Недавно среди жителей квартала прошел слух, что старый антикварный магазин в районе Montmartre закрывают из-за долгов по арендной плате, которую не в состоянии выплачивать хозяин.
Для устрашения антиквара, месье Жобера, несколько вещей было показательно вынесено на свалку и разбито. В том числе и та самая лампа…
И Моник поняла, что надо действовать, это место, в которое, возможно, ходили и ее русские предки, должно жить!
***
Здравствуйте!
Я — лампа. Нет, не Евлампия. Просто лампа. Когда-то была масляной, а теперь, видите, усовершенствовалась, или, как сейчас говорят, «апгрейдилась» и обзавелась лампочкой и шнуром с вилкой.
Живу я в витрине антикварного магазина, в компании таких же свидетелей ушедших времен, как и я сама. Мечтающих о теплых человеческих руках, о звуке человеческого голоса. Мечтающих о Доме…
Когда-то у нас у всех были Дома. Мы служили людям по мере наших сил и возможностей. Из нас принимали пищу, мы светили в гостиных, библиотеках, кабинетах, спальнях и детских, нас читали, мы украшали жизнь своих Хозяев, нас любили, берегли и передавали по наследству. Мы жили своей жизнью рядом с ними, слушая их разговоры, наблюдая, как растут их дети, как старятся их родители.
Я жила в большой купеческой семье, вольготно и привольно. Сперва в детской, слушая, как Хозяйка, красивая молодая женщина, читает сказки своим детям, мальчику с темными задумчивыми глазами и девочке с густыми каштановыми локонами. Но после того, как дети, играя, случайно меня опрокинули и чуть было не разбили, я переехала в кабинет к Хозяину.
Он был мужчина солидный и степенный, в прятки не играл и подушками не швырялся, так что, мне тут ничего не угрожало.
В кабинете я попала в компанию книжных шкафов из мореного дуба, камина и английского бульдога по имени Генри. Названного в честь английского дипломата Генри Кэмпбелл-Баннермана, стало быть. В кабинете мне сразу понравилось — тут было тепло и тихо, потрескивали поленья в камине, и стоял ни с чем не сравнимый запах старых книг.
Тут я жила относительно долго, наблюдая, как работает Хозяин, как дремлет в тепле Генри и как возле камина разливают традиционный пятичасовой чай. Но потом что-то случилось…
Пришли незнакомые люди, которые воняли табаком и застарелым потом давно не мытого тела. Загрохотали, затопали сапожищами, оставляя на сверкающем паркете комья жирной грязи, срывая картины со стен, гардины с окон, все вокруг круша и ломая… Зазвучали слова: «буржуй», «народное добро» и «конфискация»…
…Больше ничего не помню. Пришла в себя в каком-то сарае, среди хлама и обломков мебели.
В нем я жила очень долго, потом еще где-то жила, кажется, в трюме корабля… И вот теперь я живу здесь, в витрине антикварного магазина «L'Objet qui parle».
Мне здесь нравится, правда. Много людей, много разговоров, много движения. Со своими собратьями мы уже все обсудили, воспоминаниями о прошлом поделились… Теперь каждый занят своим делом — кто-то дремлет на полке, кто-то шепотом переговаривается с соседкой, вспоминая о «прошлых» днях. Хозяин лавки нам не мешает. Вон, видите сухонького старичка в вольтеровском кресле? Это месье Жобер, антиквар. Сидит, читает газету. Мы его любим. Не так сильно, как прежних Хозяев, конечно, но все же. И он нас тоже любит, по-своему. Выносит с чердаков и помоек, чинит, латает.
Вся моя жизнь состоит теперь в том, чтобы смотреть из витрины на улицу, где ходят люди, ездят машины и автобусы с троллейбусами. Поначалу мне это даже нравилось: за сто лет все так изменилось — внешний вид людей, их одежда, манеры, прически. Появились невиданные ранее способы передвижения. Любопытно за этим всем наблюдать.
А потом надоело. Каждый день одно и то же… Одни и те же лица… Одни и те же события. Говорят, у людей тоже так бывает. Они годами ходят на службу в одно и то же учреждение, всю жизнь видят одни и те же лица, выполняют одни и те же действия. Еще у них особым шиком считается, если ты работаешь в учреждении, в котором до тебя работал твой отец, а до него твой дед. О! Это у них называется «трудовая династия». Бедные дети! Они бы и рады сменить сферу деятельности, но у них же «трудовая династия»!
Единственное лицо, которое мне почему-то нравится — это девушка, иногда проходящая мимо моей витрины. У нее очень приятные черты лица, задумчивые темные глаза и густые каштановые локоны. Она стоит и часто подолгу смотрит на меня, думая о чем-то своем. Кого-то она мне определенно напоминает… Нет, не может быть. Померещилось. Интересно, кто она?
Вот так и проходят мои дни. Один за другим, похожие друг на друга, как близнецы.
