Усевшись на веранде в кресло, Сусанна любила наблюдать, как садится солнце. В такие минуты у нее в ушах звучали слова Карлейля: «Индия не вечно будет нашей, Шекспир же останется нашим навсегда».
— Сукхрам, ты знаешь сказки? — спрашивала она Сукхрама.
— Немного, госпожа, — почтительно отвечал он.
Сусанна уважала мужественных людей и не могла относиться к Сукхраму как к остальным слугам.
«Этот человек обязательно прославился бы», — думала девушка. Но он не родился англичанином, а был похож скорее на дикого зверя, которого она сумела приручить.
Сусанна любила расспрашивать Сукхрама об Индии. Он прилагал все усилия, чтобы обстоятельно ответить ей, но ответы его не удовлетворяли Сусанну. Сукхрам был неграмотным человеком.
— Госпожа быстро выучилась разговаривать на нашем языке, — восхищался он.
— Ну а кто лучше говорит: я или отец? — допытывалась она.
— Мэм са’б, этого я не знаю, — уклонялся Сукхрам от ответа.
— Боишься сказать?
Сукхрам улыбался и молча опускал голову.
Сусанна смеялась.
— Госпожа, вероятно, много училась?
— И очень охотно. Я хочу больше знать об Индии. А ты мог бы рассказать мне что-нибудь интересное о своей стране?
— Госпожа, я темный человек, — отвечал Сукхрам. И спрашивал, верно ли, что в Англии все говорят по-английски.
Она смотрела на него с сочувствием и что-то шептала про себя по-английски.
Когда секретарь отца видел, что карнат сидит у молодой мисс и та с ним разговаривает, он не мог найти себе места. Он был потомком Читрагупты и сгорал от зависти, видя, как карнат вступает на лестницу, ведущую в рай. Будь молодая мисс так милостива к нему, он бы не упустил случая извлечь из этого пользу и давно бы пристроил к своему дому каменную веранду. Но он был бессилен что-либо изменить.
Сусанна была довольна Сукхрамом. Она посылала за ним по любому поводу и все свои дела поручала только ему. Остальные слуги пресмыкались перед ней и раздражали ее.
Иногда она усаживалась верхом на лошадь, а Сукхрам брал лошадь под уздцы, и они отправлялись на прогулку. Они часто бывали в горах, но старались возвращаться домой засветло. С наступлением темноты Сукхрам зажигал в комнате Сусанны большую лампу, и она читала. Обедала она вместе с отцом. Сукхрам иногда прислуживал им один, иногда вместе с Каджри.
— Сукхрам, кто построил эту крепость? — спросила однажды Сусанна во время верховой прогулки. Сукхрам вздрогнул. А англичанка, напряженно вглядываясь, сказала: — Она не закончена с одной стороны, правда? Кто ее строил?
— Раджа Анмолсинх, госпожа, — проговорил Сукхрам. Сердце его учащенно забилось: она расспрашивает его о предках, а он не смеет сказать, что сам — потомок этого раджи. Да и к чему говорить? Разве она поверит?
Этот разговор взволновал его. А госпожа, даже вернувшись с прогулки, не забыла о недостроенной крепости.
— Сукхрам, расскажи мне историю этой крепости, — попросила она тем же вечером.
И Сукхраму снова пришлось отвечать на ее расспросы.
Он рассказал все, что знал о тхакурани, и показал ее портрет.
— Зачем? — кричала в тот вечер Каджри. — Зачем ты рассказывал?
— Она так пожелала.
— Думаешь, она сделает тебя раджой? — ехидно усмехалась Каджри.
— Чего же ты не смеешься?
Каджри опустила голову.
— Ты вообразила, что я возьму в жены белую женщину? — спросил Сукхрам.
— Прости меня! — Каджри умоляюще взглянула на него. — Ведь ты мне ничего не рассказываешь.
