Волнующая, современная городская сказка, полная юмора, иронии и глубокого смысла!
Э. М. Р.
Эта книга дополняет произведения Белля, Андерша, и пусть так будет и ныне и присно и во веки веков.
Я не верю, что против тебя существует какой-то заговор молчания. Скорее, газеты припасают твою книгу в качестве материала для рождественских выпусков.
По этому поводу можно было бы еще много сказать — но лучше я сделаю это при встрече. У меня до сих пор не зажил указательный палец.
С сердечным приветом,
твой
Эрих.
Петеру Рамингу, Бад-Ротенфельде
Порто-Ронко, 15.04.1965 (четверг)
Дорогой доктор Раминг!
Благодарю Вас за любезное письмо, которое меня очень успокоило и, мало того, подтвердило то, что я уже много лет советовал сестре и ее мужу* — а именно, сбросить напряжение, позволять себе отдых и время от времени предоставлять себе отпуск. Насколько я понял из Вашего письма, мои советы, по большей части, просто игнорировались. Я позвоню сестре в Оснабрюк и попытаюсь еще раз воззвать к ее совести, посоветую следить за собой и тем самым облегчить жизнь Вам, как ее врачу. Странное, однако, существо — человек! Он не отказывается от своих привычек даже тогда, когда знает и слышит от других, что они — привычки — могут причинить ему большой вред.
В мои планы входило и входит в ближайшие месяцы приехать в Оснабрюк, но я побаиваюсь этой поездки, потому что мое последнее — длительностью два часа — путешествие в Милан едва на закончилось новым инфарктом. К счастью, там мне оказали своевременную помощь, и после четырехнедельного пребывания в постели я смог вернуться домой. Похоже, что мы — я и моя сестра — страдаем одной болезнью (лечение — компламин, амфификс, перитрат, артероид, адефан), и я надеюсь, что мы с ней оба унаследовали крепкую природу нашего отца, который прожил восемьдесят три года.
Очень надеюсь, что в Оснабрюке я смогу встретиться с Вами и еще раз сказать Вам спасибо за письмо. Если Вам что-то от меня понадобится, то прошу Вас, без стеснения располагайте мной.
С наилучшими пожеланиями и приветом, Ваш
Эрих Мария Ремарк.
Роберту Лерману, Рулле (Оснабрюк)
Порто-Ронко, 18.12.1965 (суббота)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Дорогой Роберт!
Ты доставил мне большую радость своим письмом от ноября 1964 года и фотографией нашего класса, сделанной в 1962 году. Я ответил бы на письмо раньше, но я был уверен, что смогу приехать в Оснабрюк и повидаться со всеми вами, устроив веселую встречу. К несчастью, я заболел уже в этом году в Милане, где у меня случился новый сердечный приступ, и я не мог предпринимать дальних поездок, так как приходится беречься. Рассматривая фотографию, я не перестаю удивляться: как странно, что все мы так мало изменились! Я сразу узнал всех и должен сказать, что школьные годы так явственно всплыли в моей памяти, словно они были только вчера. Как скоро проходит жизнь! Когда я собирался приехать в Оснабрюк на вручение мне памятной медали, обер-бургомистр* написал, что на церемонию вручения хотят прийти и некоторые мои одноклассники, и это страшно меня удивило, так как я подумал: они же должны быть в школе, сейчас же нет каникул! — и только потом до меня дошло: господи, да они все уже такие же старые, как ты, и, наверное, все уже пенсионеры! Как быстро все проходит! Последний раз мы виделись, когда жизнь только начиналась, и вот мы уже в отставке. Правда, меня эта участь миновала — у писателей нет пенсионного возраста. Но и у всех остальных — по-человечески и в духовном плане пенсионного возраста тоже нет. Однако чем старше становишься, тем ближе становится юность, и мне сейчас очень хочется снова оказаться среди вас. Передай, пожалуйста, привет от меня всем старым друзьям и скажи им: я сделаю все, что в моих силах, чтобы приехать весной! Сейчас для меня, увы, слишком холодно.
Мои наилучшие пожелания на предстоящий праздник и на Новый год всем вам от твоего старого товарища
Эриха.
Эльге Людвиг
Рим, 19.01.1966 (среда)
Отель «Флора», виа Венето,
Рим, 19 января 1966 года
Дорогая госпожа!
Большое спасибо за Ваше письмо и письмо Гордона. К сожалению, я послал свое письмо в Каза-Сан-Пьетро и указал тот же адрес в письме виноторговцу. Я тотчас исправил эту ошибку и надеюсь, что вино пришло к Вам с не слишком большим опозданием. От Гордона я слышал, что Ваш врач решился на небольшое хирургическое вмешательство. Так как Вы тогда находились в госпитале, то от всего сердца прошу разрешить старому другу послать Вам небольшую сумму как дар любви, так как наверняка у Вас есть какие-то непредвиденные дела, которые требуют расходов. Деньги Вам выплатит банк в Локарно, и, прошу Вас, не противьтесь этому. Несомненно, у Вас хороший врач, и он не без оснований порекомендовал операцию, но я очень прошу Вас, если в дальнейшем у Вас возникнут медицинские проблемы и Вы захотите обратиться к другому врачу, то позвоните доктору Эоло Педрацци в Аскону. У него тоже проблемы с сердцем, он очень добросовестен и отзывчив. Прошу Вас, позвоните ему, если захотите, и черкните мне пару строк, чтобы я мог сказать ему, чтобы он ради меня поставил Вас на ноги.
