Убираясь в квартире, я спрашивала, не нужен ли им вдруг тоже пылесос – ну мало ли зачем. И если вдруг понадобится, то я тогда могу его не убирать. Это ни разу не сработало – ну то есть ни разу никто из детей не подорвался ко мне с криками «Да, мама, мне очень нужно пропылесосить свою комнату, не убирай пылесос». Они как смотрели YouTube, так и продолжали смотреть. Я же радовалась, что убирать мне теперь меньше, уборка детских комнат – их ответственность. Несколько раз я пробовала другой заход: предлагала свою небольшую помощь в будущей гипотетической уборке. Говорила, например, так: «Слушай, если вдруг тебе тяжело отодвинуть свою кровать и выгрести оттуда все бутылки от йогурта, которые ты туда бросал, то я могу помочь». Тоже странный, конечно, заход. По сути, я завуалированно намекала, что пора бы уже, наконец, выгрести весь мусор из-под кровати. Пишу и сама раздражаюсь: если бы ко мне периодически наведывались с такими «добрыми» предложениями, я бы быстро выходила из себя. Хорошо, что я очень скоро поняла, что толку от моих попыток внушить детям тягу к чистоте все равно нет. И отпустила.
И знаете, никто грязью не зарос, мыться все продолжали и даже пылесосили и иногда, редко, прямо скажем, но вытирали пыль. В минуты особого душевного подъема даже перестановку у себя делали и звали меня «в гости» – посмотреть и восхититься. Восхищалась я всегда, потому что мне нравилась их самостоятельность в принятии решений. Правда, вот покрасить стены баллончиком я не давала – на этом заканчивались моя смелость и уважение личных границ. Не знаю почему. Казалось бы – подумаешь, стены. Ну сделает он их разноцветными, потом надоест – перекрасит. Но что-то здесь в моем подходе дало сбой.
С разъездом детей по комнатам пришло одно новое правило в нашу коммунальную жизнь: теперь полагалось стучать в дверь, прежде чем ты захочешь войти. Не помню, чтобы мы специально как-то это обговаривали – что вот теперь, мол, с завтрашнего дня, мы стучимся друг к другу в дверь. Просто вдруг стало понятно, что дети растут, у них все больше своих тем для разговоров и своих личных дел, которые не должны быть на виду. Правило работало, как обычно в нашей семье, в обе стороны – в мою комнату тоже стучались. Особенно это актуально с Тосей – я понимала, что если сейчас разрешу войти, то влетят не только дети, но эта бастардина со своими слюнями.
Мерное постукивание в дверь давало мне успокоение: я не увижу ничего, чего бы мне не стоило видеть. Но вместе с тем неожиданно давало соблазн – подслушать. И справиться с этим постыдным желанием было нелегко, потому что внутренний голос предательски шептал: ну, ты же не подслушиваешь, ты пытаешься не упустить, предостеречь и спасти.
Самое страшное, чего боится почти любая мать, – упустить ребенка. Что именно это означает, определяет для себя каждый сам. Для кого-то «упустить» – это двойка за контрольную по математике или услышанное от ребенка матерное слово, для другой матери «упущением» станет проколотое ухо или найденные в рюкзаке сигареты. Для меня все эти стадии взросления никогда не коррелировались в голове с «упущением». Страх – мерзкий, липкий, холодный – меня настигал только от одной мысли: я не замечу вовремя какие-то необратимые процессы, связанные с криминалом. Это единственное, что меня волновало. Я всегда осознавала свою главную родительскую миссию как защиту ребенка: я должна предостеречь и защитить его от внешних угроз и от него самого. Но как не скатиться на этом пути к банальной слежке за детьми? Как защитить, если досконально не знать, как и чем они живут, с кем и о чем общаются? У половины моих знакомых есть телефоны всех друзей детей, у всех настроен родительский контроль, они знают все о передвижениях ребенка, его разговорах, у них есть доступ к его переписке. Как все это могло бы сочетаться с моим принципом о соблюдении личных границ? Или на словах мы их, конечно, соблюдаем, в дверь постукиваем, но на самом деле активно следим, читаем и смотрим?
Я выбрала честность. Так проще жить. Я честна и откровенна с детьми, я умею и могу обсуждать с ними трудные темы, не юлю и не пытаюсь найти «детских» слов, чтобы объяснить им опасность общения в интернете с незнакомыми людьми, например. Мое дело – неоднократно проговаривать, предупреждать, рассказывать про ужасы. И доверять им. На практике это выглядело так. Сидит Мишка, например, со мной на кухне, пялится в телефон, переписывается с кем-то.
