Мы взяли желтый. Потом купили ситцевую юбку и шелковую кофту.
Наступил вечер. Ярмарка закрылась. Мы пересекли деревенскую площадь и пошли к табору. Неожиданно перед нами предстала, будто выросла из-под земли, старая крепость. Мы остановились как вкопанные и не могли отвести от нее глаз. В лучах заходящего солнца крепость, казалось, была совсем близко.
— Каджри! — прошептал я. — Каджри! Идем!
И в надвигавшихся сумерках мы пустились в путь. Крепость была полуразрушена, местами недостроена. Ее никто никогда не укреплял и не пытался достроить. Мы с Каджри прокрались через сад и оказались в густом кустарнике. Дороги не было видно, а мы не захватили огня.
Мы вернулись на ярмарку и у знакомого лавочника купили керосину, ветоши на факел. Затем я выстрогал крепкую палку. Захватив еще и спички, мы снова двинулись в путь. Где-то рядом шумело озеро.
Стояла гнетущая тишина, даже мне стало страшно. Но я был полон решимости и горел, как в лихорадке. В одну руку я взял кинжал, а в другую — зажженный факел.
— Каджри, возьми и ты факел.
Каджри понесла факел, а я обнял ее за талию. Это немного ее приободрило.
— Здесь должен быть водоем, дорога в подземелье проходит мимо него. Так говорил отец, — прошептала Каджри.
Мы некоторое время блуждали в зарослях кустарника, пока не нашли водоем за маленьким храмом Шивы. Развесистые тамариндовые деревья окружали его со всех сторон. С одной стороны к водоему был перекинут маленький пешеходный мостик, с другой в него спускались каменные ступени. В мерцающем свете факела мы увидели слева перед нами три двери.
— Здесь справляют праздники в честь воды утоляющей, — пояснила Каджри.
— Сам знаю, — буркнул я.
— Но ты не знаешь всего, что знал мой отец.
— О чем он еще тебе рассказывал?
— Что сюда в полнолуние приходят джины.
Я облегченно вздохнул. По небу плыл новорожденный месяц.
— А рядом с водоемом, — продолжала Каджри, — гробница махараджи. Он приходит сюда каждую ночь. Но тебя он не тронет, он же твой предок.
— Да, Каджри. Он укажет нам дорогу.
— А вон туда приходят пантеры. — Каджри факелом показала на лес.
Я заметил, как она побледнела. Я крепче обнял ее и потерся щекой об ее лоб. Она успокоилась, но со стороны водоема послышался звон ножных колокольчиков. Мы оба вздрогнули. А темнота ответила раскатистым хохотом.
— Там кто-то прячется, — шептала Каджри. — Люди говорят, что в водоеме утопилась женщина из касты гуджаров. С тех пор она не покидает этих мест. — У Каджри от страха дрожал голос.
— Не бойся. — Успокаивал я ее. — У нас есть огонь, нам никто не страшен. Дай-ка факел, а то ты его еще выронишь со страху.
Я взял из рук Каджри факел, а она обеими руками обхватила меня за шею и крепко прильнула ко мне.
Мы двинулись дальше.
Каджри пристально вглядывалась в темноту, и вдруг закричала:
— Вот она, смотри, вот эта женщина!
Я почувствовал, как от страха ее лоб покрылся испариной. Из-за колонн на нас смотрели два желтых глаза.
Каджри исступленно бормотала молитву.
Но глаза не исчезли. Они все приближались и… вдруг из-за колонны бросилась прочь одичавшая кошка.
— Вот оно что, — облегченно вздохнула Каджри, — убежала, ну и слава богу.
Я начал спускаться по ступенькам, в конце которых поблескивала вода. И снова кто-то пронзительно закричал, будто заплакал ребенок. А потом взмыла вверх огромная птица, ее могучие крылья с шумом рассекали воздух. Затем неожиданно она ринулась вниз, казалось, прямо на нас. Каджри испуганно взвизгнула. Но птица пронеслась мимо и тут же исчезла.
Мы двинулись дальше. Каджри так крепко прижималась ко мне, что я чувствовал биение ее сердца. Из леса слышалось рычание диких зверей, вышедших на ночную охоту, из деревни им отвечали лаем собаки. Я заглянул в испуганные глаза Каджри. Надо было приободрить ее.
— Меня пугает неизвестность, — шептала она. — Когда знаешь, что тебя ждет, не так страшно.
— Каджри, твой отец был храбр как лев, неужели ты, его дочь, недостойна его?
В это время послышался далекий рев пантеры. Каджри совсем смешалась от страха.
— Она далеко, — успокаивал ее я. — Пришла напиться к озеру, зверюга. Она далеко.
Мой отец погиб в схватке с пантерами. Я ненавидел и презирал этих зверей. Как мне хотелось отомстить им за отца! У меня сильно забилось сердце, и я решительно двинулся дальше. Каджри тоже немного приободрилась. Вскоре мы подошли к маленькой двери, еле проглядывавшей в темноте. Я приподнял факел. Дверь вела в комнату, сплошь затянутую паутиной. Оттуда тянуло сырым спертым воздухом. Я осторожно протиснулся в дверь. Каджри я нес на себе, и если бы нас кто-нибудь увидел, то подумал бы, что движется какое-то четвероногое чудовище. Но странное дело: чем больше боялась Каджри, тем мужественнее и увереннее становился я. Она была слабой женщиной, и я любил ее. Я понял, что только она удерживает меня здесь; не будь ее, я бы давно сбежал.
Мы вошли в комнату, и над нами закружилась стая летучих мышей. Они пронеслись над нами и, покружив, стремглав бросились прочь, наружу.