— Глупая! Они же господа! Как же ты посмела такое подумать?! Сумасшедшая, они же знатные люди.
— Женщина всегда стремится к мужчине, будь она англичанкой, брахманкой или натни…
— Неправда!
— Неправда? Так почему же твоя тхакурани спуталась со слугой? Может, скажешь, англичанка тебе не нравится?
— Нравится. Могу ли я плохо говорить о той, чей хлеб ем?
— Ты действительно тхакур, а я — самая настоящая натни! — воскликнула Каджри, коснувшись его ног. — Прости ты меня.
Он поднял ее и прижал к себе.
— Сукхрам! — сказала однажды Сусанна и взяла со стола портрет тхакурани.
— Да, госпожа!
Сусанна села в кресло, а Сукхрам, как всегда, на пол. Она молчала. Глаза у нее были полузакрыты. Сукхрам терпеливо ждал.
— Индусы утверждают, что после смерти человек снова рождается, не так ли? — сказала она.
— Так, госпожа, — удивленно подтвердил Сукхрам.
— Ты в этом уверен? — спросила Сусанна. Глаза у нее по-прежнему были полузакрыты.
— Все верят.
— И тхакурани вновь родилась? — Она показала на портрет.
— Кто знает, госпожа? Она была рани. Вы ведь тоже рани. Вам лучше знать, так ли это.
Сукхрам задрожал. Он даже подумать не смел о таких вещах.
— Зачем человек вновь рождается после смерти?
— Госпожа, он получает воздаяние и за свои грехи, и за добрые дела. Если в одной жизни его желание остается неосуществленным, он вновь рождается для исполнения его в другой…
— Ты видел когда-нибудь сокровищницу старой крепости? — спросила Сусанна, не дослушав.
— Нет, госпожа, — ответил Сукхрам, настороженно поглядывая на нее.
— Ты поведешь меня туда.
У Сукхрама по спине забегали мурашки.
— Я боюсь, — ответил он.
— Чего?
— Это очень страшное место, госпожа.
— Но ты же храбрый.
— Госпожа, вам будет страшно…
— Мне?! — рассмеялась Сусанна. — Никогда! Я ничего не боюсь.
— Госпожа, — сказал Сукхрам. — Во времена, когда жил отец раджи, приезжал один сахиб из Германии, искал сокровищницу. Он даже проник в нее. Но там боги нанесли ему удар; рано утром он умчался в свою Германию.
— Ты пойдешь со мной, — решительно заявила Сусанна, поднимаясь с кресла.
— Пойду, госпожа, — ответил он, хотя голос его дрожал.
— Ты боишься?
— Да, госпожа.
— Почему?
— Госпожа, там и звери водятся.
— Мы возьмем с собой кого-нибудь с ружьем.
В воображении девушки уже рисовались несметные богатства одного из индийских раджей, и ей не терпелось добыть их. Тогда она займет место рядом с вице-королем, и ее имя прогремит по всей Англии. А Сукхрама тревожили другие мысли. «В нее переселилась душа тхакурани», — думал он и чувствовал, что его надеждам завладеть недостроенной крепостью так и не суждено сбыться, и такой поворот судьбы казался ему весьма удивительным.
Сусанна давно ушла, а Сукхрам все стоял посреди комнаты в полной растерянности. Как во сне он прошел к себе и, не обращая внимания на Каджри, повалился на кровать, растянулся во весь рост.
— Что случилось? — спросила его Каджри.
— Ничего. — И тут же позвал ее: — Каджри! Она не англичанка, она — тхакурани! Ты поняла, что я сказал?
— Тхакурани?!
— Не англичанка она, а тхакурани!!!
Эти слова гулким эхом отозвались у Каджри в ушах.
— С чего ты взял? — недоверчиво спросила она.
— Разве я сам не понимаю?
— Ты говорил с ней?
— Да!
— О чем?
— Она говорила, что разыщет сокровищницу.
