Несколько дней спустя, на занятиях, где представителей рот обучали, как паковать оружие для перевозки за океан, а это было в конце августа 1944 года, мне объявили о переводе на военно — воздушную базу в Кеарнс — Филд в штате Юта. Моя дивизия отправлялась в Европу без меня. Она в какой — то мере была задействована в «битве за Выступ»[11].
В Юте корнелльские студенты встретились со студентами русской программы из двух других университетов, а в октябре нас перевели на базу Кемп — Ритчи в штате Мэриленд. База расположилась в бывшем клубе, который переделали для размещения здесь школы разведки. Каждые два месяца прибывала новая группа для прохождения интенсивного курса подготовки разведчиков, после чего выпускников производили в офицеры и отправляли на фронт. Но наша судьба было несколько иной. Нас держали как группу для специального задания, суть которого я выяснил только после войны. После конференции на высшем уровне в Тегеране в ноябре 1943 года американские и советские военные обсуждали проект создания совместных военно — воздушных баз на советской территории. Главной задачей Вашингтона было обеспечение инфраструктуры в войне против Японии, но американское командование европейского театра военных действий было заинтересовано также в использовании советских аэродромов для ударов по германским целям в Восточной Европе, которые были недосягаемы для бомбардировщиков, базировавшихся в Великобритании или Италии. Возникла идея так называемой челночной бомбардировки: американские бомбардировщики могли бы пролететь над Восточной Европой, сбросить бомбы на германские промышленные объекты и нефтяные скважины, приземлиться на советской территории, заправиться, получить комплект боеприпасов и на обратном пути повторить бомбардировку. Русские неохотно, но согласились с этим предложением, и весной 1944 года, как раз когда мы заканчивали курс в Корнелльском университете, предоставили три военно — воздушные базы на Украине в распоряжение американских военно — воздушных сил. Главная база находилась в Полтаве, а две вспомогательные — в Миргороде и Пирятине. Этот проект получил кодовое название «Неистовый». 2 июня 1944 года американские бомбардировщики совершили первый налет на германскую территорию с этих баз. Немцы, удивленные воздушным налетом с востока, 22 июня ответили мощной координированной атакой двухсот самолетов на Полтавскую базу и превратили ее практически в руины: 43 бомбардировщика «Б-17» были либо уничтожены, либо повреждены до такой степени, что не подлежали ремонту. Тем не менее американские рейды возобновились в июле; в общей сложности было сделано более 2 ООО вылетов с советских баз. Эффект был незначительным, но трения с русскими постоянными. В конце лета русские отдали приказ закрыть три украинские базы. Однако окончательная эвакуация так называемого восточного командования произошла лишь в июне 1945 года[6].
Нашу русскую группу должны были послать на украинские «подлетные базы» в качестве переводчиков, но проект закрыли и наше участие не потребовалось. Таким образом, после окончания курса в Ритчи нас направили в Скотт — Филд в штате Иллинойс якобы для прохождения курса подготовки связистов, но на самом деле нас держали в резерве для возможных будущих заданий, где понадобятся специалисты, говорящие по — русски. Эта жизнь была скучной: освоение азбуки Морзе и изучение тонкостей радиотехники меня мало интересовали. Пребывание там все — таки сыграло одну непредвиденную, но важную роль в моем интеллектуальном развитии: именно тогда я решил стать профессиональным историком. Меня всегда привлекала история, отчасти потому, что прошлое возбуждало мое воображение, а отчасти потому, что она столь всеобъемлюща и грандиозна. Но только там я выбрал историю как профессию. Скотт — Филд находился около Сент — Луиса, штат Миссури. Там по выходным, получив увольнение, я проводил свободное время: ходил на концерты, в публичную библиотеку или разглядывал книги в книжных лавках. Как — то раз мне попала в руки книга Франсуа Гизо «История цивилизации в Европе» в переводе Уильяма Хэзлитта, сына известного эссеиста. Книга была серией лекций, которые Гизо читал в Сор- боннском университете в 1828 году. Она была не похожа ни на какую другую книгу по истории, которую я когда- либо читал. Пытливый ум может заинтересоваться любыми событиями прошлого, потому что нет ничего абсолютно ясного: всегда возникают вопросы о мотивах и последствиях и даже о развитии самих событий. Таким образом, можно увлечься историей цен на зерно в средневековой Венгрии, или жизнью и творчеством римского папы Иннокентия III, или политикой княжества Зербст- Анштальт по той простой причине, что эти сюжеты содержат интеллектуальные проблемы. Но подобным темам не хватает значимости в более широком контексте. Они лишь тренировка ума для решения задач, как игра в шахматы. И то же самое относится к общей истории стран и эпох. Она излагает, что произошло и, возможно, объясняет, почему это произошло, но не показывает, почему те или иные сведения представляют важность.