Однако в последнее время что-то неуловимо изменилось. В антикварный магазин стали заходить люди. И они совсем не похожи на покупателей. Энергичные, громогласные, деловитые и напористые. Они топали дорогими ботинками по вытертому паркету, оставляя комья жирной грязи. Это они! Я их узнала! Они выглядят и пахнут по-другому, чем те, другие, но это все равно они! Зазвучали слова: «закрытие», «повышение арендной платы», «долг» и «последний срок». Они появились снова, и в воздухе запахло неминуемой бедой. Что же теперь со всеми нами будет?!
***
Взяв академический отпуск на месяц по семейным обстоятельствам и, попросив хозяина антикварного магазина принять ее в штат на добровольных началах, Моник начала действовать.
Поняла, что нужно срочно раздобыть денег, чтобы покрыть долги по арендной плате. А для этого нужно поднять выручку.
Вначале она решила разузнать побольше о вещах, выставленных здесь.
Набрав в библиотеке альбомов по искусству и истории фарфора, она начала их изучать. Каково же было ее изумление, когда обнаружилось, что в лавке находятся поистине бесценные предметы! Нет никакого сомнения, что этот изящный чайный сервиз лиможского фарфора Моник видела своими глазами на полке возле камина, и вот эту чашечку тоже.
А что с чашечкой?
Хм… Рисунок «голубые луковицы», на донышке клеймо из скрещенных мечей… Не может быть… Однако чашечка определенно была из Мейсена. Не антикварная лавка, а просто пещера Али-Бабы какая-то!
Поскольку работать в антикварном магазине девушка мечтала давно, у нее уже были кое-какие планы по совершенствованию его деятельности. Так, ей показалось странным, что в антикварной лавке, среди старинных интерьеров будет сидеть продавщица в джинсах и современной кофточке. Не атмосферно как-то… Она обратилась в местный театральный кружок, и ей там ссудили старое платье с пышными подъюбниками и кринолином в духе «старой, доброй Англии».
Постирав и подогнав его по своей фигуре, Моник стала надевать это платье на работу в магазин, чем повергла в несказанное изумление добрейшего месье Жобера. Объяснив ему, что это нечто вроде униформы, она стала ждать реакции покупателей. Та не замедлила себя проявить. В магазин стали приходить люди, просто так, поглазеть на странную барышню в старинном платье и с книгой в руках. Они заглядывали в окна-витрины и шептались на улице, иногда заходили и что-нибудь покупали.
Приходили и те, кто позарился на это помещение. Сыпались насмешки, запугивания, а, подчас, и прямые угрозы. Но девушка решила стоять насмерть.
Арендатору дали месяц сроку на то, чтобы выплатить половину долга или убраться отсюда, и за этот месяц нужно было сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти антикварный магазин. Было решено сдавать антикварные предметы напрокат, театральному кружку в качестве декораций для спектаклей, и местной библиотеке для проведения разных тематических мероприятий. Под расписку, разумеется, и при условии внесения залога. Все равно вещам грозила участь оказаться на свалке, так пусть хоть люди ими напоследок попользуются.
Подняли цены на некоторые предметы. Если кому-то цена казалась неоправданно высокой, Моник показывала фотографию в альбоме по искусству, где была фотография понравившейся клиенту вещи с подробной исторической справкой.
К тому времени она постаралась разузнать все, что можно, об истории большинства антикварных подопечных и каждому из них у нее был посвящен отдельный файл в компьютере.
После этого люди без разговоров платили нужную сумму и уходили, гордо унося с собой только что купленный раритет.
Иногда шли навстречу покупателям, особенно пенсионерам и студентам, делая скидки и разрешая платить в рассрочку.
Бывали случаи, что люди сомневались, покупать ли понравившуюся вещь. Когда спрашивали совета: «Покупать эту вещь или нет?», Моник всегда отвечала: «Если вам она нравится, если она вас греет — берите. Ведь самое важное, когда покупаешь вещь в свой дом (неважно, антикварная она или нет), чтобы она вам нравилась, грела вашу душу. Иногда, особенно если вещь очень дорогая, можно провести эксперимент — взять домой и проверить, приживется она или нет. Если она простояла или провисела в доме три дня и при этом не раздражала, ее стоит купить. Но очень часто бывает, что даже самая уникальная вещь может не лечь на душу, она не подходит дому, не гармонирует с ним. И тогда редкий предмет, в лучшем случае, отправится на чердак или в сарай, а в худшем — на свалку». Именно последнего девушка старалась не допустить, советуя вначале «примерить» раритет к себе, а потом покупать.
Через некоторое время финансовое положение несколько поправилось, долг по арендной плате стал уменьшаться. Самое главное, салон ничем не запятнал репутацию солидного заведения, где не торгуют ширпотребом, где все вещи неповторимы и уникальны. Так появились постоянные клиенты, стали заходить люди, ищущие конкретную вещь или подбирающие экспонаты в свои личные коллекции.
Часто захаживал один молодой человек, он искал кресло от Брамса в подарок маме, но в итоге купил письменный стол под зеленым сукном. Как оказалось, точно за таким же столом он когда-то делал уроки и проверяла школьные тетрадки его мама…
***
…Теперь, спустя пять лет, Моник — компаньон хозяина преуспевающего антикварного салона. Месье Жобер все еще работает, ведь кроме магазина у него больше ничего нет.