– Я знаю, что сто раз об этом говорила, но на всякий случай скажу, что куча дядек и тетек только и ждут, чтобы познакомиться в интернете с подростками и нанести им ущерб – обмануть и обидеть. Так что никогда не переписывайся с незнакомцами. Я знаю, что ты так не делаешь, но я твоя мать, я должна тебя защитить и предупредить.
– Ну маааам, ну сколько можно, я с Саней переписываюсь!
– Про это я тебя, видишь, не спрашиваю, уважаю твою частную жизнь, оцени!
– Да-да, спасибо, ценю.
То есть моя рабочая тактика – проговаривать, а не пытаться накопать что-то запрещенное в жизни детей. Может быть, потому что я боюсь услышать или увидеть это самое запрещенное? Наверное, да. Тот случай, когда я жажду откровенности и правды, но не всегда готова ее узнать. Однажды кто-то из детей оставил планшет и забыл стереть там дивный поисковый запрос в «Яндексе» – что-то про большие женские. Ну вы понимаете. О, думаю, интересно, растут. Но что изменил тот факт, что я узнала об этом? Об этой их личной жизни? Не пойду же я с ними обсуждать, зачем они это искали и что на самом деле нужно было искать. Что даст мне это знание?
Однажды я попыталась изящно, как мне казалось, вывернуться и удовлетворить свое любопытство. Мне было жуть как интересно, с кем это Мишка часами по телефону трындит. И я решила «аккуратно» прояснить ситуацию с Гришей, прямо его спросив. «Ну мама, это же Мишкина личная жизнь! Мы же не спрашиваем, с кем ты там трындишь», – не прокатило, в общем. Правило традиционно сработало в обе стороны. Так что я смиренно ждала, пока мне все расскажут. Из-за чертова чувства такта приходилось оставаться в неведении.
Знаете, кстати, что интересно: ко мне ведь родители тоже в душу не лезли, если я не хотела. Никто меня с пристрастием никогда не допрашивал – особенно в вопросах личной жизни. Но пару раз я ловила себя на мысли – а вдруг они не спрашивают, потому что неинтересно? Вдруг и моя тактичность и уважение личных границ приведут к тому, что дети решат, будто мне неинтересно, с кем и о чем они трещат по телефону, с кем дружат?
Решение было простым: рассказывать о себе, своих друзьях, о работе, делиться проблемами и успехами и почаще спрашивать у детей про их жизнь, про их друзей и их родителей, про проблемы, про смешные истории. Мне же правда это интересно. И надеяться, что я буду в курсе всего, что мне необходимо знать. А личные разговоры и запросы в «Яндексе» пусть останутся личным делом каждого – и моим, и их.
Комментарии
Дети
Это было так: «Мы садимся обедать, и ты говоришь: «Все, я хочу смотреть «Дживса и Вустера». Гриша говорит: «Нет, я уже не могу, у меня уже из глаз кровь идет». Но мы все равно смотрели, я уверен, что Гриша ненавидит этот сериал. Ты еще предлагала смотреть Пуаро, мисс Марпл или Парфенова про русскую империю. Мы пересматривали серии раз за разом, каждую серию мы уже узнавали по первым кадрам и знали, что там будет дальше. Но я тебе благодарен – и Пуаро, и Дживс и Вустер – это определенный критерий для меня теперь. Если я понимаю, что человек смотрел «Дживса и Вустера», значит, он безумно интересный уже сто процентов. Это показатель. Очень мало моих ровесников знают про этот сериал, и я не очень часто его вспоминаю, но я понимаю, что, когда момент придет, мне будет чем похвастаться. С другой стороны, мои друзья удивляются, что эти фильмы я смотрел, а какие-то базовые детские мультики, например, я не смотрел. «Короля-льва», например, я никогда целиком не смотрел. Но при этом «Операция Ы», все приключения Шурика, «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука» – вот это все я знаю хорошо. Довольно странный набор для ребенка. Это теперь моя база. Для меня странно, если человек не знает, что такое «Операция Ы». Хотя, подожди, «Смешариков» я смотрел, «Фиксиков», вот, очень хорошие мультики. Но это я сам уже смотрел, без тебя.
«Дживса и Вустера» я любил, а Пуаро нет. Все серии пересмотрели. Но друзьям я об этом не рассказывал.
Друзья
Моя дочь была желанным ребенком, мы готовились к ее появлению, читали книжки, закупались игрушками. Я обожаю все детское. Могла часами убаюкивать ребенка, напевая тихонько детские песенки, знаю много прибауток. Да, не всегда интересно играть в детские игры, но это же мой ребенок, надо постараться, притвориться, потерпеть. Это же самые ценные минуты ее жизни. А свой любимый пазл я и потом когда-нибудь соберу, когда моя дочь подрастет. Пока же я ей нужна в ее детских играх.
