Когда Чандан напивался, жены его посмеивались над ним, но покорно пели ему песни. А он бранил их: «Негодяйки, пойте как следует! Так пойте, чтобы жена заминдара осталась довольной, когда пойдете за подарками в праздник холи[71]».
Свое пристрастие к вину Чандан оправдывал тем, что вино помогает заклинаниям. Чандан был известным колдуном, и место сожжения трупов, где он совершал заклинания, считалось его вторым домом. Даже знатные люди деревни побаивались Чандана. Ведь известно, что умением управляться со злыми духами обладают только избранные.
Пьяный Чандан обычно сидел под деревом, то и дело подливая в чашку вино, чтобы вобрать в нее, как он говаривал, весь мир духов, и при этом пел басом всегда одно и то же:
Да будет твоя звезда всех счастливей…
Ему казалось, что у него красивый голос. Но прохожие, заслышав этот вой, затыкали уши и обходили стороной место, где сидел Чандан.
Когда Чандану нужны были деньги, он сам шел к заминдару и брал в руки веник. Под разными предлогами он старался почаще попадаться хозяину на глаза и при этом делал вид, что работает, не покладая рук. И действительно, он не возвращался без денег. У супруги заминдара Чандан несколько раз выпрашивал одежду для своих жен. Он умел польстить знатным людям и лестью добивался того, в чем испытывал нужду.
Чандан разводил свиней и продавал щетину, которую у него покупали наты. Они перепродавали ее в небольших городах, там ее собирали в тюки и направляли в большие города, а оттуда пересылали за границу для переработки на фабриках. С тех пор как Чандан узнал, что щетина с его свиней вывозится за пределы Индии, ему стало казаться, что он владеет чуть ли не половиной заморских сокровищ.
— Эй, Чандан! — крикнул Сукхрам, подойдя к дверям его глинобитной хижины.
На пороге появилась девушка.
— Хозяин дома?
— Дома. Что передать?
— Скажи, что пришел человек от Каджри.
Сукхрам не хотел называть своего имени. Кто-нибудь услышит, и тогда ему не миновать беды.
— А, это ты, сынок! — приветствовал его Чандан, узнав. — Присаживайся. Эй, дочка, принеси хукку! — крикнул он.
— Нет, не надо. Я курю только бири.
— Как хочешь, — спокойно ответил Чандан.
Он знал, что Сукхрам не станет курить трубку, заправленную в его доме. Сам-то он курил везде, где бы ему ни предлагали.
— Зачем пришел? — спросил он Сукхрама.
— Есть одно дело.
— Тогда отойдем от дома.
— От начальника полиции совсем житья нет, — сказал Сукхрам, когда они уселись под деревом. — Только ты можешь избавить нас от него.
— Как?
— Эй, не прикидывайся простаком! Ты ведь знаешь столько заклинаний! К тебе приходят ведьмы, спроси у них.
— Э нет, это все не подходит, — рассмеялся Чандан. — Нужна не ведьма, нужна женщина. Да ты твердо ли решился?
— Да.
— Тогда приведи на маргхат женщину.
— Женщину?
— Да. В свое время я втянул в это дело свою пятую, — сказал Чандан. — Тогда она еще не была моей женой. Это уж после я женился на ней. Она здорово мне помогает: троих детей родила.
Сукхрам ничего не понимал.
— Да на что женщина? — спросил он.
— Чтобы раздеть ее на маргхате, чтобы напоить вином…
— Нет, нет! — замотал головой Сукхрам. — Нет.
— Нет? — с удивлением переспросил Чандан.
— Я на это не пойду.
— Разве ты не мужчина? Ну, хоть деньги ты принес? — сердито спросил Чандан.
— Деньги — другое дело.
— Потребуется пятьдесят рупий, не меньше. Подумай. — Чандан пристально посмотрел на Сукхрама. — А если приведешь женщину, обойдется в пятнадцать. Женщина возьмет самое большее три рупии.
— Прошу тебя, не надо об этом.
— Как хочешь, — усмехнулся Чандан и крикнул: — Дочка, хукку!
— Пятьдесят рупий? — переспросил Сукхрам. — А не много?
— Деньги-то ведьме! — укоризненно покачал головой Чандан.
— Сбавил бы малость.
— Пусть ведьма тебе сбавит!
— Ладно, принесу.
— Вот и хорошо, — довольно воскликнул Чандан и приложился к хукке.
— А ты уверен, что получится как задумали?
— Еще бы, он сразу упадет как подкошенный.
— Когда?
— Как только я взмахну саблей. У него тут же перестанет биться сердце.
Сукхрам вздохнул с облегчением.
— Я принесу деньги ночью, — сказал он.
— Ладно, действуй, — проговорил тихо Чандан. — Деньги достанешь в доме ростовщика Лаллу.
— Откуда ты знаешь?
— Кому же знать? Его племянник хотел присвоить их и все упрашивал меня совершить заклинание. Но я отказался.
— Почему?
— Сын торговца труслив. Может проболтаться. Кто тогда присмотрит за моим хозяйством? Разве кто-нибудь справится без меня с моими женами? Негодницы все время бездельничают.
— Ты прав, — равнодушно поддакнул Сукхрам. — Что ему до всех этих забот?