— Но ведь об этом она узнала только из твоих слов! — рассмеялась Каджри.
— Пусть так, но она же сама призналась…
— Что она тхакурани? Как это может быть?
В голосе Каджри звучала насмешка, которая больно задела Сукхрама. Но он ничего не сказал, только бросил на Каджри взгляд, умолявший о сочувствии. Его полные тревоги глаза тронули ее. Беспомощность и растерянность Сукхрама породили в ней сострадание к этому большому ребенку. «Что находит на него в такие минуты? — думала она. — Куда девается его ум?»
— Может, и так, — устало проговорила Каджри и легла рядом.
— Ты успокаиваешь меня? — спросил он.
— Откуда мне знать, успокаиваю я тебя или говорю правду, — пожала плечами Каджри. — Возможно! Кто знает? Все это — дело рук Рама. Это он решает, где свет, а где тень. Он творит, он же и разрушает. Можно ли угадать его мысли? Ребенок ты мой, что у нас есть? Котелок в руке, палка под мышкой, да три мира за пазухой. Во всех трех мирах — и в раю, и на земле, и в аду — мы бездомные бродяги… Но что происходит с тобой? — Она обхватила руками голову мужа.
— Дэдди! — обратилась Сусанна к отцу за утренним чаем.
— Да, — отозвался тот, разжевывая поджаренный хлеб.
— Говорят, в здешней крепости хранятся несметные сокровища.
— Все европейцы видят на территории Азии одни только сокровища, — рассмеялся Сойер.
— Ты смеешься, — с упреком воскликнула Сусанна.
— Ты госпожа и прибыла сюда, чтобы управлять этими дикарями, — наставительно проговорил старик, глядя на дочь своими водянистыми глазами. Отец Сусанны был крупным мужчиной с толстой шеей и почти облысевшей головой, немного седых волос осталось только у самой шеи и на висках. Выгоревшие брови были еле заметны на красном морщинистом лице. На самом кончике носа, нависшем над верхней тонкой губой, у него была бородавка. Разговаривал он медленно, улыбался редко, обнажая пожелтевшие зубы. В его манерах до сих пор сказывалось воспитание, полученное еще во времена королевы Виктории.
Сусанна не поняла отца.
— Эти туземцы — невежественные люди, — сказал он.
— Но Сукхрам говорит, что в этой крепости несметные сокровища, отец.
На этот раз старый англичанин не смеялся.
— Его сокровища — плод фантазии, — сказал он серьезно. — А вот каждый клочок земли в Индии — действительно богатство. Пусть они обрабатывают ее и из года в год пополняют нашу казну.
Сусанне не понравились рассуждения отца.
— Тебе надо держаться с ним построже, дочь моя, — снова заговорил он.
— Но он хороший человек, — возразила Сусанна.
— Верно. Но не надо, нельзя относиться к нему как к равному. Любой бедняк в Англии выше самого знатного индийца, — надменно добавил он, и Сусанне показалось, что над головой отца затрепетал британский флаг.
— Весь цивилизованный мир завидует нам, — развивал тот свою мысль. — Американцы кричат о демократии, потому что сами были рабами англичан. Кто сейчас они — мелкие лавочники! А мы не только торговцы, мы еще и правители. Мы подчинили себе Индию разумом и мечом! Сукхрам — твой слуга, так обращайся с ним как с прирученным животным. Как бы ни был хорош индиец, никогда не давай ему почувствовать, что он такой же человек, как мы, иначе он перестанет уважать нас. Мы должны внушать им страх. В здешних людях еще жив феодальный дух, им свойственна преданность властелину, они и не подозревают, что между людьми могут быть другие отношения. Просвещение в городах пробудило во многих сознание собственного достоинства — и вот уже там начинают бунтовать. Впрочем, эти люди и до нас были рабами, мы только закрепили существующее положение, и их властители тоже стали нашими рабами. Княжества? Рано или поздно и они с