Наше время уникально еще вот чем: главная борьба в XXI веке идет уже не столько за ресурсы, сколько за внимание. Если сто лет назад средний житель Земли тратил в день в среднем два часа на медиа (очень древние медиа вроде газет, радио и книг), то теперь в среднем – восемь часов сверхвовлекающих гаджетов в день. Мозг эволюционирует медленно, он еще не научился усваивать возросший в разы объем информации. Отсюда два следствия: возросший в планетарном масштабе дефицит внимания и необходимость фильтровать информацию.
То, что книги не делают нас умнее, стало очевидно в 1990-х, когда «самая читающая на свете страна» массово понесла свои деньги в МММ. Что не делают гуманнее – еще раньше, в 1930-х, когда образованнейшая европейская нация выбрала путь фашизма. Чтение способствует личному успеху – постольку, поскольку сопутствует хорошему образованию. Так что пугалки вроде «не будешь читать – будешь мести улицы» уже не актуальны. Но если это вам важно, чтобы ребенок прочитал книгу, честнее и проще заплатить ему за это рублей пятьсот.
Нельзя привить любовь к тому, что не любишь сам. Зато дети отлично зажигаются страстью взрослых. Я сам помню, как в детстве был заворожен дедушкиной работой юриста. К нему приходили какие-то важные дяди, пахнущие дорогим парфюмом, дарили мне подарки. Дедушка делал какие-то манипуляции с их бумагами, отчего дядьки были очень довольны и благодарны. Для меня это все было магией, и поэтому первое мое образование – юридическое – я получил, не осознавая свое желание заниматься законами, а под впечатлением дедушкиной страсти к своему делу.
Про страхи и вызовы. Отношения с ребенком (как и с любым человеком) выносят на поверхность все наши страхи и слабые стороны. Некоторые используют этот закон для личного развития. «Главное – ввязаться в бой, а там видно будет» – эту фразу приписывают то Суворову, то Наполеону, но оба они обязаны своей славой этой максиме. Ну а Юлии, заведя детей, пришлось научиться водить авто и подзывать официантов в кафе – и кто знает, достигла бы она этого без детей?
В воспитании детей есть такой соблазн: стать идеальной матерью/отцом, максимально давать детям заботу, еду, деньги и внимание, и тогда-то дети – тоже, разумеется, идеальные – будут понимать все с полуслова, сами обо всем догадаются без слов и все сделают и дадут в ответ – ну, идеальные же! Увы, такая стратегия обречена. Ведь дети растут очень реальными, а не идеальными. А желание стать идеальным родителем часто таит в себе хорошо замаскированное и не выраженное требование «вернуть инвестиции». А дивиденды всегда оказываются малы, да и не те, что хотелось… Именно поэтому психолог любого подхода говорит о важности не только честности, но и эксплицитности – то бишь явного выражения своих желаний, в понятной другой стороне форме.
Про свободу и запреты
«Мы пронесли крутой самогон, будешь с нами?»
Каждое утро в детстве я просыпалась под булькающие звуки. Прямо у изголовья моей кровати стояла бочка с… пивом. А поставили ее туда, потому что ровно между моей кроватью и батареей оставалось достаточно места для этой самой пивной бочки. Тепла от батареи ей как раз и не хватало для полного счастья, а именно брожения. А мне для полного счастья только этого бульканья и не хватало.
Папа с моим братом года два увлекались пивоварением: тогда как раз в России появились немецкие наборы для организации этого увлекательного процесса в домашних условиях. Все было по-взрослому: солод, бочка, брожение, измерение температуры чего-то там и, конечно, дегустации. На дегустации собирались обычно друзья брата, которые, к полнейшему неудовольствию папы, слишком много пробовали, чтобы назвать это именно дегустацией.
Вся эта пивная история сопровождалась бесконечными экспериментами с одной лишь целью – добиться идеального вкуса. Темное, светлое, с ореховым или медовым послевкусием – было видно, что мои родственники азартно пытаются чуть ли не новую пивную формулу вывести. То есть не было в этом желания напиться и забыться, а был азарт и погоня за вкусом – вот что важно.
