- А долго я спал? – хриплым голосом спросил он.
- Неделю. Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит?
Ваня сморщился, пытаясь сесть, облокотившись на спинку на кровати.
- Болит везде понемногу. Я смутно помню, что произошло.
- Это последствия сотрясения, - затараторила я, - ты спас меня. Снова спас мне жизнь!
- Анна … - он пытался перебить меня, но я ничего не слышала.
- Мы переходили дорогу, и тебя сбила машина, ты оттолкнул меня…
- Анна! – резко сказал он, и я замолчала, - я ног не чувствую.
Холодок страха прошелся по моей спине.
- Я сейчас позову врача, не беспокойся…
Я быстро вышла и опрометью побежала к постовой сестре, объясняя, что произошло. На самом деле я знала. «Шестой и седьмой позвонки повреждены», - голос врача стоял в моей голове,- « нам еще неизвестны полные последствия». Это паралич. Оставалось только выяснить, он не может шевелить пальцам? Или коленом? Или парализован до пояса?
В палату меня уже не пустили. Целая бригада врачей задавала Ване вопросы, проводя исследования, я снова мерила шагами коридор, кусая ногти. Спустя час постепенно люди в белых халатах начали выходить из палаты. Практически последним вышел его лечащий врач. Я сразу подбежала к нему:
- Что с ним?
- К сожалению, наши худшие подозрения подтвердились, местами чувствительность сохранилась в верхней части бедра, но самостоятельно передвигаться он не может, - медленно, растягивая слова, доктор подписывал Ивану инвалидность.
- Но с этим можно что-нибудь сделать? Это можно вылечить? – я готова была схватить его за грудки и трясти, чтобы он говорил быстрее.
- Надежда, безусловно, есть, возможно, хороший курс физиотерапии, регулярные занятия физкультурой принесут свои положительные результаты.
«Возможно», - я отвела глаза в сторону…
- Ему сейчас очень нужна ваша поддержка, отправляйтесь к нему.
«Поддержка…»
Что можно сказать молодому и красивому человеку, который вынужден передвигаться в инвалидном кресле? Скажи «спасибо», что живой? Зато у тебя руки есть?
Я не могла пойти к нему. В тот момент не могла. Я стояла под дверью около получаса, продумывая ободряющий монолог, чтобы не заплакать при нем. Ему ведь еще хуже. И я во всем виновата. Я сделала шаг вперед, дверь со скрипом отворилась, он сразу посмотрел на меня. Холодный, стеклянный взгляд. Совершенно непроницаемое выражение лица.
- Ты знаешь уже? – спросил он меня ровным низким голосом.
- Да, - ответила я, присаживаясь на краешек кровати. – Вань, у нас есть надежда, врач сказал, что можно все исправить. Мы справимся…
Я говорила, но он меня не слушал. Он молчал. Молчал и смотрел в сторону, потом тихо сказал:
- Я хочу побыть один.
Он даже не посмотрел на меня при этом. Я понимала, что подобные проблемы все переживают по-разному, кто- то плачет навзрыд на плече у друга, а кому- то хочется побыть одному. Но он не просто просил меня уйти, он забаррикадировался от меня, отстранился, как будто я для него чужой человек.
- Хорошо, - сказала я, глотая слезы. – Я приду завтра.
Встала и медленно пошла к выходу, понимая, что уже никогда не будет так, как прежде. Закрывая, за собой дверь, я прощалась с прошлым, пытаясь представить каково это потерять свпособность ходить? Но ведь оставалась надежда, нельзя было падать духом. Да, мы не будем прежними, нам обоим придется через многое пройти, но мы все выдержим. Просто надо найти подходящие слова, вдохновить его, дать ему силы. Я понимала, что уже ничего не вернуть, но и сдаваться я не собиралась. Мне тоже необходимо было побыть одной. Его жизни ничего не угрожало, и у меня будет целая ночь на то, чтобы принять новые обстоятельства. Не смириться. Нет. Настроиться на борьбу. Борьбу до победного конца. Я быстрым шагом шла по длинному коридору больницы, смахивая на ходу слезы и кусая губы от злости, которая питала меня силами. Злости на иронию судьбы. Ведь я молила Бога, чтобы он жил. Я получила, чего хотела. Спасибо.
Ни на следующий день, ни через два дня ситуация не изменилась. Иван выгонял меня почти сразу, как я приходила. Никаких обвинений. Никаких разговоров. Тихая просьба об уединении превращалась в резкое и грубое выпроваживание меня из палаты. Я терялась. Я не понимала, что мне делать. Я хотела заставить его поговорить со мной, но не решалась на него давить. Думая, что у нас для этого еще много времени. Как же я ошибалась…
========== Глава 39 ==========
На четвертый день после ужасной постановки полного диагноза я уже не так уверенно шагала по белому коридору, держа в руках пакет с фруктами. Сделав глубокий вдох перед дверью его палаты, я ее отворила, но комната оказалась пуста. Я подумала, что Ивана перевели из палаты интенсивной терапии в обычную, и направилась на поиски постовой медсестры, которой не оказалось на отведенном для ее работы месте.
