— Что ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать?
Сукхрам закурил. Глядя на него, закурила и Каджри.
— Где она рожать будет? — спросил Сукхрам. — В деревне нельзя, разговоров не оберешься.
— Не знаю.
— А ты ее не спрашивала?
— Нет. Ей и без меня тошно.
— Будто и спросить нельзя! Ну ладно, она страдает, а ты что, за компанию с ней сохнешь?
— С чего ты взял?
— Слушай, расспроси ты ее! И старику обязательно сообщить надо. Ребенка-то он будет пристраивать!
— Куда это?
— Откуда мне знать? — Сукхрам развел руками. — В высших кастах женщины делают аборт. Будто ты не знаешь. Это мы такого не допускаем, Каджри. Ведь на свет должен появиться человек!
— Должен, должен! — передразнила его Каджри. — А зачем? Как знать, кем он станет?
— Да ведь она не замужем!
— Что из этого? Замужество — дело житейское, а ребенок — от бога. Как бы там ни было, ребенок остается ребенком. Грех родит невинность, — задумчиво проговорила Каджри и, немного помолчав, добавила: — Вот чего я никак не пойму, Сукхрам, чего она замуж не выходит? Если уж попала в такое положение, пусть выкручивается.
— Кто ж теперь женится на беременной? Да и ребенком будут вечно попрекать!
— Почему?
— А почему другой мужчина должен заботиться о чужом ребенке?
— Ах вот как? — воскликнула Каджри. — А как же женщина растит ребенка другой женщины?
— Она ж ему не мать, а мачеха!
— Не все из них плохие. Таков уж мир: сразу прозвище придумали — мачеха! Отчим — тоже не лучше.
— Так-то оно так, — согласился Сукхрам. — Давай-ка мы лучше о деле потолкуем.
— А я, по-твоему, о чем? О боже! Женщина станет матерью, и от этого осквернится! Да чрево матери все равно что сама земля-мать. Разве земля совершает грех? И потом, в чем виноват ребенок?
— Ты у людей спроси, чего со мной спорить!
— Тебе ответить нечего, вот ты и сердишься. Эх вы, мужчины! От нас рождаетесь и нас же стремитесь связать по рукам и ногам! Здорово придумали: все твердите только о верности жен. Разве я не жила с другими? А что, ко мне пристало? А ты, разве ты стал хуже от того, что жил с Пьяри?
— Значит, ты считаешь, что люди должны жить с кем вздумают? Сегодня там поел, завтра тут напился?
— Э-э, да ты, я вижу, ничего не понял! Не об этом речь. Если у человека есть ум, он будет пить воду из колодца, а если нет, пусть пьет из сточной канавы.
— Тогда бы все чисты были…
— Мой милый Сукхрам, все и рождаются чистыми. Женщины дарят миру святых! А пороками обзаводятся сами люди.
Вечером Каджри стала расспрашивать Сусанну, что она собирается делать.
— Почему ты спрашиваешь? — удивилась та.
— Сукхрам интересуется.
— Неужели ты рассказала ему? — ужаснулась Сусанна.
— Да, госпожа.
Сусанна покраснела.
— Не надо было говорить? — спросила Каджри.
Сусанна опустила голову.
— Вам это неприятно? Но я же не знала! — воскликнула Каджри.
— А что он сказал?
— Не помню, разволновался, и все. — Каджри утаила правду.
Сусанна открыла рот, чтобы ответить, но губы у нее задрожали.
Она впервые почувствовала себя матерью, но какая жестокая ирония судьбы! Счастье материнства пришло к ней в результате грубого насилия. И все же она ощущала в себе жизнь маленького живого существа и начала его любить. Каджри нежно погладила англичанку по голове.
— Мэм са’б! Я счастлива, что у меня будет ребенок. Вы, наверно, тоже. Но что это за жизнь? Сколько всего у вас, а вот свободы нет…
Ночью вернулся старый сахиб. Теперь он держался не так гордо. Он подолгу о чем-то думал, с Сусанной перебрасывался только короткими фразами. И Сусанна тоже больше молчала. В доме все переменилось. Теперь без умолку болтала Каджри, а Сусанна только ее слушала. Она ни о чем не расспрашивала, как раньше.
Сойер уселся за стол. Дочь села напротив. Поодаль стояли Сукхрам и Каджри. Старик мельком взглянул на них.
Некоторое время все молчали.
— Господин, позвольте сказать, — нарушила тишину Каджри, бросив быстрый взгляд на Сукхрама.
Старик посмотрел на нее и только повел бровью, давая понять, что она может говорить.
— Милостивый господин… — начала Каджри и замолчала, словно лишилась дара речи.
Старик взглянул на Сукхрама, но тот отвернулся.
— Может быть, ты скажешь? — обратилась к мужу Каджри.
— Господин, простите меня. Я хочу сказать, что мэм са’б будет матерью, — чуть слышно произнес он. — И мы…
— Что?!
Сусанна сидела бледная, безжизненная, будто окаменевшая. Как ни готовилась она к этому объяснению с отцом, отчаяние охватило ее с новой силой.
Сойер поник головой. Сукхрам изумленно смотрел на англичанина.
Старик долго сидел молча, в глубокой задумчивости.
— Сукхрам! — наконец проговорил он.
— Да, господин!
— Ты бывал где-нибудь за пределами деревни?
— По княжеству бродил, господин.
— А в каком-нибудь большом городе не бывал?
— Нет, господин.
Старик опять замолчал и взглянул на дочь. Она не выдержала и, уронив голову на руки, горько расплакалась.
