ыболовные принадлежности, а затем проверять и распределять оружие. Всё это потребовало многих встреч и бесконечной беготни. Кроме того, он вынужден был отнести велосипед и оружие к одному из друзей, чтобы забрать их завтра перед отъездом.
Теперь всё в порядке. Мишель со спокойной совестью медленно поднимается по лестнице к себе домой. Если бы Жюльетта подозревала, что будет делать завтра её муж! Мишель обожает свою жену и ни за какие блага не согласится, чтобы она делила с ним все страхи и тревоги. До сих пор он не проговорился ей ни разу, что принимает участие в боевых операциях. Довольно с неё забот о малышах и хозяйстве.
Всё это, конечно, не облегчает работы Мишеля. Даже перед женой он должен как-то сочетать видимость легальной жизни с обязанностями подпольщика.
Зато когда по вечерам он возвращается к своей молодой жене и двум детям — какая разрядка! У него дома так хорошо, так уютно! В теперешние смутные времена — это оазис, где он набирает сил, как отпускник, приехавший с фронта.
Чем же объяснить сегодня вечером своё опоздание? Что скажет жена, ведь она утром просила его прийти непременно вовремя? К обеду должен быть кролик. Кролик, жаренный в масле, с картошкой. Это конёк Жюльетты, а Мишель любит поесть.
«Ну и нагорит же мне!» — думает он, открывая дверь.
— Нехорошо, нехорошо это с твоей стороны, — говорит жена, когда, вытерев ноги, он входит в маленькую столовую.
— Папа!
Пятилетний Пьерро и его трёхлетняя сестрёнка Лили бросились к нему одновременно. Мишель берёт обоих на руки.
Жюльетта ушла на кухню, обиженно поджав губы и не поцеловав мужа. Её дурное настроение прорывается, когда она ставит дымящуюся суповую миску на тщательно накрытый стол.
— Всё-таки обидно, что ты опаздываешь, как раз когда в кои-то веки есть что-то вкусное. Это у тебя входит в привычку с некоторых пор.
— Мне надо было повидать товарища…
— Ну конечно! Всегда какие-то товарищи, а с женой считаться не надо!
— Что ты говоришь, подумай!
— Картошка подгорела, а кролик пережарен. Очень мило!
— Да не расстраивайся ты из-за своего обеда, я же знаю — всё будет прекрасно.
— Ты так к этому относишься, что не стоит стараться.
Пока Жюльетта усаживала малышей, Мишель уже сел и начал есть.
— Суп замечательный.
Лили, с салфеткой, повязанной вокруг шеи, стучит ложкой о тарелку.
— Ешь суп, Лили, — нетерпеливо говорит мать, — он остынет. Осторожнее, Пьерро, не задень стакан, опрокинешь.
Жюльетта пошла за кроликом.
— Я хочу ножку, мама! — кричит Лили, стуча по столу.
— Съешь сперва суп. Пьерро, говорю тебе, осторожней, не задень стакан.
— Не хочу больше супа, — не унимается Лили.
— Погоди, я сейчас найду тебе ножку, — говорит отец, выбирая кусок в кастрюле.
— Что же ты не заставил её съесть суп? Она почти не прикоснулась к нему!
— Ты видишь, она больше не хочет.
— Конечно, она знает, что ты всегда на её стороне. Пьерро, в последний раз говорю тебе, осторожней!
Но, конечно, этот озорник Пьерро так неловко протягивает тарелку, что опрокидывает стакан.
— Я же тебе говорила! — возмущается мать, вставая в раздражении.
Она даёт сыну лёгкий подзатыльник и уходит на кухню за полотенцем.
Пьерро хнычет. Лили ест мясо руками, и лицо у неё измазано соусом.
Мишель обнимает сына, чтобы утешить его.
— Не плачь малыш, это пустяки!
— Вот-вот, — говорит мать, — вместо того, чтобы отчитать сына, учишь его шалить! Сразу видно, что днём тебя не бывает дома. Ты им всё прощаешь.
— Папа, — просит девочка, — ещё ножку!
И Мишель, не думая о том, что его жаркое стынет, кормит детей, а потом, счастливый и довольный, с нежностью смотрит на своё семейство.
Жюльетта, немного успокоившись, пожимает плечами.
— Что с тобой? Что ты так смотришь на меня? Как будто никогда меня не видал.
Мишель невольно думает о завтрашнем дне, о том, что он постоянно рискует больше не увидеть эти три дорогих ему существа.
— Ты такая красивая, — говорит он.
— Вот глупый!
Но сама улыбается и придвигает к нему свой стул.
VIII
— Ну, рыболовы, чем вас угостить?
— Четыре рюмки коньяка.
— Я не имею права подавать спиртное.
— Но мы одни, никого нет…
— Ладно, подам коньяк в чашках, только сядьте в уголок, где потемнее.
— Дело в том, что не мешает присмотреть за велосипедами.
— Да, по нынешним временам они легко могут испариться.
— То-то и есть, мы уже научены горьким опытом.
— Ну что же, тащите их сюда и поставьте в угол.
— Спасибо.
В маленьком кафе у Лионского вокзала Рэймон, Арман, Виктор и Мишель сидят среди бесчисленного количества удочек, сачков и прочих рыболовных принадлежностей.
— Куда рыбачить отправляетесь? — спрашивает хозяин кафе, добродушный толстяк.
— Не больно далеко, — отвечает Рэймон.
— На Марну или на Сену?
— На Марну.