Первым на глаза мне попался его лечащий врач.
- Здравствуйте, - мне было тяжело дышать, я запыхалась от быстрого шага и нервозного состояния, - я по поводу Ивана Давыдова, его перевели, да? Куда?
- Нет, - медленно протянул врач. - Сегодня утром он выписался.
- Что значит выписался? – я часто заморгала, не веря своим ушам.
- Под свою ответственность. Выписался и уехал.
- Вы смеетесь? Он сам еще даже в инвалидное кресло сесть не может, как он мог уехать?
- Рядом с ним был медбрат или друг, в общем, справились они без проблем, - сказал врач, глядя на наручные часы, - около трех часов назад. Мне пора работать, извините.
Я смотрела на удаляющуюся фигуру врача в белом халате, соображая, что происходит. Когда он запланировал переезд? И как мог его организовать за столь короткий срок? Он всего-то четыре дня назад в себя пришел. «Друг или медбрат», - подумала я и побежала за врачом.
- Скажите, - я забыла имя доктора и панибратски схватила его за руку, пытаясь остановить, - этот медбрат, какого у него цвета волосы?
- Блондин, вроде, - медленно проговорил врач, - высокий с кудрями.
- Спасибо, - ответила я и начала быстро набирать номер телефона Бориса.
Но он не брал трубку, я сделала уже по большей мере семь или восемь звонков, но только длинные гудки слышались в ответ. Я не знала, где он живет, только где работает, но какие гарантии, что он сегодня пойдет на работу…
***
Опустошенная, я зашла в свою квартиру. Тишина давила на мои уши, заставляя схватиться за голову, запуская пальцы в волосы. Невыносимо. Я совершенно не понимала, как мне жить дальше. Полная неизвестность. Осознание внезапного одиночества душило меня. И только одно крутилось у меня в уме: «Он ненавидит меня за то, что я искалечила его жизнь».
Мне удалось найти Бориса возле его работы, он как раз поднимался по ступеням, направляясь в банк, когда я его окликнула. Но наш разговор не пролил ни капли истины на происходящее.
На автопилоте я взялась за уборку. Помыла руками посуду, пренебрегая посудомоечной машиной: монотонная рутинная работа заставляла хоть как- то двигаться мое тело. Но мозг не мог найти покоя, я прокручивала в голове разговор с Борей снова и снова, чтобы найти хоть какую- нибудь подсказку.
- Где он?
- Анна, я…
- Где он? Ведь ты знаешь, да? Он не мог организовать свой переезд сам. Ты помогал ему.
- Я не могу сказать, - несчастные, полные жалости и страдания карие глаза смотрели на меня в упор.
- Что? – как от удара я отступила на шаг назад.
- Я ему обещал.
- Как ты мог ему такое обещать? Почему он сбежал от меня?
- Он сказал, что когда-нибудь ты поймешь…
Я смотрела на него и ненавидела. В его руках была вся моя жизнь, а он не собирался мне помогать.
- Когда-то мне казалось, что я тебе не безразлична, - я взяла в руки свое самое последнее оружие, - так вот, если ты еще хоть что-то ко мне чувствуешь, хоть что- то еще испытываешь, ты не позволишь мне так страдать. Ты скажешь мне, где он.
Я знала, что причиняю ему адскую боль. Я понимала, что разрываю его сердце между безгранично- преданной дружбой и чувствами ко мне. Я знала, что он в меня влюблен. Мне об этом говорили, и я всегда это чувствовала. И именно это я обернула против него в ту минуту. С невероятной жестокостью я причиняла ему боль, но мне было намного- намного больнее.
- Молчишь? – я отступила на два шага назад. Слезы полились по щекам. Я понимала, что проиграла, - ненавижу тебя, - прошипела я и ушла быстрым шагом, и, шмыгая носом, направилась в сторону, услышав себе вдогонку:
- Анна, прости…
Но я даже не обернулась.
Я встрепенулась от нахлынувших воспоминаний, часто заморгала, сделал глубокий вдох и продолжила уборку. Не надев резиновых перчаток, я натирала плиту. Химическое средство разъедало мою кожу, но это было ничто в сравнении с кислотой, обжигающей мое сердце.
Я сжимала в руках губку и смотрела на розовую пену, выступающую между моими пальцами, резкий запах хлорки перенес мои воспоминания в больницу, я помнила то счастье, которое испытала, когда Иван пришел в себя. И как мимолетны были эти минуты. «Привет, малыш», - вспомнила я и снова заплакала. Он бросил меня. Он меня ненавидит. Он даже не захотел дать мне шанс разделить его трагедию с ним, он выгнал меня, как только узнал о диагнозе. Как мне жить с этим дальше? Как жить и понимать, что из-за меня самый любимый и дорогой мне человек прикован к инвалидному креслу?
Пронзительный дверной звонок раздался по всей квартире, наспех вытерев руки тряпкой, я побежала к двери, вдруг это он? Но я ошибалась. Курьер транспортной компании принес мне картонный объемный конверт. Я даже не пыталась скрыть свое разочарование, наспех расписалась за получение и уже собиралась закрыть входную дверь, как услышала голос Бориса: