Был и другой вариант – потусить с похожими на меня родителями, которые хотя бы на прогулке хотят немного отвлечься от бутылочек, колобков и лисичек и обсудить что-то трезвое, взрослое, обыденное. Но тут меня ждала другая засада: жалобы на совсем не вовлеченных в семью мужей, на скуку и однообразие жизни, на свекровь, которая вечно недовольна, на ребенка, который так и не может толком читать, а скоро детский сад (не школа, да, а детский сад). Получилось, что и здесь мне нечего особенно сказать, да и не хотелось погружать чужих людей в свои личные проблемы. Такой сеанс психоанализа мне бы точно на пользу не пошел.
Решила я эту проблему частично – я стала выбирать для прогулок маленькие площадки и время, когда там не так много людей. Чтобы и поиграть Мишке было с кем, и мне не особенно оказываться в родительской толпе. А вот родители мои, когда приезжали к внукам, обожали возиться с ними на площадке – особенно дедушка. Ему было и весело, и задорно, и естественно. Так может, все дело в возрасте? Когда ты молод и детство было относительно недалеко, как-то неловко вдруг к нему стремительно возвращаться, будто откатываться назад. А уже в почтенном возрасте будто хочется откатиться, вспомнить себя маленьким и со всей искренностью побежать с внуками на горку? Не знаю, поглядим, как у меня будут складываться отношения с внуками.
А пока жизнь продолжалась, и уже выросшие из песочницы дети все равно время от времени погружали меня в детские тусовки. Вот возьмем такой прекрасный день в году, как день рождения ребенка. До каких лет мы считаем эту дату детским праздником, а? Есть на этот счет какие-то правила? Важно ли годовалому малышу осознавать, что к нему на день рождения пришли его друганы – такие же годовалые малыши, и вместе они поедают праздничное фруктовое пюре?
Я все время напоминала себе о том, что все, что я делаю, ребенок запомнит и будет потом вспоминать – с приятным ощущением на душе или не очень. Но все ли дети запоминают? Мой любимый пример в этом смысле – наша поездка в Иорданию на новогодние праздники, когда детям было шесть лет и три года. Мы там и интересную еду ели, и шатались по ночной Петре, и ходили по красной пустыне, и гоняли с чаи с бедуинами. И вот все эти годы я, вспоминая об этом путешествии, спрашиваю Гришу, например: «А помнишь, как тебя папа носил на шее, когда мы в Петру ездили?» Какая там Петра, Гриша вообще ничего из той поездки не помнит. Ничего. А знаете, что Мишка помнит? Что он упал с верблюда. Все. Так что никаких иллюзий у меня теперь нет.
Так вот с детскими праздниками мы поступили, по традиции, эгоистично: детские дни рождения были отличным поводом для того, чтобы встретиться семейным, а часто и шире – дружеским кругом, вкусно поесть и приятно провести время. Логика та же: дети – часть нашей жизни, мы интегрируем их к себе, а не они нас к себе. Я правда считаю, что у маленького ребенка до подросткового возраста нет настоящих друзей, с которыми бы ему хотелось отметить свой день рождения. Не посидеть вместе и не поесть вкусной еды – это можно сделать в любой день в году, а именно отметить день рождения.
Хотя я помню себя лет в десять – я очень хотела позвать одноклассниц к себе домой на день рождения. Я бы не сказала, что мы были близкими подружками и мне очень хотелось бы с ними поиграть именно у меня дома по такому праздничному поводу. На самом деле мне хотелось подарков, потому что гости на дне рождения – это же ходячие подарки. То есть я помню этот свой очень прагматичный подход к празднику. Уже в более осознанном возрасте подарки от подруг и друзей отошли на второй план: гораздо интереснее было вместе собраться, без взрослых, без присмотра, выпить и обсудить все, что не получается в рутинном режиме, устроить себе настоящий взрослый праздник – вот это я понимаю, настоящий день рождения. Но я начала так праздновать лет с шестнадцати.
Подчеркну главную мысль: день рождения – очень личный праздник, поэтому он должен проходить без взрослых, без присмотра. А до тех пор, пока это невозможно в силу возраста и родительских страхов, – пусть будет семейным праздником, поводом для встречи и вкусной трапезы с подарками.
Ну хорошо, внутри семьи вопрос с днями рождения был решен, но что делать с чужими праздниками, на которые зовут детей? Все эти лепки из теста, хороводы, стрелялки и квесты? Вот привожу я ребенка в условленное место, он весело или не очень бежит к детям, там его уже ждут капитан Джек-Воробей со своими морскими друзьями, а как выглядит моя жизнь на ближайшие два часа? Я, как и на детской площадке, оказываюсь в компании незнакомых мне взрослых людей, и все это время мы будем тщетно искать интересные темы для разговора, пока не придем к мысли, что проще всего поговорить про школу, оценки и родительские чаты. Сразу вспоминаются эти неловкие разговоры жен, когда их мужья выходят из-за стола покурить. В общем, как вы уже поняли, я чаще всего была «той мамой, которая привозит и потом забирает ребенка». Может, я просто нелюдимый человек? Да нет, не сказала бы. Но кажется, детям было абсолютно все равно – сижу ли я там с другими родителями в уголке за столиком с пластиковым стаканчиком или нет.
