Этим представление не завершается. Ящерица, почерневшая с головы до ног, чувствует себя, как я погляжу, не очень хорошо. Она валится на бок, желтые яйца вокруг вибрируют и одно за другим начинают проклевываться. Из них вылупляются, вопреки ожиданию, не маленькие рептилии, а черные паучки с желтыми пятнышками на животе. Они карабкаются на свою злосчастную родительницу в таком количестве, что ее саму уже не разглядеть.
Меня охватывает ужас. Не выношу пауков!
Я бы пустилась наутек, но тело, оказывается, не повинуется. Лежу на мху и не могу пальцем пошевелить. Хочется закрыть глаза, чтобы не видеть, как ящерицу пожирают заживо, но даже это не получается. Закричать и то не могу, из глотки не вырывается ни звука.
Завершив трапезу, пауки дружно расползаются от белого скелета несчастной рептилии. Их можно принять за один организм, настолько слаженно они движутся. Кажется, они унюхали кого-то еще. У меня волосы начинают шевелиться: я понимаю, что их новая добыча – я.
Пауки ползут ко мне.
Черная паучья волна достигает моего плеча. Пауки тысячами лезут мне на грудь, собираются на шее и на лице, подбираются к ноздрям, щекочут мочки ушей.
Я бы вскочила, закричала, бросилась к водоему и плюхнулась в него, чтобы избавиться от этой напасти, но меня парализовал страх.
Пауки начинают кусаться. Первым смельчакам подражают другие. В небывалом ужасе я чувствую, как они атакуют нежную мочку моего уха.
Сейчас они со мной разделаются, как с ящерицей!
От источника доносится бульканье. На воде вздуваются пузыри, того и гляди ударит гейзер. Вода поднимается и быстро доходит до мха. Через несколько секунд под воду уходит одна моя рука. Вода переливается через мои плечи, доходит до подбородка, все больше сокращая занятую пауками сухую территорию. Даже пальцем не пошевелив, я оказываюсь полностью захлестнутой. Черно-желтые паразиты исчезают, словно их и не было.
Но мое облегчение недолговечно.
Я тяжелая, как булыжник, и неподвижно лежу на дне разлившегося водоема. Все звуки доносятся до меня, как сквозь слой ваты. Я пытаюсь задерживать дыхание, но от этого мало толку. Лежа в полном оцепенении, я боюсь все больше и больше.
Через минуту у меня не остается другого выхода, кроме как вздохнуть.
Вода устремляется мне в рот и в ноздри, и я не в силах этому воспротивиться.
Легкие наполняются водой.
Я захлебываюсь.
Резкое пробуждение.
Первый рефлекс – задышать, как тонущий, вынырнувший на поверхность. Я лежу вытянувшись, понимая, что все увиденное только галлюцинация. Но эту мысль прогоняет рой противоречивых чувств.
Мне холодно. По коже бегают густые стаи мурашек. Я забыла, что значит мерзнуть.
А теперь мне жарко. Казалось бы, руны не должны этого допустить, тем не менее мне до того жарко, что голова превращается в теплоэлектростанцию. Мозг того и гляди вскипит.
Ускоренно бьется сердце. В жилах бежит уже не кровь, перебирают лапками пауки. Вот куда они спрятались, когда поднялась вода! Залезли в меня и теперь пожирают изнутри! Копошатся в желудке, в легких, в кишках…
Лоб в сильной испарине, на глаза стекает пот. Затопившая меня только что вода из источника изливается через поры.
Нет, ничего подобного!
Совсем забыла.
Все это мне приснилось.
Вернется ли змея?
А пауки?
Никак не могу отделить реальное от воображаемого. Действительно ли я валяюсь с кровоточащей ногой? Или я – спящая в долине и вот-вот испущу дух? Уж не про меня ли сочинил свое стихотворение Рембо?
Похоже, я нахожусь одновременно и вне собственного тела, и в нем, взаперти. Я даже вижу саму себя, лежащую во мху.
Я больна. Не иначе, вода в источнике ядовитая.
И что с того? Ведь я ее не пила. Я только в ней побывала.
Или она вливалась мне в рот литр за литром?
Мое ложе – мягкий зеленый мох. Влажный матрас, мокрая подушка. Я тону. Цветущий мох обрамляет мое лицо венком лепестков.
Он у ручья остался отдохнуть.
И сон его никто не потревожит,
И облака вершат над ним свой путь…
Опрокинувшийся надо мной звездный купол вибрирует, я слышу мелодию, струнную симфонию. Молитва смычков прерывается белой вспышкой, потом звучит с прежней силой.
Движение слева заставляет меня обернуться.
На листике в нескольких сантиметрах от меня появился богомол. Сложив надкрылья, он укоризненно рассматривает меня через зеленые очки. Сейчас мне прочтут нотацию. Звездную мелодию нарушает сердитый голос:
– Похоже, я вовремя.
Не пойму, о чем речь. Наверное, меня ждет взбучка за нерадивость, а все потому, что у меня не было времени на подготовку. Что-то бормочу в свое оправдание.
Я забыла тему изложения. Это все тигр, он сожрал мою тетрадку, а потом…
– Молчи. Ты бредишь, – обрывает меня богомол. – У тебя жар.
И тут меня хватает за подбородок железная рука.
Я понимаю, что рядом кто-то есть. Кто-то силой заставляет меня смотреть в небо, а не на богомола.