Обожаю детские площадки, такая отдушина. Хоть отвлечься от поварешек и бесконечного телика. Пока дети играют, можно с другими мамами пообщаться. Я отдыхаю на площадке. Главное – запастись достаточным количеством лопаток и ведерок, чтобы всем на площадке хватило, а то участвовать в разборках не очень хочется. Но по площадке не бегаю с детьми, в салки не играю, в песке не ковыряюсь, я и так весь день бегаю. На площадке хочу отдохнуть, а у детей есть своя компания. Ласкательные слова не бесят, мне все равно.
Ко мне никогда не стучали в комнату, когда вырос – врезал замок, и все. Мать обожала рыться по карманам, все боялась, что я курю – будто это самое страшное, что могло со мной произойти. Но разговоры мои не подслушивала. Кажется. Ну, я надеюсь. Я все уроки учел и девчонок своих не притесняю. У двери не стою, в телефоны не заглядываю. Хотя как сказать: на моем телефоне настроена геолокация, так что я вижу, где они находятся в данный момент времени. Но это необходимость, что поделаешь. Если увижу, что появились какие-то любовные истории, то аккуратно буду расспрашивать, кто и откуда, – тут миндальничать не нужно, надо вовремя пресечь беду. Так что к черту тактичность, я их отец, я за них отвечаю. Пусть мать миндальничает.
Севка с нами с самого рождения. Мы его и рожали вместе, дома, в ванной с опытной доулой. Он пришел в нашу жизнь, чтобы стать ее частью, зачем нам от него отгораживаться кроватью или еще чем. Он спит с нами, ест, когда мы едим, гуляет, когда мы гуляем. Хотим в гости – берем его с собой. Даже в кино с ним ходим. Когда Севке было два месяца, полетели с ним на море – потому что мы так захотели. Мы с ним единое целое, он нас нисколько не утомляет, мы кайфуем. Да, иногда бывает напряжно с собой таскать и одежду, чтобы переодеть, и пачку подгузников, и еду. Но зато мы все вместе и не скованы ничем. И нет этого разделения в семье: ты сиди дома с ребенком, а я пойду развлекаться. Родили ребенка – теперь ходим развлекаться все вместе. Такие дела.
Когда я закончил школу и поступил на бюджетное отделение, родители решили сделать ремонт в квартире – благо освободились средства, которые должны были пойти на университет.
Ремонт явно удался, но внезапным сюрпризом оказалась новая дверь в моей комнате – верхняя ее часть состояла из витражей. Пусть и не полностью прозрачных, но все-таки дающих представление для проходящих мимо о том, что происходит в комнате.
Стоит отметить, что ничем незаконным я не занимался – оглядываясь на себя подростка, я прекрасно понимаю, что сам бы не отказался от такого сына, настолько послушным и адекватным я был в свои семнадцать лет.
Тем не менее желание частной жизни всегда упиралось вот в эти витражи. Каждый визит девушки в гости превращался в тени за дверью и мои мысли в голове: «А есть ли там кто-нибудь?» Эта неловкость сопровождала меня все восемь лет, что я жил с родителями после совершеннолетия.
Помню, что однажды мама резко вошла в комнату где-то около двух часов ночи (я часто допоздна сидел в городском чате, поэтому в это время у меня был самый разгар ночной жизни). Когда она вошла, на экране был включен клип Шакиры Hips Don't Lie. Не знаю, сколько поклонников Шакиры среди читающих этот текст, но клип был для этой исполнительницы самым обычным: много оголенных частей тела, какие-то подвижные танцы. Самое обидное было в том, что смотрел я его не ради женского тела, мне просто нравилась песня. Мама успела увидеть небольшой кусок клипа и обвинила меня в том, что я смотрю непотребные видео ночью на компьютере. Доказать, что Шакира к порнографии никакого отношения не имеет, у меня так и не получилось.
Внимательный читатель скажет, что витражи здесь ни при чем: дескать, мама и так бы могла зайти в комнату, открыв и самую обычную деревянную дверь. Возможно, вы правы. Или же витражи создавали иллюзию бесконечных голых тел на экране, если смотреть на них из коридора. Этого мы уже никогда не узнаем.
Съехав от родителей в свою квартиру, я вообще отказался от межкомнатных дверей. Скрывать стало нечего, а к витражам я испытываю неприязнь до сих пор.