на ней. — Мисс Шейфер, прошу вас подойти ко мне.
Он медленно отступил, и она двинулась за ним. У него были способности к гипнозу{29}, и иногда он пользовался этим при лечении; теперь она заметила, что он пустил их в ход. Ее воля слегка затуманилась, она вышла за ним в коридор и он закрыл дверь, не обращая внимания на свирепый рев Питера Вудса. Потом схватил ее за локти.
— Слушайте меня, идиотка, — прошипел он. — Я не сумасшедший. Я знаю, что делаю. Это вы ненормальная, потому что мешаете создать то, что станет памятником вашему отцу и благом для всего человечества. Слушайте. — Он легонько встряхнул ее. — Месяц назад три сумасшедших брата Вудс добровольно пришли к вашему отцу и сказали, что хотят завещать ему на исследовательскую работу все свои деньги.
— И он конечно же отказался! — негодующе воскликнула Кей.
— Зато теперь все изменилось! — с ликованием заявил он. — Это четвертый из них — других братьев нет, наследников тоже. Никто не пострадает — мы получим свой институт и воздвигнем памятник, который навеки прославит наши имена!
— Но этот человек здоров! — вскричала Кей. — Он так же нормален, как я!
— Ошибаетесь. Я вижу признаки, которых не видите вы. Он сойдет с ума, как и остальные, — через неделю, через три дня, может быть, раньше, чем ваш отец вернется…
— Вы дьявол! — воскликнула она. — Безумец! Вы бредите…
Вдруг их прервали — зазвенели звонки, захлопали двери, в коридоре замелькали взволнованные санитары.
— В чем дело?
— Три брата Вудс — они исчезли!
— Не может быть! — вскричал Винчинтелли.
— Выпилили окна напильниками из столярной мастерской!
На лбу Винчинтелли вспухли вены, толстые, как черви.
— Бегите за ними! — разъяренно завопил он. — Они должны быть где-то на территории. Включите тревогу в главном здании…
Он совсем забыл про Кей — все еще выкрикивая приказы, он бросился бежать по коридору и дальше, в ночь.
Когда коридор опустел, Кей открыла дверь ванной и быстро расстегнула ремни на Питере Вудсе.
— Вылезайте и одевайтесь, — скомандовала она. — Мы уезжаем… я вывезу вас на своей машине.
— Но мою одежду где-то спрятали.
— Я раздобуду вам одеяло, — сказала она, затем помедлила. — Нет, это не годится: сегодня полицейские будут проверять дороги и подумают, что мы оба психи.
Несколько мгновений они растерянно молчали. Снаружи доносились крики — это беглецов искали по кустам.
— Есть! — воскликнула она. — Ждите, я сейчас!
И опрометью кинулась прямиком к мистеру Керкджону, чья комната была неподалеку. Распахнув дверь, она увидела его — надушенный и безупречно одетый, он причесывался перед зеркалом.
— Мистер Керкджон! — задыхаясь, выпалила Кей. — Раздевайтесь!
— Что? — Когда он понял, по его лицу стала медленно расплываться радостная улыбка.
— Снимайте с себя все и кидайте мне.
— С удовольствием, дорогая, — отозвался он.
Пиджак, жилет, галстук, брюки, туфли, носки — она поймала все это и собрала в одну груду.
— Милая леди, — его рука легла на верхнюю пуговицу комбинезона, который он носил в качестве исподнего, — это счастливейший день моей жизни!
Тихо вскрикнув, Кей захлопнула за собой дверь.
Полчаса спустя, выжав акселератор до предела, они еще неслись по дорогам Нью-Гемпшира сквозь летнюю ночь. Светила луна, и вокруг них раскинулся огромный свободный мир. Питер Вудс глубоко вздохнул.
— Так когда же вы все-таки поняли, что я в здравом уме? — поинтересовался он.
— Не знаю. — Она с притворной скромностью поглядела на звезды. — Наверное, тогда, когда вы предложили мне выйти за вас замуж. Ни одна девушка не поверит, что мужчина, который сделал ей предложение, абсолютно сумасшедший.
— Но вы готовы проявить большую разумность, чем я?
— Нет… милый. — Она поспешно выговорила это слово, которого раньше никогда не произносила. — Я в тисках самого опасного безумия на свете.
— Если уж речь зашла о тисках, — сказал он, — когда доедем до тех деревьев, почему бы нам не остановить машину?
Троих старших братьев Вудс так и не нашли. Однако несколько месяцев назад моих ушей достигли неподтвержденные слухи о том, что голос, раздающийся из динамиков на одной из железнодорожных станций Нью-Йорка, заставляет биржевиков с Уоллстрит вздрагивать и бормотать: «Постойте-ка, где же я его слышал?» Второй брат, Уоллес, по всей видимости, бежал в Южную Америку, где его все хорошо понимают. Что же до самой этой истории, мне поведал ее старший парикмахер магазина «Эликсир»{30} в Скрантоне, Калифорния. Проверьте сами, если хотите, — я имею в виду мужчину высокого роста с несколько овечьим лицом, который держится так, словно знавал лучшие времена.
В центре рассказа «Ну, и что вы сделаете?» молодой врач Билл Харди, «непочтительный», мягко говоря, и с ипохондриками, и с действительно больными. Этой тривиальной романтической истории придает странный, фантастический и чисто киношный характер сочетание медицины, бесшабашности и гангстерской виньетки в финале.
Фицджеральд послал рассказ Гарольду Оберу в августе 1933 года. «Сатердей ивнинг пост», первый публикатор рассказов Фицджеральда на протяжении многих лет, счел его «неудовлетворительным», а «Космополитен» — «легковесным». Редакторам обоих журналов характер мальчика, автора заглавной фразы и любимого персонажа самого Обера, показался неубедительным.
Летом 1936 года Обер предложил переделать рассказ и снова отправить издателям, но Фицджеральд ответил, что «почти не помнит сюжета», и вместо этого послал ему только что законченный «Спасибо за огонек». Сохранившийся машинописный экземпляр «Ну, и что вы сделаете?» принадлежит Попечителям наследственного имущества Фицджеральда.