— Здесь дама, Уош, — сказал Тиб, — а офицер просто не осведомлен о новостях. Он в плену у армии Северной Виргинии{126}.
Капитан Пилгрим смотрел на них недоверчиво; Уош бросил вожжи, и они молча поехали к ферме. Только когда расступилась листва и они увидели два десятка лошадей, которых обихаживали люди в сером, у него забрезжила догадка, что дела обстоят как-то не так — что его сведения на несколько дней устарели.
— Что происходит? — спросил он Уоша. — Армия Ли — здесь?
— А вы не знали? — сказал Тиб. — Ну как же. Там сейчас на кухне Эйб Линкольн моет посуду, а наверху генерал Грант{127} стелет постели.
— А-а-а, — прокряхтел капитан Пилгрим.
— Слушай, Уош, хотел бы я вечером быть в Вашингтоне, когда там расположится Джефф Дэвис{128}. Мятежники-янки недолго резвились.
…А Джози — она всему поверила. Ее мир рушился — и «Парни в синем», и «Союз навеки», и «Мои глаза узрели{129} во славе сошедшего Господа». Глаза у нее наполнились горькими слезами.
— Вы не можете взять моего брата в плен. Ведь он даже не офицер, а врач. Он был ранен при Колд-Харборе{130}…
— А, врач? В зубах, наверное, ничего не понимает?
— Наоборот — это его специальность.
Они подъехали к веранде, и разведчики спешились.
— Так вы зубной врач? — спросил Тиб. — Вот кого мы уже час ищем по всему Мэриленду, моему Мэриленду{131}. Если вы будете так любезны зайти сюда, то, возможно, сумеете выдернуть зуб одному из настоящих Наполеонов, кузену императора Наполеона Третьего{132}.
Капитан Пилгрим предостерег Джози:
— Они шутят, но ты ничего не говори.
— Шутят? Мы нисколько не шутим. Он состоит при штабе генерала Эрли и воет уже целый час, но медики уехали с санитарной каретой, а в штабе никто не умеет рвать зубы.
На веранду вышел штабной офицер и нервно прислушался к далекому треску винтовочных выстрелов; потом перевел взгляд на дрожки.
— Лейтенант, мы нашли зубного специалиста, — сказал Тиб. — Провидение послало его к нам в тыл, и, если Наполеон еще…
— Господи боже! — вскричал лейтенант. — Ведите. Мы уже не знали, забрать его с собой или бросить.
Тут на увитой виноградом веранде перед Джози впервые разыгралась реальная сцена из конфедератской жизни. Внезапный выход действующих лиц: сперва седого мужчины в красивом сером кавалерийском мундире, затем двух помоложе, запихивающих бумаги в брезентовый мешок. Затем — разнообразные офицеры; один с костылем, один в нижней рубашке с золотой генеральской звездой, пришпиленной к перевязанному плечу, еще один, смеющийся как будто бы только что сказанной им самим шутке. Но общее настроение веселым не было: в их усталых глазах Джози видела тень разочарования.
Затем все как один сделали одинаковый жест: увидев ее, повернулись к ней лицом, десяток рук подлетел к полям десятка шляп, и они ей слегка поклонились.
Джози скованно поклонилась в ответ, пытаясь придать лицу выражение некоторой надменности, презрения и укоризны, но ничего этого не удалось, и получилась лишь ответная любезность.
…Минута, и штабные сидели в седлах; адъютант, первым вышедший из дома, задержался у стремени генерала Эрли.
— Вот и хорошо, — сказал генерал.
Он взглянул на город, которым не смог овладеть, на болото, застроенное по воле другого виргинца.
— Приказ остается прежним, — сказал он. — Сообщите Мосби, чтобы каждый час слал мне курьера в Чарльзтаун. Одной батарее конной артиллерии поднять большой шум, пока саперы взрывают мост через Монтгомри-Крик. Вы поняли, майор Чарльзворт?
— Да, сэр.
— Тогда всё. — Он повернулся. — Ах, да. — Щурясь от солнца, он посмотрел на дрожки. — Как я понимаю, вы врач. В доме принц Наполеон. Вырвите ему зуб… или в чем он там нуждается. Эти двое останутся с вами. Окажите ему помощь, и они отпустят вас без обязательства не участвовать в военных действиях.
Потом все заглушил стук копыт и скрип ремней отъезжавшего отряда. Последние всадники армии Северной Виргинии быстро уменьшались вдали, а пятеро еще продолжали стоять на веранде.
— С нами зубной врач для принца Наполеона, — сказал Тиб французу-адъютанту.
— Это очень хорошо! — воскликнул адъютант и повел их в дом. — Он испытывает сильнейшие мучения.
— Доктор — янки, — продолжал Тиб. — Один из нас останется при нем во время операции.
Толстый пациент в дальнем конце комнаты, грубая миниатюра дяди, сотрясателя Европы, со стоном отнял руку ото рта и выпрямился в кресле.
— Операция! — вскричал он. — Mon Dieu![8] Он будет оперировать?