В истории, которую писал Гизо, то есть в такого рода истории, которую я принял как пример для подражания, прослеживается связь прошлого с настоящим. Это философская история, знание которой помогает нам понять самих себя, откуда мы пришли и почему мы мыслим так, как мыслим. С первой страницы Гизо дает определение своему философскому подходу к истории.
С некоторого времени идет много разговоров о том, что необходимо ограничить историю изложением фактов; и действительно, ничто не может быть более справедливым. Но мы всегда должны сознавать, что существует намного больше фактов, о которых можно рассказать, и что факты сами по себе намного более разнообразны по своей природе, чем люди поначалу готовы признать… Именно та часть истории, которую мы привыкли называть философиейу — отношения между событиями, связь, объединяющая их, их причины и следствия — все это фактыу все это история в той же мере, в которой мы называем историей повествование о сражениях и о других материальных и зримых событиях… Цивилизация — это один из таких фактов… Сразу же я должен добавить, что такая история — самая великая история, которая включает в себя все.
Четырнадцать лекций, которые следуют за этим введением, представляют собой величественный обзор эпох и стран, институтов и религий, и все это представлено в изысканной и элегантной литературной форме. Эта книга покорила меня. Она показала мне, что все, чем я интересовался, а именно философия и искусство, может обрести приют под просторной крышей того, что мы называем историей.
Остаток моей военной службы был непримечательным. Из Скотт — Филда мы вернулись в Корнелльский университет для повторного летнего курса, затем нас перевели обратно в Ритчи, где меня назначили оператором коммутатора в ночное время. В конце 1945 года нас перевели в Калифорнию в целях подготовки к будущему назначению в Корею в качестве переводчиков. Но к тому времени Япония капитулировала, война закончилась и мы мечтали вернуться домой. Наша часть носила таинственное название из абревиатуры FAH. Мне пришла в голову мысль, что эти буквы, должно быть, обозначали инициалы офицера в министерстве обороны, отвечавшего за нас. Я посмотрел справочник армейских офицеров и действительно нашел некого полковника по имени Фрэнк А. Хартман, инициалы которого повторяли эту аббревиатуру. Мы осмелились позвонить ему в Пентагон и сообщить, что мы прослужили уже более трех лет и поэтому заслуживаем увольнения. Несколько дней спустя пришел приказ о том, что нас отправляют обратно на восточное побережье США. Я с нетерпением ожидал возвращения к гражданской жизни и возможности возобновить учебу. В марте 1946 года в Форт — Мид в штате Мэриленд я был уволен.
Холокост приходит в наш дом
Весной 1945 года мы узнали о капитуляции Германии и о событиях, которые стали личной трагедией для нас и всех евреев. По мере продвижения Красной Армии в Польшу, а оттуда в Германию, в газетах стали появляться сообщения и фотографии освобожденных концентрационных лагерей и лагерей смерти: люди, больше похожие на скелеты, горы туфель и очков, снятых с убитых, и крематории, где тела отравленных газом превращали в пепел. Мы были шокированы этими систематическими и массовыми убийствами: это казалось немыслимым не только потому, что было варварством, но и потому, что было иррационально, так как немцы могли бы использовать евреев для военных нужд. Правительства союзников знали о том, что происходило с евреями в оккупированной Европе, но предпочли хранить молчание из опасений сыграть на руку гитлеровской пропагандистской машине, согласно которой война произошла по вине и в интересах «мирового еврейства».
В моем архиве есть памфлет под названием «Массовое уничтожение евреев в оккупированной немцами Польше», изданный 10 декабря 1942 года находившимся в Лондоне польским правительством в изгнании. Этот памфлет адресован правительствам и членам антигитлеровской коалиции. В нем содержится точная и детальная информация о том, что сотни тысяч евреев были депортированы и почти столько же умерло от голода или было убито. Эту информацию проигнорировали. К своему вечному стыду, лидеры еврейских общин в Америке также предпочли хранить молчание о геноциде против своих собратьев. В конце апреля 1945 года я получил письмо от Олека, который выжил, скрываясь в «арийской» части сначала Варшавы, а затем Лодзи. Вскоре мать прислала мне вырезку из польско — еврейской газеты, которая описывала со слов Ванды, как она выпрыгнула из товарного поезда, направлявшегося к газовым камерам Треблинки, и затем оказалась среди польских рабочих, вывезенных на работы в Германию. Это было просто чудо. Но остальным членам нашей семьи чудо не помогло. Двоим из братьев моей матери удалось спастись. Когда восстановилось почтовое сообщение, они прислали нам письма, рисующие картину того, что стало известно как холокост. Эти братья моей матери не были высокообразова