— Лучше бы я умерла… Не хочу жить!.. — всхлипывала она.
Каджри с трудом ее успокоила. На глазах у Сойера выступили слезы.
— Сусанна, поезжай с Сукхрамом в Бомбей, — сказал он, немного помолчав. — И ты, Каджри, отправляйся вместе с ними. Потом вернешься сюда вместе с Сукхрамом. А ты, Сусанна, прямо из Бомбея отправишься в Англию. Индия не место для тех, кто может скомпрометировать Англию.
Старик замолчал. Молчала и Сусанна.
— Сукхрам, ты понял меня?
— Хозяин, я буду служить вам, пока жив.
— Не обманешь?
— Если вы сомневаетесь, лучше мне не ехать.
Старик поднялся и стал ходить по комнате. Кулаки его судорожно сжимались. Вдруг он резко остановился и, обхватив голову руками, застонал:
— Боже, помоги снести этот позор!
Сусанна не проронила ни слова.
— Плачешь? — гневно надвинулся на нее Сойер.
— Господин! Она ваша дочь, но она же не виновата. Что ей теперь делать? — вмешался Сукхрам.
Старик опустил голову и зашептал молитву.
— Каджри! — позвал он.
— Да, хозяин!
— Как быть с ребенком?
— Как прикажет господин.
— А если мы доверим его тебе?
— Я буду растить его, как своего, господин.
— Я дам тебе денег.
— Тогда мне придется отказаться, господин.
— Почему?
— Я не возьму деньги за дитя, господин. Ела же я ваши хлеб-соль. Накормлю и его. Ведь не со всего света мне детей содержать, только одного!
Руки у старика задрожали, глаза увлажнились. Он подошел к Сусанне и обнял ее.
— Доченька моя, — проговорил он.
Сусанна спрятала голову у него на груди.
— И ребенок моей дочери не будет моим… — горестно бормотал старик.
На следующий день они поехали в Бомбей. Сойер проводил дочь до станции. Каджри с Сусанной занимали целое купе в вагоне первого класса. Сукхрам находился в помещении для слуг.
Каджри с удивлением осматривалась. Сусанна улеглась на нижней полке, Каджри присела у ее ног. Но Сусанна взяла ее за руку и сказала:
— Сядь со мной, Каджри.
— О нет, мэм са’б. Вы — госпожа. А мне и здесь хорошо.
— Ты же будешь матерью моего ребенка. Каджри! На целом свете лишь ты одна будешь радоваться его смеху и огорчаться его слезам. Здесь только я да ты. Посторонних нет. Садись поближе. Я отдаю тебе не ребенка, а свое сердце… Ты будешь его матерью.
Каджри села рядом с госпожой.
Когда в купе вошел Сукхрам, у него глаза на лоб полезли от изумления.
— Сядь сейчас же на пол, — шепотом приказал он.
Каджри состроила ему гримасу и отвернулась. Сукхрам продолжал делать ей отчаянные знаки, и Каджри пришлось подчиниться.
— Почему ты опять села на пол? — спросила Сусанна.
— Он велит! — кивнула на Сукхрама Каджри.
— Скажи, чтобы не вмешивался, — улыбнулась Сусанна.
— Иди, иди… — замахала на него руками Каджри и вновь уселась рядом с англичанкой…
Сукхрам возвращался в табор с ребенком на руках. Он не раз спасал людям жизнь и теперь возвращался, чтобы сберечь жизнь вот этому крошечному существу. Сукхрам шел и вспоминал…
Бомбей поразил Каджри.
— О, боже, как велик мир! — воскликнула она.
— Бомбей — это еще далеко не весь мир, — заметила тогда Сусанна.
— Недаром старик Харнал говорил нам, что на звездах в небе есть точно такие же миры, как наш.
Но это все были разговоры. А Бомбей! Огромный Бомбей с его шумом, богатством и нищетой! Изнемогающие от усталости, умирающие от голода, заживо гниющие люди!
Они остановились в одной из роскошных гостиниц.
Но Сукхрам не хотел вспоминать об этом. Он хотел бы вычеркнуть все это из памяти, при одном только воспоминании о Бомбее его охватывало безысходное отчаяние.
…Доктор приходил, осматривал Каджри, качал головой и уходил, а Сукхрам тайком вытирал навертывающиеся слезы.
Дорога и климат Бомбея пагубно отразились на состоянии Каджри, она серьезно заболела. Сукхрам оказался в тяжелом положении. Ему приходилось присматривать за Каджри и следить, чтобы мэм сахиб не испытывала никаких неудобств. Она ведь привыкла жить, ни о чем не заботясь.
— Ты должна поскорей выздороветь, Каджри. Тебе ведь придется растить и мое дитя, — говорила Сусанна.
Сукхрам теперь и не думал о своем происхождении. В мечтах он уже видел появление на свет собственного ребенка. Но судьба решила иначе. Одно только мгновение навсегда осталось у него в памяти. Остального он не помнил. Даже сейчас ему вдруг начинало казаться, что все это было страшным сном. Каджри жива, он сидит перед ней…
…Каджри, веселая и беспечная Каджри, погибала у него на глазах. Сукхрам до конца познал всю глубину человеческого страдания. Каджри металась, бредила, звала его и наконец затихла. Доктор хотел спасти хотя бы ребенка. Глаза Сукхрама опухли от рыданий. Он никак не мог понять, что происходит. Вся эта жизнь представлялась ему жестокой, бессмысленной западней. Люди рождаются только для страданий…