— Он доктор, — сказал Тиб. — Его зовут…
— Пилгрим, — холодно сообщил доктор. — Моя сестра — где она будет ждать?
— Я отведу ее в гостиную, доктор. Уош, ты останешься здесь.
— Мне понадобится горячая вода, — сказал доктор Пилгрим, — и мой саквояж с инструментами, он в повозке.
Принц Наполеон снова застонал.
— Что вы сделаете? Отрежете мою голову от шеи? Как вы знаете, что делать, если даже не увидели? Ah, cette vie barbare![9]
Тиб мягко утешил его.
— Принц Наполеон, этот доктор — зубной специалист. Он не причинит вам вреда.
— Я опытный хирург, — сухо сказал доктор Пилгрим. — А сейчас, сэр, не изволите ли снять шляпу?
Принц снял широкополую белую кордову{133}, венчавшую разномастный наряд, состоящий из серого фрака, французских военных брюк и драгунских сапог.
— Можем ли мы доверять этой медицине, если он янки? Как я могу знать, что он не зарежет насмерть? Он знает, что я гражданин Франции?
— Принц, если он обойдется с вами плохо, здесь на дворе яблони и сколько угодно веревки.
Тиб пошел звать прислугу; потом заглянул в гостиную, где на краешке дивана, набитого конским волосом, сидела испуганная Джози.
— Что вы хотите сделать с моим братом?
Тиб с жалостью посмотрел на хорошенькое несчастное лицо и сказал:
— Ничего плохого мы ему не сделаем. Меня больше беспокоит, что он сейчас сделает с принцем.
Из библиотеки донесся страдальческий вопль.
— Слышите? Это наоборот — ваш брат сейчас будет мучить.
— Вы хотите отправить нас в тюрьму Либби{134}?
— Не надо волноваться, юная леди. Сейчас нам никакие пленники не нужны. Вас задержат здесь, пока ваш брат не управится с принцем. Тогда, как только проедет наш конный дозор, вы с братом продолжите свое путешествие.
Джози успокоилась.
— Я думала, все бои идут на юге, в Виргинии.
— Так и есть. Туда мы и направляемся — это я уже в третий раз забрался с армией на север, в Мэриленд, и, значит, третий раз с ней возвращаюсь.
— А почему мой брат сказал про вас: горилла?
Она впервые посмотрела на него с человеческим интересом.
— Думаю, потому, что я не брился со вчерашнего дня. — Он засмеялся. — К тому же он имел в виду не гориллу, а герилью. Когда речь о янки, направленном в чужой тыл, он разведчик, а когда один из наших, он шпион, и его вешают.
— Всякий солдат не в мундире — шпион, — сказала Джози.
— Это я не в мундире? Посмотрите на мою пряжку. Половина кавалерии Стюарта уже не в тех мундирах, в каких начинали войну. Скажу вам, мисс Пилгрим, четыре года назад я выехал из Линчберга франтом.
Он описал ей, как были одеты в тот день добровольцы. Джози слушала и думала, как это не похоже на ту сцену, когда первые молодые добровольцы садились в поезд в Чилликоте.
— …в виде кушака широкая красная лента из маминого сундука. Одна девушка прочла перед солдатами мое стихотворение.
— О, прочтите стихотворение, — сказала Джози, — я очень хочу послушать.
Тиб подумал.
— Похоже, я забыл его. Помню только: «Холмам твоим, Линчберг{135}, мы скажем: прощайте».
— Красиво.
Джози медленно повторила:
— «Холмам твоим, Линчберг, мы скажем: прощайте». — И забыв, ради чего прощались с Линчбергом молодые люди, добавила: — Очень жалко, что вы забыли остальное.
Из дальней комнаты донесся вопль и попурри из французских ругательств. В двери появилось несчастное лицо французского адъютанта.
— Он вырывал у него не только зуб, но и стоматик. Он его убил, он сделал ему смерть!
Из-за его плеча высунулось другое лицо.
— Слушай, Тиб, янки вынул у него зуб.
— Да? — рассеянно произнес Тиб. В нем снова проснулся вкус к метафорам, и он подумал: «За полчаса янки вынул зуб, а его сестра вынула сердце».
Через минуту Уош снова вбежал в комнату.
— Слушай, Тиб, нам нельзя здесь оставаться. Только что дозор проехал — стреляли назад с седла. Надо уезжать. Этот врач знает, что мы из отряда Мосби.
— Вы уедете без нас? — подозрительно спросил адъютант.
— Да, конечно, — сказал Тиб. — Принц может понаблюдать войну со стороны северян. Мисс Пилгрим, не хочу злоупотреблять вашим положением пленницы, но должен сказать, я никогда не думал, что девушки северянки могут быть такими красивыми.
— Никогда не слышала такой нелепости, — ответила она. Но ей был приятен комплимент, преодолевший линию Мейсона-Диксона{136}.
Тиб заглянул в библиотеку: принц уже настолько оправился, что сидел прямо, пыхтя и отдуваясь.