Нужно ли мне было себя ломать и встраиваться в это детско-взрослое сообщество, научившись разговаривать с незнакомыми мне людьми на любые темы, а также участвовать в ролевых играх на детской площадке? Думаю, что дети бы удивились такому моему поведению, потому что привыкли меня видеть другой, настоящей. Стану ли я плохой матерью, если не буду сидеть с ребенком около песочницы? Может именно это и выгнало меня в итоге на работу? Обсудим с вами подробнее в главе «Про личный пример».
«В девять вечера город засыпает и просыпается мафия»
– Ну что, где мы встречаемся в субботу?
– Давай в центре где-нибудь, чтобы всем было удобно добираться.
– О’кей, а все будут, получается, кроме Машки?
– Почему, Машка сказала, что тоже приедет, как же без нее.
– Она же родила только две недели назад? С кем она младенца оставит?
– Зачем оставлять, с ним и приедет.
Это мы с Калининой обсуждали грядущую встречу с бывшими коллегами – мы долго собирались, переписывались и вот, наконец, согласовывали детали. Машка с младенцем действительно приехала – он мирно сопел у нее на груди все время, пока мы ели, пили и громко вспоминали былые времена (о чем еще разговаривать бывшим коллегам).
Все это время, пока мы там сидели, я ловила себя на некотором раздвоении: с одной стороны, меня умиляла эта картина, полная нежности, любви и ласки, а с другой – мне было остро жалко Машку: ну как можно было не воспользоваться моментом и не улизнуть из дома, оставив ребенка на попечение отца/бабушки? Она не была уставшей или замученной, ребенок никак ее не беспокоил, но сам факт его неотделимой жизни от нее меня пугал.
Я оглядывалась вокруг на знакомых мне матерей и видела одну и ту же картину: ребенка носят и возят все время с собой. Везде и всегда. Свешивающиеся из тележек младенцы в ИКЕА, сидящие в переносках в кафе, висящие на спине и груди на улице – дети рождались и немедленно «прилипали» к родителям. Почти на любой дружеской встрече кто-нибудь обязательно был с младенцем в переноске. А на свадьбе у наших друзей таких матерей было аж две!
Я же оказалась не готова к такому поглощению, мне нужно было хоть чуть своего времени, своих дел и своего пространства.
Пожалуй, я была самым мотивированным «режимным» родителем – с самого рождения детей я стремилась как можно быстрее привести их к удобному для меня жизненному ритму. Ритм этот должен был укладываться в простое правило: утром мне нужно немного поспать, чтобы иметь силы дотянуть до вечера, а вечером мне нужно время для себя. То есть я стремилась привести детей к своему жизненному циклу, а не встроиться в их. Так же было в еде и играх, помните?
Мишка родился в 2004 году, это был уже расцвет «современного материнства»: рожаем осознанно, кормим по требованию, спим вместе, носим везде с собой в слинге, «не обрываем пуповину» с ребенком как можно дольше. Все это совсем не укладывалось в мою задачу – оставить себе островки личного пространства, не уходить с головой в ребенка.
Казалось бы, все просто: будь как ребенок, живи как ребенок, в его ритме – и будет тебе счастье и спокойствие, ты даже будешь высыпаться. Возможно. Но сама мысль о том, что вдруг, став мамой, я перестану быть собой, а стану еще одним ребенком в семье, меня угнетала. Это же я, Юля, я по-прежнему хочу есть, спать, вязать и смотреть итальянский Masterchef – хоть немного минут в день. Моих минут, в одиночестве.
Кормление по требованию с Мишкой было отметено сразу – мне было проще жить по часам, чтобы хоть как-то управлять текущим днем и моими делами. Понимание, что ребенок точно накормлен и через полчаса вряд ли проголодается, спасало мне нервы. С Гришкой, правда, я решилась на эксперимент с кормлением по требованию, но хватило меня на неделю – этот спиногрыз ловко начал мной манипулировать (или я это себе придумала?). В общем, земля начала уходить из-под ног, график рушился, я нервничала и в итоге молниеносно вернулась к кормлению по расписанию. Гришка, кажется, был не очень доволен моим решением. Но спокойная мать всегда лучше современной, успокаивала я себя.
Мысль о совместном сне вызывала у меня сразу тонну страхов. У мужа, кстати, тоже. Первые тяжелые месяцы с младенцем и так не отличались особенным спокойствием и бодростью духа, так что добавлять еще переживаний не хотелось. Главный страх выглядел так: я повернусь и задавлю ребенка. Или муж неудачно перевернется. Пару раз после ночного кормления мы оставляли ребенка с нами в кровати, но страхи не давали насладиться его присутствием рядом, и мы решили все-таки возвращать его в кроватку. Да, неудобно вставать ночью, плестись к нему, кормить, потом укладывать обратно. Но зато спокойно на душе. Нас мучили кошмары. Мы вскакивали с кровати в холодном поту, дико озираясь и спрашивая друг друга, где Мишка? Мишка при этом мирно сопел в кровати. В общем, ужас что было.