Прячась и озираясь, Сукхрам отправился прямо к дому ростовщика Лаллу, у которого была лавка на базаре. Туда часто наведывались деревенские бездельники. Но когда ростовщик замечал, что их присутствие мешает его сделкам, он вставал, начинал трясти свои коврики, брался за метлу, и всех как ветром сдувало. Вообще-то Лаллу был тихим человеком, но когда дело касалось денег, глаза его сразу становились сухими и колючими. Он был скрягой и дрожал над каждой пайсой. Говорили, что он сначала обсосет, а уж потом выбросит муху, попавшую в топленое масло.
С базара он обычно возвращался не раньше десяти — его лавка находилась близ извозчичьей стоянки, где до ночи толпился народ и всегда находились охотники попросить в долг. Внешне Лаллу походил на нищего странника. Повязывался он замусоленным дхоти, поверх которого надевал грязную куртку. На ногах у него были грубые залатанные сандалии. По его внешнему виду никто не сказал бы, что Лаллу ростовщик. Он отрастил себе длиннющие усы. Они шевелились, когда он перевешивал сэкономленное топленое масло. Он пытался обвесить даже самого себя! Лаллу был набожным человеком. Наблюдавшие за ним люди только дивились, с какой скоростью вертятся четки в его пальцах. Молился ростовщик по-особенному, стоя на одной ноге.
Сукхрам осторожно выломал два саманных кирпича в мазанке Лаллу. Сегодня он впервые решился на такое дело и поэтому страшно трусил: вдруг увидят! Но кругом было спокойно. В доме тоже стояла тишина. Расчистив пролом, Сукхрам проник внутрь.
В комнате никого не было. Прямо перед Сукхрамом стояли кувшины. В первом из них он нашел два ожерелья. Он швырнул их обратно. В следующем кувшине были деньги. Сукхрам запустил руку и набрал две полные пригоршни. Спрятав деньги, он вышел на улицу, огляделся и пустился во весь дух. Он несся со скоростью ветра, и сердце у него бешено стучало.
Он выбежал за околицу и кружным путем добрался до Чандана, Заклинатель спал под деревом. Сукхрам осмотрелся и кашлянул.
— Вот, возьми, — подсаживаясь к нему, проговорил Сукхрам.
Чандан тихонько рассмеялся. Его смех напоминал скрип мельничных жерновов. Он протянул руки, и Сукхрам высыпал ему все деньги.
— Сколько здесь? — спросил Чандан.
— Считай сам.
— Восемьдесят, — сказал Чандан, сосчитав деньги.
— Оставь у себя. Мне они не нужны. Ты старший, тебе и деньги.
И они пошли.
У высокой каменной площадки перед храмом в лесу они остановились. Сукхрам смотрел на каменное изваяние богини, и дрожь била его; ему казалось, что богиня вот-вот заговорит. Он испугался. Что он будет делать, когда услышит ее голос? Выдержит ли он? Сукхрам почувствовал, что мужество покидает его.
— Кто твой враг? — спросил Чандан.
— Начальник полиции.
— У него есть жена, дети?
— Да, есть.
— Как они будут жить?
Что мог ему ответить Сукхрам? Он молча опустил голову.
— Их горе ляжет на тебя тяжким грехом. Готов ли ты к этому? — спросил Чандан и, немного помолчав, добавил: — Знай, никого нет выше бога-избавителя. Если на то будет его воля, твой враг умрет. Если же нет, то никто уже ничего не сможет сделать.
Сукхрам стоял ни жив ни мертв.
— Он вершит Свою волю над всеми и управляет миром по своему разумению, — продолжал Чандан.
— Все в руках судьбы, — прошептал Сукхрам. — А если Всевышний откажет, тогда что?
— Тогда придется резать петуха.
— Зачем?
— Иначе горшок, который я запущу, разобьется над тем, кто все это задумал, и тот умрет, — ответил Чандан. — Недаром я говорил тебе, приведи женщину, напои ее вином. Она бы все сделала. Ни грех, ни страх нас бы не коснулись. А знаешь ли ты, что случится с тобой, если ты лишишь кого-нибудь жизни?
Сердце Сукхрама учащенно билось.
— Нет, — ответил он.
— Ты заболеешь проказой и сгниешь живьем.
У Сукхрама волосы стали дыбом.
— В последующей жизни ты станешь свиньей, — продолжал Чандан.
— Хватит, прекрати! — крикнул Сукхрам. — Я отказываюсь от мести.
— Как же так? — возмутился Чандан. — Ведь мы же уже у храма богини! Если она согласится, твое дело выгорит…
— И весь грех падет на меня?
— Нет, не весь, только половина.
— А что будет со мной потом?
— Ты сгниешь, не болея проказой.
— Хватит, перестань колдовать!
— Кто ты такой, чтобы указывать мне? — недовольно проговорил Чандан. — Если богине будет не угодно, она сама воспротивится этому.
— А что ждет тебя за твои дела?
Чандан потрогал висевшие у него на шее бусы.
— Пока они на мне, я ничего не боюсь, это мой талисман.
Сукхрама охватил панический страх.
— Если ты будешь мне мешать, умрет самый дорогой для тебя человек! — пригрозил Чандан.
«Каджри?.. Умрет?!» — пронеслось в голове у Сукхрама.
— Я готов сгнить от проказы, готов стать свиньей, — взмолился он. — Я на все согласен. Скажи богине, что я не буду мешать.
— Вот и прекрасно! — обрадовался Чандан. — Так и нужно отвечать божеству. Но ты, как видно, трусоват. Моя пятая жена не боялась пить, не боялась плясать в чем мать родила на маргхате… Она храбрее тебя…