– Ваша дочь сделала хороший выбор. Вот увидите, она не разочаруется, – разглагольствует продавец. – Хотя дети в этом возрасте бывают капризными. У меня пять дочерей, я знаю, о чем говорю…
Наконец, Ваишали сдается, снимает одно из своих многочисленных колец и протягивает продавцу.
– Я беру животное, – сухо говорит она.
Чесночный внимательно разглядывает кольцо и восторженно присвистывает.
– Многовато! За это кольцо вы могли бы скупить полрынка. Не уверен, что…
– Берите кольцо и давайте чертову клетку! – приказывает ему Виашали.
Продавец больше не спорит и отдает ей клетку. Я буквально кидаюсь на Виашали, умоляя ее открыть.
– Не сейчас! – сердито останавливает она меня. – Иди за мной!
Она идет широким шагом, неся клетку с пантерой как пушинку. Я тороплюсь за ней, не столько из нежелания перечить, сколько чтобы не терять из виду Сию. Мы быстро покидаем рынок и штурмуем извилистые улочки. Я ничего не вижу и не слышу, потому что сосредоточена на пантере, удерживающей равновесие внутри болтающейся клетки. За Нижним городом, перед кварталом богачей, длинноволосая колдунья сердито ставит клетку на землю. Я сдерживаю раздраженный рык, не зная, кто испытывает прорывающиеся в рычании чувства – я сама или Сия.
– Теперь изволь объясниться! – требует моя подруга.
Но я лишилась дара речи. Я в таком состоянии, что способна, кажется, только мяукать. Я кидаюсь к клетке и распахиваю дверцу. Ваишали пытается заставить меня снова ее закрыть. Я встречаю ее угрожающим взглядом и рычанием в унисон с пантерой. Женщина отшатывается, широко раскрыв испуганные глаза и зажав ладонью рот, чтобы не закричать.
Я освобождаю Сию и раскрываю ей объятия. Она выскакивает из клетки и кидается мне на грудь, царапая плечи до крови.
Когти острые.
Но я не чувствую боли, настолько счастлива.
Мы тремся лбами и в восторге урчим.
Наконец-то мы воссоединились.
Наверное, прошло немало времени. Знакомое покашливание заставляет нас обернуться.
Перед нами стоит человек в одних штанах, с мокрыми волосами, с белоснежной кожей. Его голый торс блестит в темноте.
– Мои сестры? – спрашивает он осторожно. – Идемте со мной. Скорее!
Мы бежим за ним в дом Элифаса, вбегаем в холл. За нами захлопывается дверь. Нас охватывает страх замкнутого пространства, но голос Жоло звучит успокаивающе.
Мы урчим в знак доверия и позволяем ему отвести нас в большую комнату, полную разнообразных запахов: мертвых животных, ржавого железа, древесины. Нам кажется, что мы здесь не впервые, но уверенности нет. Мы долго озираемся, потом укладываемся на коврик. Обоняние подсказывает нам, что это буйволиная шкура, наше тело принимает удобную позу.
– Есть! – просим мы на человеческом языке.
– Сейчас, – отвечает у двери услужливый голос.
На нас смотрят люди. Одна из них – знакомая нам Ваишали, та, из зеркала. В нашей памяти мелькают картины: корабль, красная комната, большая книга с рунами. Белый мужчина – Жоло. Он смотрит на нас, по-птичьи склонив голову набок. Птиц приходится опасаться, вечно они воруют у нас мясо, готовы рвать его прямо из пасти. Попробуй, поймай такое… пернатое. Если и поймаешь, то толку мало: есть там почти ничего, а от перьев болит живот. В общем, в птицах нет ничего хорошего.
Голос человека-птицы возвращает нас к действительности:
– То, что вы сейчас переживаете, недолговечно. Скоро ваше слияние кончится, каждая опять обретет собственное тело и собственные мысли. Вы меня понимаете?
Мы молчим, не зная, что ответить. От входной двери доносятся шаги. Мы напрягаем слух.
Возвращается тот, кто обещал принести еду. В руках у него тарелка с кровоточащим мясом.
Мясо! Мы набрасываемся на угощение.
До чего вкусно!
Мы расправляемся с мясом в считаные секунды. Насытившись, мы удобно укладываемся на ковре из буйволиной кожи и засыпаем.
Медленное пробуждение.
Ко мне вернулось мое сознание, хотя отчасти я еще Сия. Та просыпается одновременно со мной, но лежит неподвижно. Брюхо набито, ей спокойно и хорошо, почему бы не продлить этот момент? Во сне она прижималась ко мне, заимствуя мое тепло, как я заимствовала ее.
Я открываю глаза.
Рядом дремлет в кресле Жоло. Карасу, его оори, сидит на спинке кресла и таращится на меня не мигая. Жоло похож на свою птицу даже во сне: крючковатый нос, волосы-перья. Мне приходят на память его слова: человек и животное обмениваются кое-какими свойствами. Изменюсь ли я, чтобы походить на Сию?
«Тебя это беспокоит?» – спрашивает голос у меня в голове.
Среди своих мыслей я различаю шепот пантеры. Ей тоже лучше, события этой ночи не очень ее тронули. Беззвучно отвечаю, что меня беспокоило бы, если бы она была не пантерой, а свиньей или коровой. Впрочем, как можно счесть ее некрасивой? Она прекраснейшее на свете существо!
Сия наслаждается моими похвалами, валяясь на спине. Я поглаживаю светло-желтую шерстку у нее на брюхе. Она долго жмурится, потом, зевая, вытягивается во всю длину. У нее впечатляющие клыки. Она садится и опять смотрит мне в глаза. «Я стану белой-белой, как ворон?» Мысленно отвечаю ей, что это грозит нам обеим. «Это помешает охоте», – сетует она.