Очень тороплюсь отправить это письмо. Все ошибки — следствие моего лихорадочного желания быть правильно понятым. Два года назад у меня было несколько небольших сердечных приступов, и мне совершенно не хотелось писать, и не только письма. Теперь же мне намного лучше.
От всего сердца желаю Вам всего, всего самого хорошего и передайте от меня привет Гордону!
Ваш старый поклонник,
Ремарк.
Гансу-Герду Рабе
Рим, 24.01.1966 (понедельник)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Отель «Флора», виа Венето, Рим
24 января 1966 года
Дорогой Ганс-Герд!
Большое спасибо за твое письмо с газетными вырезками; насколько я вижу, ты работаешь во многих областях, а также выступаешь в роли театрального критика. Это напомнило мне о моих первых попытках на этом поприще; кажется, я писал в давно несуществующую газету «Оснабрюкер ландесцайтунг» и должен сказать, что то время — а это было в 1919 и 1920 годах — я вспоминаю с нежностью, хотя, естественно, тогда я был еще незрелым для настоящей критики. Помнится, я тогда едва избежал удара зонтиком от взбешенной учительницы пения, устроившей для своих учеников открытый литературный вечер*, который я, со свойственным мне тогда нахальством, посчитал чрезмерно напыщенным. Это была наша юность, и поэтому я этого не забываю.
Ты прав — с годами удары сыплются чаще, и кучка выживших тает все быстрее и быстрее. Мы, однако, не сидим на печи и не спешим сдаваться. Надо равняться на древних, когда возраст означал мудрость, но одновременно и способность к действию, чести и свершениям. Человек остается молодым до тех пор, пока не опускает руки, и слава богу, что у нас с тобой профессии, не знающие пенсионного возраста и не требующие ухода в отставку.
Я приехал в Рим, чтобы убежать от холодов. Недавно у нас был оползень, уничтоживший сад, гараж и автомобиль. Дом по счастью уцелел, но я, несмотря на это, уехал, потому что моей жене зимой очень одиноко в Порто-Ронко, да и мне бодрость римской жизни идет на пользу. Врач приходит каждые два дня. Я, к сожалению, до сих пор еще легко утомляюсь, но хожу на прогулки, а с балкона обозреваю вид на Пинчио и сад Боргезе. Ты же в это время мотаешься с востока на запад и обратно, и я желаю тебе, чтобы это было интересно. Думаю, что это и без того доставляет тебе удовольствие.
Как всегда, сердечный привет от твоего старого друга
Эриха.
Гансу Эберхарду Фридриху/Редакция культуры газеты «Вельт ин Гамбург»
Рим, 30.01.1966 (воскресенье)
[Шапка письма: Гранд-отель «Флора», Рим]
Дорогой господин Фридрих!
Наконец-то я отправляю Вам интервью с самим собой. Вначале мне казалось, что написать его будет очень легко — до того момента, когда я принялся за дело. Я сделал две попытки и уже хотел было сдаться, ибо мне очень противно писать о самом себе, но потом решил все же отослать Вам то, что я уже написал: решайте сами, как это можно использовать и надо это Вам или нет. Если Вы вернете мне это назад — то мне сразу станет ясно: это совсем не то, что было нужно Вам. Если Вы это примете, то мне не придется просить Вас погладить меня по головке.
Здесь у меня нет секретарши, которая могла бы перепечатать текст — поэтому великодушно простите, что письмо написано от руки, но я надеюсь, что мой почерк легко читается.
Удивительно, как может человек открывать в себе антипатии, о которых раньше даже и не подозревал, — например, антипатию к рассказам о самом себе! Я потратил больше двух недель на написание нескольких страниц, но не удовлетворен и этим. Верните мне всю эту писанину, если Вы думаете так же, как я, — и мы во время дружеской встречи в Риме, Порто-Ронко или в Париже, сидя за столом с бутылкой вина, проводим в последний путь этот неудачный эксперимент.
Здесь уже наступила весна! Сердечный привет от Вашего
Эриха Марии Ремарка.
Йозефу Каспару Витчу/«Кипенхойер и Витч», Кельн
Нью-Йорк, июль 1966 года
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк]
Дорогой друг!
Из Вашего издательства до меня доходят слухи о том, что там собираются отмечать день Вашего рождения. «Уже шестьдесят!» — думаешь с удивлением, представляя себе Вашу неизбывную жизнерадостность, Ваш юношеский энтузиазм, Ваш юмор и Вашу неистощимую работоспособность, но одновременно и восклицаешь: «Всего шестьдесят!» — когда думаешь о Вашей тяжкой работе и о достижениях, о возрождении, в буквальном смысле, на разбомбленной почве, о построении на руинах во всем прежнем блеске нового, по сути, издательства.
Итак, уже шестьдесят! Полдень жизни! Торжественное и праздничное время! Летний сад! Но Вы наверняка воспринимаете эту беспощадную игру бытия с годами и числами отнюдь не торжественно, а скорее весело, и я позволю себе перейти ко второй, поэтической части моего обращения: «О полдень жизни! Вторая юность!» Я с большой радостью хотел бы сесть с Вами на берегу этого идиллического озера, чтобы выпить бокал-другой вина, которое я, по этому случаю, принесу из подвала. Этому вину больше лет, чем нам с Вами вместе взятым. В прозаическом процессе старения оно обретает мягкость, аромат, зрелость и гармонию. Давайте следовать его примеру!