То, что Вы хотите устроить ряд обсуждений, несомненно, хорошо. Немцев, учитывая двенадцать лет гитлеровских репрессий, Вы найдете мало, но, возможно, отыщете среди стариков, писавших до тридцать третьего года. Я сам никогда не собирал иностранцев, хотя, по большей части, они намного лучше немцев; поэтому мне нечего Вам прислать. Несколько книг, вероятно, есть у меня дома, но и их я не могу Вам отправить, потому что моя экономка не знает, где они находятся, а я тоже этого не знаю. Однако, может быть, что-нибудь найдется в собрании издательства.
Было бы очень хорошо, если бы в проспекте указали, что все мои книги были переведены более чем на двадцать языков («На Западном фронте без перемен» — на сорок пять). Все переводы имели успех и сделали меня самым известным немецким автором в мире. Не повредит после двенадцатилетней гитлеровской паузы еще раз напомнить о моих книгах.
Меня радует, что Вы столь мужественно взвалили себе на плечи тяжкое наследие доктора Витча и хотите продолжить его дело. Конечно, это нелегко — ибо мне иногда уже раньше казалось, что жизнерадостный и заразительный энтузиазм доктора Витча не всегда шел рука об руку с холодным деловым расчетом, а порой и перевешивал последний. Но именно это отличает великого издателя, но это не всегда легко для преемника. Будем надеяться, что самое тяжелое и трудное время позади и у Вас впереди, ко всему прочему, целый ряд успешных книг. Я постараюсь не подвести.
Пожалуйста, передайте мой привет Вашей супруге. С наилучшими пожеланиями и сердечным приветом
Ваш
Эрих Мария Ремарк.
P. S. Я уверен, что Ваше рекламное бюро информирует книготорговцев и специальные издания выходят вовремя, чтобы книготорговцы могли принимать тиражи и иметь резервы на случай повышения спроса. Помнится, я был в Берлине, когда вышла моя последняя книга, и у меня взял телевизионное интервью Фридрих Люфт*. Я быстро сообщил об этом доктору Витчу — но мой телефон целый день надрывался от звонков, потому что торговцы исчерпали весь запас, но не могли получить дополнительные книги. Такого с нами не должно случиться ни в коем случае. (Видите, старый рекламщик из агентства шинного завода «Континенталь» снова проснулся во мне, невзирая на возраст.)
Еще раз наилучшие пожелания успешной работы Вам и издательству.
Ваш
Э. М. Р.
Райнхольду Невену дю Мон/«Кипенхойер и Витч», Кельн
Рим, 27.05.1968 (понедельник)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Рим, отель «Де ла Вилле»
Виа Систина, 27 мая 1968 года
Дорогой доктор Невен дю Мон!
Вчера я получил материал к запланированному Вами проспекту и хочу сразу Вам на него ответить. Для меня большая загадка, почему господин Маркузе* вытаскивает на свет божий интервью двадцатилетней давности. Как писатель, он должен знать, насколько часто превратно понимают и неверно цитируют такие интервью. Я не могу себе представить, что я мог такое сказать — скорее все дело в том, что я, наверное, перестал быть немцем из-за того, что меня лишили гражданства или что-нибудь в этом роде. Я всегда говорил по-немецки и всегда писал по-немецки. Зачем же вытаскивать из нафталина интервью, видимо, плохо понятое журналистом? Это может разозлить. «Дойче зольдатенцайтунг» поймет и использует это по-своему, да и другие листки тоже от нее не отстанут.
Критику Фридриха Люфта относительно моей пьесы я забраковал*. Это одна из худших критических статей, и к тому же пьеса никогда не издавалась в виде отдельной книги. Я и сейчас над ней работаю, и она с тех пор сильно изменилась. То есть это критика пьесы, которой уже фактически не существует.
Статья Иоахима Кайзера*, наверняка, является в брошюре ключевой. Это умная, толковая статья, составленная из обсуждений «Жизни взаймы» (моей самой слабой книги) и дополнений к ним. Сравнение с Карлом Маем (морализирующим болтуном, которого я просто ненавижу) было для меня очень болезненным — без этого сравнения мне было бы легче (см. ниже с. 4). Однако самое удивительное, но отнюдь не самое радостное я нашел на с. 5–6, где обнаружил, что между «На Западном фронте без перемен» и «Ночью в Лиссабоне» я написал целую серию захватывающих, эффектных бестселлеров. Черт возьми! Если бы он писал просто «книги», так нет — «бестселлеры»?
Какой сомнительный подарок ко дню рождения! Должен ли я его принять? Думаю, что нет. Нельзя ли все это просто предать забвению и рассматривать лишь как неплохо задуманную Вами попытку, оставив ее в покое? Такой исход мне понравился бы больше всего. Мне очень жаль, что все это происходит так поздно, но Вы же сами хотели прислать мне этот материал раньше, и я очень рад, что Вы это сделали. Не считайте меня кисейной барышней, я прекрасно понимаю: Кайзер написал великолепную статью, но я твердо знаю, что только самые отпетые телята сами выбирают себе мясника.
