— Собираешься за него замуж? — прервал ее Эммет.
— Да, — ответила она с вызовом. — Но пока не знаю, когда… и не спрашивай, как его зовут, потому что твой врач сказал… потому что у тебя могут быть помутнения… а эти репортеры кого хочешь сведут с ума!
— Ты точно решила это не на прошлой неделе?
— Я решила все еще год тому назад, — уверила его она почти нетерпеливо. — Несколько раз мы чуть было не поехали в Неваду{200}. Там надо ждать всего четыре дня… и каждый раз…
— Он хоть надежный человек? Это ты можешь мне сказать?
— Как скала, — ответила Эльза. — Чтобы я вышла за какого-нибудь пьяницу или жулика? К следующему январю мне светят большие деньги!
Эммет встал — он чувствовал, что подкладка его пиджака вот-вот разделит судьбу рубашки.
— Прошу прощенья, — сказал он.
В буфетной он оперся на раковину: его не держали ноги. Потом постучал в дверь секретарши.
— Избавьтесь от мисс Халлидей! — сказал он, мельком поймав в зеркале отражение своего лица — бледного, хмурого, осунувшегося. — Скажите, что мне плохо… что угодно — главное, чтобы она уехала!
Он не выносил, когда его жалели, — и лицо поднявшейся из-за стола мисс Трейнор показалось ему невыносимым.
— Быстрее! Это часть вашей работы!
— Понимаю, мистер Монсен.
— Я прошу не так уж много, — некстати добавил он. — Но то, что мне требуется, должно быть сделано хорошо.
И вышел — нащупав сначала раковину, потом ручку двери, спинку стула. В мозгу его неумолимо вертелась одна презрительная фраза: «Разве можно уважать человека, если он хватается за стакан, как только что-нибудь пойдет не так?»
Он повернул в кладовую, где стояла бутылка коньяка.
У безрассудного юноши, впервые в жизни отведавшего алкоголя, не возникает желания кого-нибудь убить или поколотить жену; в его душе и теле возникает переполох, и он приходит в бурную ажитацию. Англичанин лезет в гору, ирландец ввязывается в драку, француз бросается танцевать, а наш соотечественник ажитируется (хотя в современных словарях этого слова уже нет).
Так случилось и с непьющим Эмметом: он ажитировался. У него и раньше был жар, а он еще плеснул на него коньяку — и вспыхнувший огонь разгорался, пока он сидел на кровати, а мисс Хэпгуд пыталась освободить его от мокрой насквозь одежды. Внезапно он исчез — и почти столь же внезапно появился из гардеробной в чем-то вроде саронга и с цилиндром на макушке.
— Я царь каннибалов{201}, — сказал он. — Сейчас я пойду в кухню и съем Маргерилью.
— Маргерилья уехала, мистер Монсен.
— Тогда мне придется съесть Карлоса Дейвиса.
Через мгновение он был уже в коридоре и говорил по телефону с дворецким Дейвиса. Если мистер Дейвис дома, не соблаговолит ли он зайти?
Повесив трубку, Эммет ловко увернулся от шприца мисс Хэпгуд.
— Ни в коем случае! — предупредил он. — Я собираюсь играть роль и должен полностью владеть собой. Мне потребуются все мои силы.
Чтобы проверить, как обстоит дело с последним пунктом, он вдруг нагнулся и выломал из перил балясину.
Простота этой операции заворожила его. Он потянулся дальше и выломал еще одну — а потом еще. Это было похоже на тот распространенный кошмар, в котором с гнетущим изумлением вынимаешь изо рта собственные зубы.
Перемещаясь таким образом все ниже, он спустился с лестницы. Одну балясину он держал в руке, намереваясь оглушить ею мистера Дейвиса, как только тот войдет в дверь: это необходимо было сделать, прежде чем освежевать его и съесть.
Однако затем он слегка просчитался. Приблизившись к кухне, он вспомнил о бутылке с коньяком, совершил энергичный маневр, дабы прихватить ее с собой, и в результате временно упокоился на мешке с картошкой под кухонной раковиной — балясина валяется в сторонке, черная шелковая корона съехала набекрень.
По счастью, он не был свидетелем событий, разыгравшихся в следующие несколько минут. Сразу после его падения мисс Трейнор выглянула в залитый сумерками сад и увидела Карлоса Дейвиса, который пересекал его коротким путем с целью проникнуть в дом своего жильца через заднюю дверь. Она тут же шагнула за порог, чтобы перехватить его, и закрыла сетчатую дверь за своей спиной.
— Эгей! Привет, привет! Рад встрече, и все такое. Монсен хотел меня видеть, а я всегда говорю, что больных надо навещать, и все такое.
— Мистер Дейвис, сразу после того, как мистер… Мом… — от волнения она заговорила как мисс Хэпгуд, — позвонил вам, ему позвонили из Нью-Йорка — это был его брат. Мистер Мом просил узнать, нельзя ли ему увидеться с вами позже… или завтра.
Мысленно молясь, чтобы из кухни не раздалось никакого звука, мисс Трейнор услышала, как там упала и медленно покатилась по полу картофелина.
— Конечно, черт побери! — добродушно воскликнул Дейвис. — Сценарий все равно задержали на два дня. Автор запил. Каков подлец!
Он свистнул, затем с восхищением поглядел на мисс Трейнор — обратная версия обычного процесса.
