— Вы так полагаете? Что ж, в кладовой стоит бутылка отличного коньяку. По-вашему, мне добавят сил все эти успокоительные, от которых круглые сутки туман в голове?
Треснула патентованная кофеварка, и стук ножа прекратился.
— Есть я ничего не хочу, — заявил Эммет. — И, пожалуйста, не извиняйтесь. Мы отправим мисс Трейнор за сандвичами. По-настоящему я хочу одного: потушить свою медицинскую карту в касторовом масле и скормить ее доктору Кардиффу.
Мисс Трейнор, пожалела, что у нее нет для него новостей получше, чем известие, полчаса назад полученное по телефону, что сегодня Эльза Халлидей занята до самого вечера, но, возможно, заглянет завтра. Она услышала, как он побрел в гостиную, и тут ее отвлек шум машины, подъехавшей к черному ходу.
Пять минут спустя она поспешила в гостиную; мисс Хэпгуд следовала за ней по пятам.
— В чем дело? — спросил он, сонно подняв голову со спинки кресла.
— Это Маргерилья! — заверещала мисс Хэпгуд. — Она наконец приехала, только от нее так странно пахнет… Знаете…
Он перебил ее, требовательно обратившись к мисс Трейнор:
— Что там такое?
— Ваша служанка пьет, — пояснила та. — Мы заподозрили это еще вчера. Она только что появилась, и с ней какой-то здоровенный парень, тоже пьяный… заснул поперек ее кровати…
— Я попросила ее приготовить ланч! — взвыла мисс Хэпгуд. — И знаете, что она ответила? Я, мол, еще не проголодалась!
— Можно позвонить в полицию, — подвела итог мисс Трейнор. — Или позвать садовников мистера Дейвиса, но я не хотела ничего предпринимать без вашего ведома. Этот парень слишком здоровый, нам с мисс Хэпгуд с ним не справиться.
Эммет встал. Любое развлечение на фоне гнетущего покоя можно было только приветствовать, но, понимая, что до оптимальной боевой формы ему далеко, он включил режим величественного негодования. Затем грозной походкой двинулся на кухню, в эпицентр событий.
Маргерилья — глаза ее смотрели вкривь и вкось, рот был слегка приоткрыт — шатко топталась у плиты, делая что-то загадочное с алюминиевым ковшиком. На пороге ее спальни, смежной с кухней, стоял огромный, атлетического сложения негр. Увидев Эммета, он опустил бутылку и приветственно ухмыльнулся.
— Доброе утро, сэр, мистер Монсен. Взял на себя смелость к вам заглянуть. Я служил у многих людей из кино и подумал…
— А, мистер Монсен! — радостно воскликнула Маргерилья. — Я так и сказала этой вашей сиделке: мол, не приеду вовсе, если он меня не подкинет. Я знала, вы такой хороший человек, что не обидитесь. Тут ведь все равно столько женщин — есть кому за вами присмотреть!
Эммет прошел мимо нее и приблизился к негру.
— Ваша машина там, во дворе?
— Моя, ясное дело. Хлебнете, мистер Монсен?
— Разверните машину носом наружу. Потом идите в комнату Маргерильи и помогите ей вынести вещи.
— Вы же не уволите Маргерилью за такой пустяк, мистер Монсен? А если все-таки уволите, как насчет того, чтобы нанять ме…
— Вон отсюда!
Выражение на лице незваного гостя изменилось; он закупорил бутылку и смерил Эммета взглядом.
— Уж не знаю, годится ли Маргерилье работать в таком доме. Как-то раз один музыкантишка на меня полез, так я…
Эммет шагнул вперед, и негр осекся. Потом отпустил дурацкий смешок, повернулся и вышел из комнаты. Ободренный, Эммет взял Маргерилью под локотки и направил в спальню.
— Через пять минут вас здесь не будет, — сказал он. — Собирайтесь живее.
Она сделала попытку упасть, но он выдвинул ящик комода и опер ее на него. Возвращаясь через кухню, он увидел мисс Трейнор, прислонившуюся к двери буфетной; в руках ее вороненой сталью блеснул револьвер, который она не успела спрятать в складках платья. Тогда он вспомнил смену выражения на лице негра, и удали в нем сразу поубавилось.
— Чей револьвер? — спросил он.
— Ваш.
— Спасибо. Будьте так добры, проследите за Маргерильей.
Из комнаты Маргерильи доносились рыдания и торжественные заверения в адрес ее спутника, который помогал ей укладываться. Дожидаясь, пока снаружи заведется мотор, Эммет присел в кухне на стул, подпер голову рукой и погрузился в размышления, но вскоре услышал, как в буфетной произнесли имя мисс Халлидей. Когда Трейнор явилась к нему с известиями, от его расслабленности не осталось и следа.
— Звонила секретарша мисс Халлидей. Сказала, что та вот-вот выйдет… и скоро будет здесь.
— Где сиделка? — спросил он, вскакивая.
— Вносит в карту новые записи. Я могу помочь?
— Задержите мисс Халлидей внизу! — крикнул он с лестницы.
У себя в спальне он заставил мисс Хэпгуд обтереть его влажным полотенцем и, прилепившись к ней, как рыба-лоцман к акуле, собрал кое-что из одежды.