Вы и сами, наверняка, хотя бы немного чувствуете, что все это очень смахивает на своего рода панегирик усопшему. Давайте оставим эту затею и будем радоваться жизни, которая для нас пока еще не закончилась.
Примите мою благодарность за Ваши усилия. Десятого мы* будем во Флоренции, а с пятнадцатого снова в Порто-Ронко, где пробудем все лето.
Наилучшие пожелания от Вашего
Эриха Марии Ремарка.
Федеральному президенту Федеративной Республики Германия Генриху Любке
Порто-Ронко, 08.07.1968 (понедельник)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Глубокоуважаемый господин федеральный президент!
Вы прислали весьма дружественную телеграмму по случаю моего семидесятилетия, за что мне хотелось бы сердечно Вас поблагодарить. Человеческое понимание, которое Вы проявили ко мне и моему труду, очень глубоко меня тронуло особенно потому, что оно было выказано высшим руководителем страны, где я родился и где прошла моя юность и молодость. То, что позже произошло недоразумение, стало неизбежностью в то время ужасающих недоразумений и их не менее ужасных последствий — и то, что считалось личным позором, стало благодаря этому честью, пусть даже и трагической. Несмотря на то что я уже в течение многих лет не проживаю в Федеративной Республике, я принимаю живое участие в ее судьбе и становлении — ибо так же нелепо, как проклясть родную страну из-за ее кровавого прошлого, было бы ее забыть. Именно поэтому Ваши теплые слова произвели на меня особенно сильное впечатление и доставили мне большую радость, глубоко мною уважаемый господин федеральный президент. Хочу еще раз принести Вам за это мою сердечную благодарность.
Преданный Вам,
Эрих Мария Ремарк.
Эмилю Герцу
Порто-Ронко, 22.07.1968 (понедельник)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Дорогой и глубокоуважаемый господин доктор Герц!
Изо всех поздравлений, полученных мною по случаю семидесятилетия, именно Ваше письмо доставило мне наибольшую радость. Как же хорошо, в мельчайших деталях и подробностях, Вы все помните! Даже то, как мы с Вами вместе чревоугодничали! Я тоже очень живо все это помню. Прошлой зимой я встретил в Риме Карла Цукмайера, и мы с любовью вспоминали Вас и весь вечер говорили о тех прекрасных временах, когда мы были вместе.
Еще я очень хорошо помню, как Вы советовали мне покинуть Германию* и переехать в Швейцарию. Какой это был добрый совет! Сколько раз я потом с благодарностью его вспоминал! В 1939 году я уехал в Америку, а пять лет спустя* стал гражданином США, которым до сих пор и являюсь.
С какой радостью я встретился бы с Вами! Но за последние годы я перенес несколько инфарктов и не могу приехать в Америку ни зимой, ни летом. Очень рассчитываю на весну. Тогда я с большой радостью сразу позвоню Вам.
Как хорошо и ясно Вы пишете! Намного лучше, чем я. Правда, я недавно тоже перенес небольшой инсульт. А Ваши воспоминания! Как удивительно они полны! Как хорошо было бы нам с Вами дружески поболтать. Надеюсь, что скоро это произойдет.
Тысяча сердечных приветов и наилучшие пожелания
от Вашего старого друга
Эриха Марии Ремарка.
Сирилу Сошке
Порто-Ронко, 02.09.1968 (понедельник)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Дорогой господин Сошка!
Да, это так; приблизительно в это же время сорок лет назад я принес рукопись* в издательство «Пропилеи», точнее, мой друг и родственник Улльштайна, Фриц Мейер, отдал ее Фрицу Россу*, который потом и сообщил мне, что рукопись принята. Кажется, будто все это было совсем недавно! Но сколько ужасных событий произошло с тех пор! Моя книга не смогла ничего остановить, хотя я очень надеялся, что она — пусть и в малой степени — поможет осознать ответственность перед развязыванием новой войны. Вероятно, не стоило рассчитывать на такое прямое воздействие, но что-то все-таки осталось, так как я видел отрывки из нее в школьных учебниках за границей (но не в Германии). Думаю, что эти отрывки можно найти в учебниках и теперь.
Я очень хорошо помню Ваше участие в издании книги. Как много надежд мы тогда питали! Совсем недавно я получил письмо из Америки, от доктора Герца* из Рочестера. Ему девяносто два года, а почерк у него, как у тридцатилетнего!
Когда я в следующий раз буду в Берлине, я непременно позвоню Вам, чтобы встретиться и снова погрузиться в воспоминания о старых временах.
Сердечный привет от Вашего старого друга
Эриха Марии Ремарка.
Совету города Оснабрюк
Рим, 31.12.1968 (вторник)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Господам членам совета города Оснабрюк
Уважаемые господа!
Сегодня, в последний день уходящего года, я получил от своих друзей из Оснабрюка известие о том, что в связи с двадцать пятой годовщиной гибели моей сестры, Эльфриды Шольц, Вы решили назвать ее именем одну из улиц Оснабрюка. Я глубоко тронут этим великодушным и благородным жестом и хочу выразить Вам за это мою сердечную благодарность.