«Пить надо с удовольствием» – это семейное правило я усвоила очень быстро. Очень хорошо помню, как мы как-то с папой возвращались откуда-то домой зимним вечером, была сильная метель, нас прямо заметало. Мы продрогли, он мне все время говорил, чтобы я дышала не ртом, а носом – чтобы не застудить горло, наверное. Или чтобы не болтала без умолку. И вот мы приходим, уставшие и замерзшие, домой. А на кухне мама уже разогрела борщ, вынула из него огромный кусок дымящегося мяса, помыла пучок зеленого лука, нарезала мой любимый круглый черный хлеб с хрустящей корочкой, натертой чесноком. Мы уселись за стол, папа достал из морозилки бутылку водки и налил себе стопку. Хорошо помню эту запотевшую белую стопку. «Будешь?» – спросил меня папа. Я не помню, сколько мне было лет – подростком была явно. Это предложение мне даже не показалось странным, потому что не водка была во главе стола, не алкоголь был основным участником трапезы. Мне не предлагали хлопнуть и захмелеть, мне предлагали согреться, добавить вкуса, – даже не так: мне предлагали эмоцию. Я бы сказала, что эта запотевшая рюмка была частью гастрономического приключения. Я отказалась – запах не понравился, но я наблюдала, с каким удовольствием и как нужно правильно пить.
От папы я узнала, что бывает десертное вино и столовое, ароматный чуть приторный херес на дижестив и крепкий кальвадос – в общем, мое алкогольное взросление сопровождалось таким интеллигентным родительским подходом, целью которого, как я понимаю, было показать, что пить нужно немного, со вкусом и смыслом.
Но это было дома. А на улице и в гостях у подружек мы пробовали все, что только попадалось. Не было у нас ни хереса, ни кальвадоса – сплошное странное вино да цветные химические ликеры. Это было невкусно и на самом деле никому из нас не нужно – но так хотелось быть взрослее. Знание «как должно быть на самом деле» удивительным образом уживалось во мне с этим нелепым подростковым желанием быть в компании, делать то же, что и друзья. Будто дома мне показали какой-то несуществующий на самом деле мир, а как жить в реальном – не объяснили.
Поворотный момент случился на выпускном вечере в школе. Это был классический выпускной без плавания на корабликах и ресторанных посиделок – ведь так сейчас празднуют в школах выпускной? У нас было все стандартно: торжественная часть с вручением дипломов, накрытые в спортивном зале столы буквой П, непривычно улыбающиеся учителя и танцы под баскетбольным кольцом. И угораздило же меня напороться в коридоре на Костика из параллельного класса. Ненавижу Костика и все время вспоминаю его довольное лицо. Костик отвел меня в сторонку и заговорщицким тоном произнес: «Мы пронесли крутой самогон, будешь с нами?» Мне бы тогда знать, как ответить Костику, чтобы и за ботана не сойти, и себя уберечь от всякой дряни. Но я вместо этого выбрала самый простой и трусливый путь – ответить «Да, пойдем». И вот за занавеской в актовом зале мне налили в пластиковый стаканчик какой-то мутной красной жидкости, уверяя, что крепость – что надо. Только крепости в такой важный день мне и не хватало. А дальше ситуация развивалась быстро и очень неприятно. Застолье, разговоры с учителями и танцы с бывшими одноклассниками я пропустила – будто и не было у меня выпускного. Половину вечера я провела в туалете, а вторую часть праздника – на школьном стадионе на улице, где меня по кругу водил мой приятель, пытаясь отвлечь от этого позора всякими смешными историями. Но главное унижение ожидало меня еще впереди: папа решил сделать мне сюрприз, видимо, – прийти на мой выпускной и пригласить меня на танец. Что может быть трогательнее, чем отец, танцующий с дочерью на выпускном балу? Ну пусть и под баскетбольным кольцом, но все же. А дочь в это время никак не могла танцевать, дочери было очень плохо. И вот эта наша с ним трагическая сцена запомнилась мне в деталях: как он растерянно спрашивает, почему я не иду в зал, а мне и сказать ему нечего. Признаться, что я променяла этот день на сомнительного качества красную жидкость в пластиковом стаканчике?