— Как насчет бассейна, когда будет минутка? В смысле, не всегда же вы работаете. В смысле…
— С удовольствием, — сказала мисс Трейнор — и заглушила что-то вроде поднимающегося изнутри стона уверенным сообщением: — Ну вот, он меня зовет.
По лицу Дейвиса проскользнуло озадаченное выражение — потом исчезло. Она облегченно перевела дух.
— Ну ладно, пока. Держите хвост пистолетом, и все такое прочее, — посоветовал он напоследок.
Едва он отошел футов на десять, как она вернулась в кухню. Эммета Монсена там уже не было, но никаких сомнений в том, где он находится, не оставалось, поскольку она услышала треск покидающих перила балясин, звон разбитого стекла — и затем его голос:
— Нет! Сами пейте. Я знаю, что это такое. Это хлоральгидрат… «микки-финн»{202}! Знакомый запах!
Мисс Хэпгуд стояла на лестнице со стаканом в руке, растерянно улыбаясь.
— Пейте! — скомандовал Эммет, не прерывая своих разрушительных действий: он выкидывал извлеченные из перил балясины в сад через разбитое окно. — Когда придет Кардифф, вы у меня все будете лежать рядышком — пусть посмотрит, прежде чем выпить свою порцию! Боже мой! Неужели человеку нельзя помереть спокойно?
Мисс Трейнор включила в холле свет, поскольку сумерки сгущались, и Эммет Монсен посмотрел на нее с неодобрением.
— И еще вы тут со своей улыбкой, как будто она такая неотразимая! Подумаешь, Калифорния! — Название штата сопровождалось продолжительным треском — это пришел в негодность поручень перил второго этажа.
— Я из Новой Англии, мистер Монсен.
— Какая разница! Все равно, выпишите себе чек. И мисс Хэпгуд тоже выпишите — на медицинской карте.
Тут мисс Хэпгуд совершила мужественный поступок: то ли ей, как Жанне д’Арк, было видение, то ли шепнул что-то на ушко пролетевший мимо дух Флоренс Найтингейл.
— Мистер Монсен! Если я это выпью, вы ляжете в постель?
Она с надеждой подняла стакан, который держала в руке.
— Да! — согласился Эммет.
Но едва она поднесла стакан к губам, как Трейнор взлетела по лестнице, наклонила ей руку и вылила лекарство.
— Кому-то же надо дежурить! — воскликнула она.
Вдруг в холле стало тесно от скопления людей. Здесь был доктор Кардифф, громадный сам по себе; здесь была миссис Юинг, пришедшая на свою смену; здесь был садовник Дейвиса с письмом в руке.
— Убирайтесь все! — завопил Эммет. — Включая доктора Гиппократа!
Сжимая в руках деревянные обломки, он поднялся на несколько ступеней и прижался задом к беззубым перилам.
— Я высаживаю его на берег в ближайшем порту. Выпишите ему чек, мисс Хэпгуд. Вы свободны! Я исцелю себя сам! Ну, давайте! Пишите чеки! И проваливайте!
Доктор Кардифф шагнул вверх по лестнице, и Эммет, радостно ощерясь, вскинул свою импровизированную биту.
— Прямо по очкам. Без всяких подкруток — точно и сильно! Надеюсь, глаза застрахованы?
Пока доктор медлил, Эммет доказал свою меткость, разбив небольшой щепкой лампочку в верхнем коридоре.
Затем садовник, человек лет семидесяти, медленно двинулся вверх по ступенькам, протягивая Эммету конверт. Рука Эммета крепче стиснула палку, но бесстрашное лицо старика напомнило ему о его собственном отце.
— От мистера Дейвиса, — ровным голосом сказал садовник. Он сунул письмо сквозь перила второго этажа и повернул обратно.
— Выметайтесь отсюда все, пока целы! — крикнул Эммет. — Не то я сейчас…
Мир завертелся вокруг него, как подвижная панорама…
…и вдруг он понял, что холл пуст. До него не доносилось ни звука. Он простоял на месте еще несколько минут, мучительно пытаясь собраться с мыслями. Затем в последнем приливе энергии прохромал по лестнице вниз, опираясь на балясину, как на трость, и опять прислушался. Где-то далеко хлопнула дверь — завелся мотор, потом другой…
Согнувшись, почти на четвереньках, он снова вскарабкался по ступеням, и наверху его пальцы наткнулись на конверт. Он улегся спиной на пол и вскрыл его.
Мой дорогой мистер Монсен!
Я не представлял себе, в каком состоянии вы находитесь. На моих глазах из окна вылетали палки, и одна из них угодила в меня. Я вынужден просить вас покинуть мою усадьбу завтра до девяти утра.
Эммет сел, свесив ноги с балкона второго этажд сквозь дырки в перилах, прежде занятые балясинами. Вокруг царила мертвая тишина. Ради эксперимента он сбросил вниз последнюю балясину, и по дому раскатилось эхо. Что ж, подумал он, теперь можно и в постельку. Как здесь славно, когда тихо! В доме не осталось ни души — он победил.
Эммет проснулся в полутьме — свет горел лишь внизу, в холле, — но в его полусонном мозгу еще брезжило воспоминание о звуке, который раздался где-то в недрах темного дома и разбудил его. Он лежал тихо; судя по венчику луны за окном, время было уже позднее, между полуночью и двумя часами.