Сия еще разок потягивается и приступает к туалету, начав с задних лап. Внезапно обе мы чувствуем острую боль. Я подношу к глазам руку, потом до меня доходит, что больно не мне, а ей. Заноза в лапе никуда не делась. Хватаю ее лапу, быстро нахожу занозу и осторожно вынимаю. Боль сразу стихает.
Сия продолжает умываться, я решаю последовать ее примеру и неслышно, не скрипнув ни одной половицей, поднимаюсь на второй этаж. Я стала человеком-кошкой? Теперь я гораздо острее, чем раньше, чувствую запахи. Доказательство? Проходя мимо дверей, я могу точно определить, кто за какой спит. В конце коридора я останавливаюсь у приоткрытой двери милой комнатушки. Она предназначена мне, на кровати мой рюкзак.
Долой букет свежих цветов на комоде! Я выставляю его в коридор и закрываю дверь. Опрятная комната залита утренним светом, просачивающимся сквозь жалюзи на узком окне. У меня собственная ванная комната с большой ванной! Этой роскоши я не могла себе позволить очень долго – уже не вспомню, сколько именно. Я отворачиваю кран и раздеваюсь у кровати. Оказывается, все это время на мне был черный кафтан – а я и не замечала. На моей собственной одежде осталась пыль пустыни. Стягиваю рубаху Элифаса, майку, джинсы с обрубленными штанинами. Ноги у меня такие грязные, что я испытываю стыд; вот что значит отдать свою обувь саблезубому тигру! Раздевшись догола, я изучаю себя в стоящем на комоде зеркале. Волосы выгорели, теперь я блондинка. Кожа заметно побелела. Я никогда не была особенно загорелой, но чтобы так!.. На плечах следы от когтей с запекшейся кровью. Я смутно помню боль. Замечаю еще одну перемену, заставляющую меня покраснеть: грудь! Наконец-то появилась! Не знаю, радоваться или огорчаться этому. Это одно из многих изменений. Его последствия, в отличие от последствий статуса чародейки, мне по крайней мере ясны.
Я с наслаждением погружаюсь в теплую воду. Какое блаженство! Хватаю мыло и ожесточенно тру свою полупрозрачную кожу. Образуется бурая пена. Я с ног до головы покрыта пылью пустыни. Теперь понятно, почему люди бегут в города. Здесь хотя бы нет песчаных червей и необозримых пространств гонимого ветром песка.
Выбираюсь из ванны и заворачиваюсь в большое полотенце. Одежды, оставленной мной в комнате, больше нет, вместо нее на кровати лежат толстые облегающие штаны, как у Элифаса, рубашка одного со штанами цвета охры, ботинки и нижнее белье из моего рюкзака – выстиранное и уже сухое. Горничная здесь под стать Жому: умелая и скромная. Кроме прочего, она сообразила, что мне не нужно платье. В отличие от Ваишали, прекрасно выглядящей в своем наряде принцессы, я себя в таком совершенно не представляю.
Завязываю шнурки, когда в голове раздается сирена тревоги. Я срываюсь с места и несусь вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.
Я влетаю в гостиную.
Жоло след простыл. Сия, впившаяся когтями в спинку кресла, рычит на двух догронов.
«ВРАГИ!» – кричит во мне ее внутренний голос.
– Нет, это друзья! – возражаю я.
Это наше первое расхождение. Я очень люблю догронов, но, глядя на них глазами пантеры, понимаю ее испуг. Это хищники втрое крупнее ее. У них клыки и когти охотников, от них разит свежей кровью, в горле у них клокочет огонь, как в жерле действующего вулкана.
Таких нетрудно испугаться.
– Микилитси! – грохочет грозный Сафр. – Откуда здесь этот пусинуилак? Почему от него пахнет тобой?
– Потому что она – это я, – отвечаю я, словно это само собой разумеется.
Не спуская глаз с догронов, медленно перевожу наш разговор Сие.
– Как ворон твоего брата? – спрашивает Маргуль.
– Да, это моя оори, – подтверждаю я.
Я опускаюсь на диван и поднимаю руку. Пантера спускается со спинки кресла и с видом собственницы кладет мне на колени передние лапы.
– Здесь многовато нерсут. Твое счастье, что у меня полон наак. – И Сафр плюхается в кресло, со смехом хлопая себя по набитому брюху.
– Охота удалась? Трудностей не возникло?
Маргуль улыбается во всю пасть.
– Еще как удалась! Императорский лес лучше всех! Это было даже слишком легко. Поохотишься в следующий раз с нами?
– Зачем?
Маргуль показывает на Сию, следящую за ним с притворным безразличием.
– Пусинуилак – прекрасные загонщики. Их боятся многие животные. Если к тебе перешел ее инстинкт, мне не терпится это увидеть.
«Мне тоже», – слышу я голос Сии.
Предложение догрона мне по душе. Самой любопытно, что со мной будет через неделю. Хотелось бы хотя бы остаться в живых… Я соглашаюсь, рассудив, что риск невелик.
Комната постепенно заполняется. Первой входит Ваишали. При виде Сии, сидящей у меня на коленях, она краснеет и рассыпается в извинениях, объясняя, что эта особенность чародеев была ей неведома. Ей так не по себе, что на глазах у нее появляются слезы. Если бы она знала, как я рискую, она не потащила бы меня в город. Смотрю на нее с удивлением. О каком риске речь? Случившееся совершенно невозможно было предугадать. Я успокаиваю ее, доказывая, что она совершенно ни при чем.