Этот жизненный урок дал мне четкую логическую цепочку – я научилась прогнозировать последствия своих поступков. Алкоголь перестал быть для меня непременным атрибутом для хорошего времяпрепровождения с друзьями с неизвестными последствиями. Теперь я точно понимала, что будет, если я выпью тот или иной напиток, с какой едой его следует сочетать, чтобы избежать неприятных последствий, а главное – как много мне можно его выпить. Я сама удивилась, как уверенно я стала себя чувствовать в компаниях, как легко, оказывается, можно отказаться от сладкого ненавистного мне ликера, просто объяснив, что мне от него немедленно становится плохо.
Получается, что мне, подростку, очень бы помогли четкие инструкции от родителей по питью: буквально чуть ли не готовые сценарии. Вот выпьешь на голодный желудок вот этот напиток, будет кружиться голова, но в целом обойдется без последствий, а вот это полегче, но лучше не больше бокала, потому что потом нужно срочно поесть, а к крепкому алкоголю лучше тщательно подготовиться и никогда, слышишь, никогда не заедай красное вино креветками. Неужто рассказывая про кальвадос и херес, папа предполагал, что именно это я и буду распивать со своими друзьями, закусывая виноградом? Или папа просто хотел, чтобы я знала, что такое хороший алкоголь, а к плохому нечего было и готовиться? Так или иначе я получила тот опыт, который могла получить, и очень благодарна за него. Что было бы, если бы родители меня пугали алкоголем, рассказывали про его вред и последствия? Думаю, что это не остановило бы меня и не уберегло от дегустаций в дружеских компаниях.
Пережитое на выпускном отвратило меня на всю жизнь от любых экспериментов со своим организмом. Но более всего на меня подействовала трагическая история одного моего приятеля. Мы жили в одном доме, он был старше меня на три года. Очень красивый мальчик, звезда – его снимали в «Ералаше», представляете? Думаю, что я была в него влюблена. Я называю его приятелем, но знакомы мы были шапочно – здоровались в лифте и на улице, перекидывались парой слов. Однажды он позвал меня прогуляться вечером – я, конечно, подскочила от радости. Он был весел и бодр, хотя обычно выглядел уставшим и грустным. Мы шли по улице, это была уже поздняя весна, он без умолку рассказывал мне про музыку, своих любимых исполнителей, удивлялся, что я не слушаю их, вдруг решил отдать мне даже свой модный плеер, чтобы я уже этим вечером насладилась его любимыми треками. Потом он как-то сник, вспомнив, что плеера у него уже нет, кому-то он его отдал. Но ничего, говорит, я все равно отдам тебе все кассеты. И вот мы заходим к нему домой за кассетами, а навстречу нам выходит его мама. Меня тогда очень поразили ее уставшие глаза и вообще поникшее какое-то состояние – она будто ни жива ни мертва была. Молодая еще женщина была немного прозрачна от своего горя. Я переминалась с ноги на ногу в прихожей, ожидая, пока друг вынесет мне кассеты, и вдруг ощутила что-то странное в этой квартире. Она была почти пустая – так обычно выглядят дома почти съехавших людей. Интересно, думаю, живут люди. После той нашей встречи мы больше не виделись. А потом я узнала, что приятель мой уже несколько лет употреблял тяжелые наркотики, продал почти все, что было в доме, несколько раз лечился, но безуспешно. В девятнадцать лет он умер. История этого парня абсолютно все во мне перевернула. Так нелепо отдать свою жизнь – свою красивую, уже успешную, такую интересную жизнь. Отдать без права на восстановление, без возможности все исправить.