Надо мной парит белая тень.
Не могу разглядеть, кто это. Перед глазами плывет. Никак не сфокусирую взгляд, как будто глаза больше не соединены с мозгом.
Мне в рот льется какая-то жидкость.
Меня охватывает паника.
Я отплевываюсь.
Снова утонуть? Ну уж нет!
Но у белой тени собственные соображения. Она сжимает мне ладонью рот, заставляя глотать. Я повинуюсь. Жидкость затекает мне в глотку, но я не захлебываюсь.
Когда пальцы перестают сжимать мне рот, я пытаюсь их укусить, но зубы лязгают в пустоте.
Мимо!
Я прислушиваюсь, но звездная музыка стихла. Я поворачиваюсь к богомолу – хоть какое-то утешение. Но богомол тоже пропал. Я реву в три ручья, впав в глубокое отчаяние.
Даже богомол меня бросил. Меня все бросили: Маргуль, Сафр, Эликс, Элифас, квагга и та сбежала. Никто меня не любит, никто не хочет поддержать.
– Болтаешь невесть что, – не соглашается голос из белой тени.
Дружеский, даже ласковый голос, без намека на враждебность.
– Не сопротивляйся забытью, поспи. Я тебя посторожу.
Эта фраза действует как спусковой механизм. Мое сознание тут же начинает плыть, ложе из мха углубляется, я нежусь в зеленом гамаке. Вдох-другой – и все становится черно.
В этот раз пробуждение происходит в несколько приемов. Мое тело – как пляж после шторма: обновленное и одновременно чужое. Боль поработала надо мной, как ветер и волны, рушащие дюны. Я себя больше не узнаю. Необходимо снова вступить во владение собой.
Как ни силюсь вспомнить случившееся, ничего не выходит. То немногое, что всплывает в памяти, пугает. Неужели я до такой степени потеряла голову? Не сказать, что у меня шарики зашли за ролики, но осторожность не помешает. Боюсь снова начать бредить.
Я проверяю свою чувствительность. Все суставы болят. Слабее всего отзывается раненая левая нога – совсем затекла.
Она по крайней мере еще при мне?
Пытаюсь вообразить невообразимый ужас: себя одноногую.
Распахнув глаза, я резко сажусь и тяну шею, чтобы бесстрашно взглянуть, что там.
Обе ноги на месте, вытянуты, и ступни целехонькие.
Повязка из джинсовой ткани валяется во мху неподалеку.
Кто тут?..
Мое внимание привлекает какое-то движение.
Тут кто-то есть.
Я поднимаю глаза на незнакомца, как будто ждущего моего возвращения в компанию живых. Узнаю человека-ворона и невольно вскрикиваю:
– Ты!..
Человек-ворон церемонно кланяется. Одет он так же, как в моем сне: белый халат и шаровары под белым кафтаном, опаловые волосы, мертвенно-бледная кожа, бесцветная радужка. Он смотрит на меня с горделивой улыбкой. Обещал меня не бросать – и выполнил обещание.
– Как самочувствие?
Я молча на него смотрю, боясь, что это опять галлюцинация. Приснившийся мне чародей прорвался в реальность. Хорошо ли это?
Снова изучаю ногу. Раны накрыты широкими зелеными листьями, их надежно держит на месте выстиранный бинт. Боль почти не чувствуется.
– Что ты со мной сделал?
Это прозвучало осуждающе, и мне становится стыдно. Ни приветствия, ни благодарности. Скорее нападение, чем защита, но я ничего не могу с собой поделать. Ему, правда, хоть бы что. Улыбнувшись, он объясняет:
– Я продезинфицировал тебе раны растительным соком и напоил микстурой, жаропонижающей с противовоспалительным эффектом. У пустынного тигра ядовитые когти.
– Откуда ты знаешь, кто на меня напал? Тебя там не было.
И опять я себя упрекаю: почему я такая несговорчивая?
Чародей поднимает голову и указывает на скалу позади нас.
– Тигр тебя ищет. Он еще не сталкивался с такой хитрой и юркой добычей. Он раздразнен твоим бегством.
Меня подмывает бросить ему новый вопрос, но он меня опережает:
– На то я и чародей. Я способен влезть в шкуру любого живого существа, достаточно просто сосредоточиться.
Трогаю раненую ногу. Повязка тугая, чистая, наложена профессионально. Я облегченно перевожу дух и зарываю топор войны.
– Спасибо.
Он опять улыбается.
– Рад тебе помочь.
Удивление первых минут прошло, теперь меня переполняет любопытство.
– Ты настоящий? Ты мне не снишься?
Он кивает.
– В чем дело, почему такая перемена?
– Влияние Гразиэля в этой зоне пропало несколько часов назад. Это позволило мне определить твое местонахождение – и вот я здесь.
– Выходит, Страж снов…
При этих словах его лицо еще больше проясняется.
– Так это ты? Ты поборола Стража снов Гразиэля?
Я отвешиваю поклон, копируя его фирменный утвердительный кивок.
– Я забросила в доспехи угли. Поджарила эту гадость!
Впервые он улыбается мне со всей искренностью. Это уже не снисходительная ухмылка, обращенная к юной глупышке, а настоящая улыбка, обнажающая зубы. Признаться, от этого мне даже делается страшновато.
– Что это с тобой?
– Благодарю, – важно произносит он. – Внутри доспехов находился мой друг. Я рад, что ты наконец даровала ему покой.