Возможно, близился важнейший момент в его жизни. Лицо Эльзы на экране цейлонского кинотеатра сказало ему, как глупо с его стороны было ее оставить, — и то же лицо, увиденное на пристани три дня спустя, убедило его в этом еще сильнее. А теперь ему предстояло встретиться с ней наедине — и мямлить, скрывать, увиливать, потому что он сам не знал, что ему уготовано.
Мне приходилось делать вещи и потруднее, угрюмо подумал он.
— Мы с вами уже несколько часов не мерили температуру, — сказала мисс Хэпгуд и, словно желая увеличить этот срок, сломала в руке градусник. Тихий стеклянный хруст сработал как сигнал: Эммет и весь его безупречный костюм мгновенно пропитались потом.
— Скорее подыщите мне что-нибудь другое! — отчаянно воскликнул он. — Она появится с минуты на минуту!
Мисс Хэпгуд еще с надеждой смотрела на две половинки градусника, когда в дверь постучала мисс Трейнор. Услышав сообщение, что гостья внизу, Эммет перепоручил секретарше поиски нового костюма и осторожно переоделся в ванной. Затем спустился на первый этаж.
Эльза Халлидей была брюнетка с ярким теплым румянцем и томными миндалевидными глазами, полными безмолвных обещаний. В последние два года ее карьера в кино росла увереннее, чем у любой другой актрисы, за исключением разве что Присциллы Лейн{198}. Эммет не поцеловал ее — только подошел, взял за руку и посмотрел в лицо, а затем отступил к креслу напротив, думая в эти секунды не столько о ней, сколько о том, удастся ли ему проконтролировать свое капризное потоотделение.
— Ну как ты? — спросила Эльза.
— Гораздо лучше. Не стоит об этом говорить… и думать тоже. Еще пара дней — и снова буду как огурчик.
— Доктор Кардифф считает иначе.
При этих словах его нижняя рубашка немедленно промокла.
— Этот засранец обо мне говорил?
— Он почти ничего не сказал. Только что тебе надо поберечься.
Эммет был одинаково зол на обоих, но сумел повернуть разговор в другое русло.
— Ты в последнее время здорово поработала, Эльза. Я знаю, хотя и отстал на пару фильмов. Я видел тебя в таких залах, где прочесть субтитры могла лишь горстка людей — фактически немое кино, даже хуже, — но глаза и губы зрителей двигались в такт с твоими, и было ясно, что ты их не отпускаешь.
Она смотрела в какую-то неизвестную даль.
— Это романтическая сторона, — сказала она. — Сколько настоящего добра ты можешь принести тем, с кем никогда не встретишься в реальном мире.
— Да, — согласился он.
Конечно, ей лучше бы отучиться говорить такие вещи, подумал Эммет, вспомнив сюжеты «Женщины из Порт-Саида» и «Девушки с вечеринки».
— Дар жизненности, — сказал он через минуту. — Жизненность в красоте — как у тех художников, которые открыли движение там, где не было никакого движения… хотя в то же время появилась перспектива и затмила… — Он понял, что заболтался, и быстро закончил: — Когда мы с тобой были очень близки друг другу, твоя красота меня пугала.
— Когда я говорила о браке, — обронила Эльза, будто очнувшись.
Он с готовностью кивнул.
— Я чувствовал себя как торговец картинами или как те банкиры, которые хотят, чтобы их везде видели с оперными звездами — словно голос можно купить, как граммофонную пластинку.
— Ты очень помог мне с голосом, — сказала Эльза. — У меня и сейчас есть тот граммофон и все записи, и я, может быть, спою в следующем фильме. А твои репродукции Хуана Гриса и Пикассо{199} — я все еще говорю людям, что это подлинники… хотя теперь вкус у меня стал гораздо лучше, и я по секрету получаю сведения о том, какие картины будут цениться. Помню, когда ты заявил мне, что картина может оказаться лучшим вложением, чем браслет…
Она вдруг осеклась.
— Слушай, Эммет, я не за тем сюда пришла, чтобы говорить о прошлом… Наш режиссер заболел, но завтра, наверное, опять начнутся съемки, и я хотела увидеться с тобой, пока можно. Ну, знаешь — наверстать упущенное, так? Откровенно поговорить обо всем — выложить все начистоту…
На этот раз отвлекся Эммет. Он почти не слышал ее: рубашка на нем промокла насквозь, и, опасаясь, что его выдаст темное пятно на воротнике, он застегнул свой легкий пиджак. Потом сосредоточился и стал внимательно слушать.
— Два года — это два года, Эммет, и давай не будем ходить вокруг да около. Твоя помощь и правда была огромна, и я привыкла полагаться на твои советы… но два года…
— Ты замужем? — внезапно спросил он.
— Нет. Не замужем.
Эммет перевел дух.
— Это все, что я хотел знать. Я не ребенок. Наверно, со времени моего отъезда у тебя были романы с половиной голливудских знаменитостей мужского пола.
— Ничего подобного, — ответила она резко. — Это показывает, как мало ты на самом деле меня знаешь. Показывает, как далеко люди могут разойтись.
Мир Эммета зашатался, но он все же выговорил:
— Это может означать, что никого не было. Или — что есть тот, кто тебе дорог…
— Очень дорог. — Ее голос смягчился. — Видит Бог, ужасно говорить тебе это, когда ты болен и, может быть, уходишь… то есть хуже положения для девушки не придумаешь. Но в эти последние три дня я была так занята. Сам знаешь, в нашем бизнесе ты вроде пуфика для ног — распоряжаешься своим временем не больше, чем какая-нибудь продавщица или…