— Душно, — пожаловалась Каджри.
Мы прошли следующее помещение, пол которого был выложен ровной плиткой. Каджри сказала:
— Пошли назад, здесь одна дверь, дальше хода нет.
Но я не двинулся с места, только поднял факел повыше. В его свете я увидел лестницу, ведущую вниз.
— Каджри! — взволнованно произнес я. — Видишь?
— Ну, лестница!
— Давай спустимся.
— Нет, нет, назад, на свежий воздух. Ну зачем тебе быть раджой, Сукхрам, и натам неплохо живется.
— Замолчи! Со мной дух моих предков, и ты тоже со мной.
— Но я всего лишь натни, твои предки разгневаются на меня. Ты же тхакур.
— Разве ты не слышала, что воды Ганга, лучи солнца и женщины не имеют роду и племени. Они принадлежат всем и равны перед всеми. Для тхакура между землей и женщиной нет разницы.
Мы начали спускаться. Ступеньки становились все уже и уже. Каджри шла за мной. Наконец последняя ступенька — и лестница уперлась в широкую площадку. В этот момент Каджри испуганно вскрикнула. Икая от страха, она вцепилась в меня обеими руками. Я поднял факел еще выше и вздрогнул: передо мной качался скелет.
— Кто это? — вырвалось у меня.
Скелет хранил молчание, но звук человеческого голоса ободрил Каджри. Я поднес факел поближе. Скелет болтался на веревке, закрепленной у дверной рамы. Я повернулся к Каджри.
— Не бойся, это только скелет, а не злой дух. — Я взмахнул кинжалом; кости с глухим стуком посыпались на пол, а кинжал ушел в пустоту. Скелет висел здесь, наверное, с далеких времен.
— Куда нас занесло! — захныкала Каджри. — Даже отец ничего не говорил об этой лестнице.
Я обрадовался, услышав эти слова, обнял ее рукой, держащей кинжал, и поцеловал в губы. Каджри заулыбалась.
— Каджри! Твой отец, значит, не дошел до сокровищницы? Ну ничего. Зато мы на правильном пути.
— Да. Но вход в сокровищницу сторожит страшный джин. Что будем делать, если он потребует от нас жертвы?
— Я пожертвую собой, Каджри. Если мои предки хотят моей крови, я готов отдать ее!
— Ну и придумал! Ты пожертвуешь собой, а я умру от страха. Нет, я отдам себя в жертву, тогда ты станешь раджой, и для меня не будет лучшей награды!
— Нет, Каджри, — сорвалось вдруг у меня. — Не нужна мне эта власть. Не хочу я быть раджой. Мне нужна только ты, только ты одна!
Каджри совсем перестала бояться. Впервые, позабыв стыд, она жарко и страстно поцеловала меня в губы.
— Я тебе нравлюсь? — переводя дыхание, спросила она.
— Очень нравишься. Больше, чем Пьяри.
Каджри вся затрепетала.
— Это правда? — все еще не веря, спросила она.
— Да, Каджри.
— Так чего же мы стоим? Откинь эти кости и вперед!
Я не переставал удивляться. Я был покорен смелостью Каджри. Пьяри любила меня, но никогда не забывала о своей выгоде. Каджри принадлежала мне одному и ни о чем больше не мечтала. Только теперь понял я, как различны их сердца.
Я перерезал оставшиеся веревки, отшвырнул в сторону кости, и мы пошли дальше. Вскоре мы попали в длинный коридор. С потолка капала вода.
— Наверное, над нами озеро, Каджри. Вода шумит, слышишь?
— Да.
Мы свернули налево и снова уткнулись в дверь. Едва я сделал шаг, как увидел ружье, нацеленное мне в голову.
Я отпрянул назад и оттолкнул Каджри. Потом осторожно поднял факел: на высоких козлах на уровне моей головы лежало ружье. Отодвинув его, мы вошли в просторный зал. Кругом, будто поджидая нас, толпились люди.
— О боги! — воскликнула Каджри.
Ее голос загремел под сводами, вся крепость гудела и повторяла: «Боги! Боги! Боги!»
Каджри тряслась как в лихорадке. Я подошел поближе и пригляделся: по стенам были развешаны старинные одежды. Я тронул один из халатов, и он обратился в прах.
— Все сгнило, Каджри, — сокрушенно сказал я.
Она дотронулась до двух других халатов, и они тоже рассыпались.
Мы поспешили в следующий зал. Повсюду было в беспорядке раскидано оружие. Я поднял саблю, а Каджри взяла кинжал. Теперь мы чувствовали себя уверенней.
Дальше шел зал с женской одеждой. Каджри, широко раскрыв глаза, смотрела, не отрываясь, на поблескивающие золотым шитьем наряды. На стенах висели шелковые кофты, расшитые юбки, дорогие тяжелые передники, узорчатые пояса. Но и они от малейшего прикосновения обращались в пыль. К чему бы Каджри не притрагивалась, все рассыпалось в прах. Каджри вошла в азарт. Она пустила в ход кинжал, я помогал ей своей саблей, скоро все эти пышные наряды бесформенной грудой пыли и истлевших тряпок полегли на пол. Каджри стояла над ними с пустыми руками.
— Им тысяча лет, — со злой усмешкой проговорила она и пошла прочь из зала.
Мы направились в другую комнату с нишей в стене. Вдруг за стеной забарабанили. Каджри опять затряслась от страха. Мне показалось, что сейчас все рухнет и мы окажемся погребенными под развалинами. Не сговариваясь, мы пустились бежать. За поворотом была лестница, ведущая наверх. Мы бросились к ней. От испуга и быстрого бега мы оба тяжело дышали.