— За какой рыбой?
Рэймон приходит в замешательство, но Виктор, сведущий в этом вопросе больше других, вступает в разговор с видом знатока.
— У нас с собой мотыль, червяки и зерно.
— Поздновато для зерна. Попробуйте лучше ловить пескарей на червяка, — советует хозяин.
— Я так и думал.
— Можно ещё закинуть удочку на щуку — я вижу, какое у вас снаряжение. Я езжу по вторникам, кафе в этот день закрыто. На прошлой неделе я поймал щуку в три фунта. И подумайте, поймал-то я её на распаренную рожь…
Его не остановить. Но, к счастью, к стойке подходит кондуктор автобуса и ещё два посетителя. Они громко говорят с хозяином, не обращая внимания на рыболовов. Наши друзья пользуются этим, чтобы ещё раз всё оговорить.
— Все получили по бидону? — тихо спрашивает Рэймон.
— Да.
— Заложили взрывчатку в рули?
— Заложили.
— Хорошо. Но где же скотина Жежен? Где он шляется?
— Едем без него, — предлагает Виктор.
— Нельзя. У него шнур.
В эту минуту в зале появляется юный Жежен в огромных башмаках, в старых штанах для гольфа, в кожаной тужурке и в огромной шляпе.
— А вот и Тартарен! — весело восклицает Виктор.
Вновь прибывший сверх меры нагружен принадлежностями рыбной ловли, не соответствующими его росту, и действительно похож на героя Додэ. На ремне за спиной — огромная ивовая корзина. На плече — удочки в чехле, которые бьют его по пяткам. А надо всем этим — гигантский сачок.
Товарищи не могут удержаться от смеха.
— Кого ты снарядился ловить? — спрашивает Рэймон. — Кита что ли?
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — отвечает обиженный Жежен. — Я ещё дам вам всем очко вперёд.
И тихо добавляет:
— Шнур — на дне корзинки. Всё остальное спрятано, как ты велел.
— Очень хорошо, не будем задерживаться.
Вся пятёрка навьючивает свои принадлежности на велосипеды и покидает кафе, а хозяин напутствует их традиционной формулой охотников и рыболовов:
— Не буду вам желать удачи, а скажу: ни пуха ни пера.
Через десять минут они все вместе катят по Вэнсенскому лесу.
Рэймон останавливает свою группу в пустынном месте и даёт первые инструкции.
— Выехав из леса, мы поедем по дороге на Корбэй, через Шарантонский мост и Альфорвиль и пересечём Дравэй. После Вилльнев-Сен-Жорж надо будет свернуть направо. Арман знает дорогу, мы пошлём его вперёд с Мишелем. Жежен везёт главный груз, он поедет следом. А я с Виктором — позади. Если что-нибудь случится, мы друг друга не знаем. Сейчас половина девятого. Встретимся около одиннадцати. Кто приедет первым, ждёт остальных.
— А где встретимся?
— В первом кафе направо при въезде в Корбэй.
Час дня, задний зал ресторанчика в Корбэе. Пятеро товарищей кончают завтракать. Завтрак принял почти торжественный характер: перед тем как идти навстречу опасности, люди полны взаимной нежности, которой никогда не ощущали раньше.
— Хотите ещё есть? — спрашивает Рэймон.
— Я бы заказал ещё порцию жаркого, — отвечает Жежен.
— Пользуйся случаем, дружок, не каждый день бывает праздник.
— Я часто замечал, — говорит Мишель, — что хороший обед проясняет мысли и одновременно придаёт уверенность.
— Совершенно с тобой согласен, — отвечает Виктор. — Например, солдат всегда рад поесть.
— Мы тоже солдаты.
— К сожалению, так нам приходится есть не каждый день.
— Торопитесь, — говорит Рэймон, — скоро надо трогаться.
— Можно спросить хорошего кофе?
— Если хотите, мой кредит ещё не исчерпан. Кстати, надо будет каждому написать счёт на купленные рыболовные принадлежности.
— Мне это труда не составит, — говорит Жежен. — Я всё взял у дяди.
— И он дал тебе?
— А я у него не спрашивал. Воображаю, какой он поднимет крик, когда заметит, что я продолбил его самую большую удочку.
— Ладно, если нужно, мы ему купим другую.
Пока его товарищи заканчивали еду, Рэймон велел подать кофе и сразу вылил в него свою рюмку коньяку.
— Ты не умеешь пить кофе, — говорит ему Мишель.
— Как так?
— Кофе надо пить в три приёма. Сначала мелкими глотками выпить приблизительно полчашки чистого кофе. Затем в остаток кофе вылить треть рюмки коньяку, получается смесь, которую надо медленно смаковать. И наконец вылить коньяк в неостывшую чашку, это и называется «рюмочка после обеда». Ею-то и прополаскивают небо.
— И что это тебе даёт?
— Три разных ощущения, которые гармонически сочетаются между собой, и каждое доставляет особое удовольствие.
— Потрясающая штука! — одобряет Виктор. — Жаль, что я уже выпил кофе. Что, если спросить ещё?
— Хватит, — говорит Рэймон, бросая испуганный взгляд на счёт, который принесла ему подавальщица. — Мы впятером съели уже на семьсот двадцать франков.
— С чаевыми это будет около восьмисот, — говорит Виктор.
— Восемьсот франков! — повторяет Рэймон. Жежен задумывается, потом заявляет с глубоким убеждением:
— Дорого обойдётся нам это сент-ассизское предприятие!